— Брось, — сказала я. — Я говорю о том, что ты мне привез об этом плотнике.

— А, об этом, — сказал он и вернулся за портфелем. — Как ты знаешь, я не думал, что мне удастся особенно вникнуть в это дело. Если бы это не касалось тебя, я бы не стал…

— Расскажи мне о нем, — попросила я.

— Я думаю, он вполне мог натворить невесть чего, и в этом случае тебе едва ли будет с ним особенно весело. Ты узнала о нем что-нибудь еще?

— Нет, — ответила я. — На этой неделе я решила последовать твоему совету и не создавать трудностей самой себе. Я больше не собираюсь с ним встречаться, изображать дружбу и все такое. Если ему это и не по душе, он все равно должен будет с этим примириться.

— О, ты опять за свое… — Майк открыл портфель, извлек из него скоросшиватель и протянул мне. Потом открыл банку и в один миг переправил большую часть содержимого себе в глотку. Это было еще одним качеством, на которое я когда-то купилась — его безудержность и нерасчетливость. Самые элементарные действия — такие, как поедание крекера, расчесывание волос, вытирание носа — он выполнял с таким видом, словно ему угрожала смертельная опасность. А на самом деле это был веселый и легкомысленный человек.

Когда он поставил банку на стол, я решила заставить его раскрыть карты:

— Я рада, что ты здесь, — сказала я.

— Ну-ну, — поморщился он. — Только не выгоняй меня, а то Челси голову с меня снимет.

Таким он был и раньше — мог потратить уйму времени и сил, чтобы заставить тебя сказать ему, как он тебе нравится, а когда это наконец случалось, он мялся и смущенно косился в сторону.

— Конечно, мы постараемся не сердить старушку Челси, — сказала я.

— Ты знаешь, до того, как я женился на ней, я был просто балбес. Она необыкновенная женщина. Когда она что-нибудь говорит, ты никогда сразу не поймешь, к чему она клонит. — Пока он говорил, я раскрыла папку и стала рассматривать фотографии и ксерокопии документов. — Но она всегда знает, чего хочет. Когда она была беременна Тифани и все должно было вот-вот разрешиться, она сказала, что ей нужен какой-то определенный доктор и, пока он не приедет, ничего не начнется. Но стоило ему войти, улыбнуться ей и сказать, что все идет, как надо, и старушка Челс поднатужилась, секунда-другая и — з-з-зип — ребенок тут как тут. Я спросил: «Челс, как тебе это удалось?» И она ответила: «Майк, запомни, если человек захочет, он сможет все».

На каждом листе стояла печать: «Конфиденциальные полицейские сведения».

— Насколько противозаконно показывать такие материалы постороннему лицу? — спросила я Майка.

— Если для этого нет убедительных причин, это, конечно, преступление. Но ты ведь не собираешься передавать что-нибудь в прессу?

— Конечно, нет. Мне только самой нужно знать.

— Ну, а в таком случае я увезу все назад и никто ничего не заподозрит.

— А он изменился за двенадцать лет, — сказала я, рассматривая газетную фотографию. — За двенадцать? Да? — Фотография изображала Тома, выходящего из зала суда.

— Семьдесят девятый год… Да, почти двенадцать. А что ты называешь изменениями?

— Он прибавил в весе и, кроме того, теперь у него борода. Тогда лицо у него было более округлым, но теперь он, кажется, раздался в плечах. И глаза у него стали лучше — может быть, здесь он плакал или не выспался? И волосы не такие светлые — уж не красит ли он их? Теперь они гораздо темнее.

— Не глупи, Джек. Конечно, он их красит.

— Да, похоже, — сказала я и отложила листок в сторону. — И выглядит он теперь куда более здоровым. Он рассказывал мне, что в то время он был отчаянным кокаинистом, хотя никто об этом не догадывался.

— Вполне может быть, — сказал он, углубляясь в бумаги. — Он находился в лечебнице, но, наверное, не ради того, чтобы избежать судебного преследования. Я предполагал, что тут могут быть замешаны наркотики. Ко всей истории это подходит лучше, чем что бы то ни было. У этого парня имелись причины для того, чтобы лечиться, и, похоже, на него сразу обрушилось слишком много проблем. В Калифорнии он наломал немало дров.

Я продолжала рассматривать копии отчетов.

— Почему он не предстал перед судом, если для этого были все основания? — спросила я.

— Основания… Его жена была неплохо обеспечена, и он тратил время неизвестно на что, влезал в долги. У него была любовница… Я думаю, он не привык себе ни в чем отказывать. А эти долги… Я предполагал, что без наркотиков здесь не обошлось. Не понимаю только, почему Рамсей прошел мимо этого…

— Это была не любовница, а просто его пациентка.

— Нет, Джек, — сказал он. Порывшись в папке, он вытащил какую-то бумагу и указал мне на начало второго абзаца: — Вот это касается пациентки, а это, — он указал на первый абзац, — любовницы. Я думаю, у него была еще парочка женщин. Особенно после того, что ты мне рассказала. Где-то здесь есть показания его родителей — они мало что точно о нем знали, но беспокоились и, не доверяя ему, все же ссужали его деньгами.

— Почему же он все-таки не предстал перед судом?

— Во всяком случае не потому, что за ним ничего не было. Он завяз по уши, но неопровержимых доказательств не хватало. Дело не закрыто до сих пор.

Я по-прежнему держала в руках бумаги, читала, уперевшись локтями в стол, но внутри у меня все кипело.

— И вполне возможно, что тебе он сказал правду — почти правду. Может, он находился под действием наркотиков и сам не помнит, как сделал это с женой и дочкой. Они обе были в постели у жены. А может быть, тут что-то другое — главное, что он мог это сделать.

Я снова взглянула на фотографию. Он не походил на сумасшедшего и у него был весьма расстроенный вид. Вокруг глаз — темные круги, рот приоткрыт, щеки впали, лицо в оспинах. Это меня удивило — ведь со временем такое не проходит, разве что он сделал пластическую операцию… Правда, я никогда не видела его тщательно выбритым.

Я прочитала описание: глаза карие, волосы каштановые, рост сто семьдесят семь сантиметров, вес семьдесят килограммов — с тех пор он прибавил килограммов десять… Поврежденный нос, рубец на левой лопатке. Я не видела никакого рубца — интересно, откуда он взялся? Об оспинах на щеках — ни слова. Может быть, виновато качество фотографии?

— А что ты можешь сказать о том пациенте?

— О, это сам дьявол.

— Девэлиан?

— В каких только преступлениях его не подозревали: в похищении людей с целью вымогательства, в мошенничестве, в изнасиловании, в шантаже, в убийстве… Его взяли по подозрению в поджоге, но он был скользкий, как угорь. Менял внешность, имел целую пачку удостоверении личности, мог исчезнуть в самый неожиданный момент. Очень трудно было поймать этого типа.

— Так может быть, он и виновен в убийстве женщины и ребенка?

— Весьма маловероятно. И хотя он исчезал из больницы, чтобы учинить тот пожар, тут обстоятельства были совсем иные. Ему предписали месячный курс, и он был до такой степени напичкан транквилизаторами, что и бык не двинулся бы с места. А потом, прежде, чем он смог выбраться из лечебницы, его перевели в отделение менее строгого режима, там он спокойно мог уклониться от приема лекарств, кроме того, его отсутствие было замечено. В случае же с Лоулеровским убийством он находился под наблюдением почти постоянно — каждый час был обход. И маловероятно, что он мог спрятать пилюли и остаться в форме. Твой психолог уцепился за Девэлиана, потому что тот угрожал ему и его семье.

— Он записал это на пленку.

— Да, кажется.

— И что же стало с Девэлианом?

— Рамсей занимался им какое-то время, но, оказавшись на свободе, Девэлиан нарушил свое обещание и покинул штат. Было подозрение, что он преследовал Лоулера за то, что тот хотел уличить его, но потом он исчез окончательно. Рамсей передал его дело в федеральное управление — это была папка толщиной восемь-десять сантиметров. А твой приятель не перенес всех испытаний и тоже уехал из Калифорнии куда-то на север.

— В Орегон.

— Возможно. Рамсей говорил, что слышал от Лоулера — Девэлиан на самом деле следовал за ним по пятам. Но я не знаю, правда ли это и есть ли какие-то доказательства.

— Получал ли он какие-нибудь деньги за жену? — спросила я.

— Не очень много. Ведь он сам оказался под подозрением. Его не арестовали, но и уехать, куда угодно, он тоже не мог. Его держали на привязи — наверное, это было для него не сладко. Он был очень упрям и утверждал, что достанет убийцу из-под земли, но Рамсей не особенно прислушивался к таким обещаниям. Во всяком случае, года через два ему разрешили уехать при условии, что он будет информировать полицию о своих переездах.

Я закрыла папку, отхлебнула немного вина и скрестила рука на груди.

— Майк, скажи мне, кто он?

— Независимо от того, делал он это или нет, его прошлое весьма неприглядно.

— Какие документы убедили тебя, что он — одержимый и хладнокровный убийца?

— Послушай, Джек. Есть хладнокровные убийцы, преподающие в воскресных школах. Ты явно смотрела слишком мало еженедельных сериалов. Это обычное дело, что преуспевающий и обаятельный мужчина убивает свою очаровательную жену, а очаровательная и счастливая жена избавляется от мужа. Правда, можно сказать, что этот Лоулер — не рецидивист, это его единственная стычка с законом. Даже когда Рамсей следил за каждым его шагом, он не делал ничего, что можно было бы обернуть против него. Он не из тех, я думаю, что караулят в кустах проходящих мимо школьниц. То, что он сделал с женой и дочкой, он носит в себе, но я не думаю, что мы что-нибудь об этом узнаем. Знает только он — и больше никто. Скажи мне одно — ты сильно в него влюблена?

Я взяла стакан:

— Я совсем не влюблена.

— Стало быть, ты легла в постель с человеком, которого не любишь? — спросил он с притворным непониманием.

Я подумала, не сказать ли ему, что пару раз со мной такое случалось и что в первом случае дело кончилось разводом. Это не было бы полной правдой, но прозвучало бы весьма забавно. Однако… мне не очень хотелось шутить. Все было слишком серьезно.

— С тех пор, как не стало Шеффи, в моей жизни больше не было никакой любви. Но, при всей моей болезненной чувствительности, я не уверена, что меня легко увлечь. Просто я в первый раз подумала, что я совсем одна и, в общем-то, тело мое еще живо. А Том оказался рядом.

Майк терпеливо слушал, смотря мне в глаза и не порываясь пошутить или усмехнуться.

— После смерти Шеффи у тебя ведь кто-то был…

— А, Брюс, ты помнишь его? Хороший парень, но это было еще до того. Я думаю, он колебался полгода… Да, те длинные и ужасные полгода. Но тогда…

Я осеклась, потому что раздался звонок в дверь. Майк вскочил и бросился к выходу.

— Майк, — запротестовала я. — Это мой дом!

— Все в порядке, Джек. Я открою, не волнуйся:

— Где мисс Шеппард? — услышала я голос Свини, прозвучавший не слишком дружелюбно.

— Я здесь, Свини, — рассмеялась я. — Этот неожиданный посетитель — мой…

— Друг, — подхватил он, глядя через плечо Майка.

— Нет, Свини, это Майкл Александр, мой бывший муж. А его нынешняя жена — моя лучшая подруга. — Свини смутился. Он, наверное, подумал, что это какая-то шутка сумасшедших и диких калифорнийцев. — Мы были женаты всего год, но расстались друзьями, так что Майк считает, что может спокойно навещать меня.

Свини уставился на Майка — он явно не знал, что делать. Но тут он был не виноват, положение оказалось бы сложным не только для него. Наконец он произнес:

— Не знаю, слышали ли вы об этом, мисс Шеппард… Мы с Боджем обнаружили это еще вчера, но я не хотел говорить вам до тех пор, пока мы еще что-нибудь не узнаем. Похоже, что ваш случай не единичный. — Он протянул мне номер местной газеты. Из сообщения, помещенного на восьмой странице, следовало, что во многих домах были обнаружены следы непрошенных посетителей. Помятые кровати, переставленные стулья, посуда. Корреспондент утверждал, что жалоб было бы гораздо больше, если бы такие следы можно было бы обнаружить в домах, в которых проживают большие семьи, но там это обычно остается незамеченным.

Если бы вместе со мной жил ребенок, я, конечно, не обратила бы внимания на опрокинутый бокал или отпечаток на кровати. А если бы и обратила, но ребенок отрицал, что это его рук дело, я все равно не придала бы этому никакого значения.

— Как вы на это наткнулись? — спросила я Свини.

— Кажется, еще в четверг Боджу звонили какие-то женщины. Они обе утверждали, что кто-то побывал в их доме во время их отсутствия. Одна сказала, что кто-то открыл сковородку с жареными бобами и перевернул вверх дном ящик с нижним бельем. А другая — что дверь ее гаража оказалась открытой, хотя она сама закрыла ее перед уходом, и, кроме того, ящик для мусора был занесен с улицы в дом.