Кэрол Мортимер - Свидание в храме Афродиты

Мэрайя оказалась совершенно не готова к тому, что Уолфингэм обнимет ее, не говоря уже о поцелуе. Настолько не готова, что она, не отдавая в том себе отчета, ответила на его поцелуй, после чего обнаружила, что ее руки каким-то образом оказались на груди Уолфингэма, а его губы продолжают страстно терзать ее рот. Она остро чувствовала все его тело, как его возбужденное естество прижимается к низу ее живота.

Она позволила себе ненадолго насладиться кратким триумфом – ведь очевидно, что Дэриэн Хантер, холодный и надменный герцог Уолфингэм, возбужден. Возбужден от ее близости, объятий, поцелуя…

После краткого мига триумфа последовали паника и отчаянная потребность освободиться. Она уперлась руками в его твердую мускулистую грудь, одновременно пытаясь вырваться из плена его чувственных губ.

– Отпустите меня немедленно, Уолфингэм!

В приглушенном сиянии свечей ее глаза излучали гнев, грудь бурно вздымалась от волнения. Мэрайя ухитрилась отодвинуться от него на пару дюймов, однако полностью освободиться из его рук ей не удалось.

– Вы слишком увлеклись, защищая интересы своего брата, сэр! – горячо воскликнула она, продолжая упираться ладонями ему в грудь.

Однако Дэриэн, похоже, не собирался ослаблять стальное кольцо своих рук. Он крепко сжал челюсти:

– Это не имеет отношения к моему брату.

– Как раз имеет!

Дэриэн тяжело дышал, способность трезво рассуждать улетучилась как дым. Когда он смотрел на Мэрайю, его разум словно затуманивался, и он не мог сформулировать ни одной более-менее ясной мысли. Все, что он мог, – это вспоминать восхитительный вкус ее нежных медовых губ, чувствовать изгибы ее стройного тела, вдыхать ее головокружительный аромат, заставлявший его естество пульсировать и наливаться желанием.

Желанием, которое Мэрайя, видимо, не разделяла.

Он страдальчески поморщился:

– А что, по-вашему, должно было произойти, когда вы пригласили меня сопровождать вас одну в галерею, Мэрайя?

– Ну уж никак не это! – Ее грудь все еще бурно вздымалась и опускалась, пока ее ладони удерживали его на расстоянии. – Точно не это!

На хмуром лице Дэриэна отразилось беспокойство, когда он расслышал подавленное всхлипывание в ее голосе.

– Мэрайя…

– Полагаю, леди ясно выразила желание, чтобы ее отпустили, Дэриэн!

Дэриэн резко повернул голову при звуке обвиняющего голоса брата. Он свел брови к переносице, увидев, что с порога галереи за ними наблюдает Энтони. На лице его ясно читались отвращение и ярость.

Отвращение и ярость, которые Дэриэн полностью заслуживал, принимая во внимание очевидные страдания Мэрайи и чувства его брата по отношению к этой женщине, которую Дэриэн сейчас держал в своих объятиях.

Чувства, о которых Дэриэн в своем неистовом стремлении завладеть губами Мэрайи совершенно забыл.

Он разжал руки и шагнул назад. Заметив, что Мэрайя пошатнулась, он протянул руку, намереваясь поддержать ее.

– Не прикасайтесь ко мне! – набросилась на него Мэрайя, на ее щеках лихорадочным огнем горели красные пятна. Она отвернулась от него. – Будьте любезны, лорд Энтони, проводите меня в бальный зал леди Стоктон, – сухо попросила она, направляясь к выходу из галереи, где приняла руку, любезно предложенную ей Энтони.

Энтони чуть помедлил, бросив поверх головы Мэрайи предупредительный взгляд на брата:

– Я передумал, Дэриэн. Мы поговорим сегодня же вечером, а не завтра утром.

Дэриэн прекрасно понял смысл его слов. Это была угроза, а не обещание.

На следующий день Дэриэн задумчиво сидел в кресле перед камином в своем любимом клубе. Только что он с удовольствием пообедал в компании двух своих самых близких друзей, Кристиана Ситона, герцога Сатерленда, и Гриффина Стоуна, герцога Ротерхэма.

– Так ты говоришь, что утром, когда ты заехал в Карлайл-Хаус, графиня отказалась тебя принять? – уточнил Сатерленд.

Дэриэн мрачно уставился в свой бокал с любимым бренди:

– Ее дворецкий заявил, что графиня нездорова и никого не принимает.

– Женщины вообще склонны к различного рода недомоганиям, ты же знаешь, – сочувственно кивнул ему Ротерхэм.

Дэриэн бросил хмурый взгляд на своего друга, развалившегося в кресле напротив:

– Думаешь, болезнь настоящая, а не просто предлог не принять меня?

– Ну, так далеко я бы не заходил, – задумчиво протянул Ротерхэм. – Все-таки, по твоим же словам за обедом, ты выставил себя порядочным глупцом. Бросать обвинения и оскорбления светской даме в лицо – это верх неучтивости! И где только были твои манеры?

Дэриэн страдальчески поморщился:

– Спасибо за поддержку, дружище. – Во время обещанного позднего визита в Уолфингэм-Хаус Энтони в самых красочных выражениях объяснил Дэриэну, как безобразно он вел себя по отношению к Мэрайе Бичем, и в дополнительных разъяснениях со стороны Ротерхэма Уолфингэм уже не нуждался.

Необходимость извиниться перед Мэрайей и стала причиной, побудившей Дэриэна поехать к ней сегодня утром. Только для того, чтобы дворецкий объявил ему, что леди Бичем не принимает! Дэриэн даже мельком не увидел графиню, не говоря уже о том, чтобы принести ей свои извинения, и отправился ни с чем восвояси.

– Не бери в голову, старина. – Ротерхэм ободряюще улыбнулся другу.

– А она красавица, графиня Карлайл, – одобрительно пробормотал Сатерленд, удобно устроившись в кресле.

– О да! – с готовностью кивнул Ротерхэм.

Дэриэн недовольно взглянул на своих друзей:

– Кто-нибудь из вас с ней… – Он даже не смог себя заставить закончить это предложение – одной мысли о том, что Сатерленд или Ротерхэм могли когда-то быть любовниками Мэрайи, было достаточно, чтобы еще больше омрачить его и без того ужасное настроение.

– Никогда не имел удовольствия. – Сатерленд с очевидным разочарованием вздохнул.

– К сожалению, нет, – печально отозвался Ротерхэм.

Дэриэну стало чуть легче дышать. По крайней мере, двое его лучших друзей не состояли в любовной связи с графиней. Хотя ходили слухи, что этой чести удостоилось множество других джентльменов!

– Полагаю, всегда остается вероятность, что графини попросту не было дома, когда ты заезжал к ней сегодня утром. – Сатерленд вопросительно приподнял бровь. – Ты упомянул, что они с Мэйстоуном довольно тесно общались на балу, так может, она направилась к нему с визитом? Я только предположил! – примирительно пожал плечами Кристиан, заметив, как напрягся Дэриэн.

– Эта мысль приходила мне в голову. – Естественно, он уже думал о том, что Мэрайя могла провести ночь где-то еще, кроме собственного дома в Лондоне. Размышляя над этим, он припомнил, что Мэрайя сопровождала на бал к Стоктонам свою дочь и вряд ли решилась бы покинуть столь юное создание, чтобы уйти к любовнику.

Хотя она могла выйти из Карлайл-Хаус уже после того, как проводила Кристину домой…

Дэриэн беспокойно заерзал в кресле, осознавая, что выказывает слишком большой интерес к персоне Мэрайи Бичем перед своими друзьями, которых светское общество как раз и нарекло «опасными герцогами», но ничего не мог с собой поделать.

– Надеешься продвинуться в этой области? – Сатерленд с любопытством наблюдал за терзаниями друга.

Надеялся ли он?

Прошлой ночью Дэриэн так и не смог заснуть в бесплотных мечтаниях о Мэрайе, он вновь и вновь чувствовал под своими руками ее нежное стройное тело и не мог забыть медовый вкус ее губ…

Как же он желал ее!

Но он не хотел испытывать это желание!

Потому что все те доводы, которые он приводил Энтони, прося его положить конец их отношениям с Мэрайей Бичем, относились и к самому Дэриэну, за исключением разницы в возрасте, разумеется. Его связь, любая связь с имеющей дурную репутацию в свете графиней абсолютно неприемлема.

Однако здравые рассуждения, казалось, никак не уменьшили силу желания Дэриэна. И это очень его беспокоило.

О, Дэриэн вполне мог завести любовницу, если бы ему того захотелось. Но Мэрайя Бичем, женщина, чью личную жизнь обсуждали практически во всех салонах высшего света, увы, не подходила герцогу Уолфингэму даже на эту роль.

Его продолжительная работа на корону приучила Дэриэна по возможности держаться в тени и не привлекать к себе ненужного внимания. А любая связь с Мэрайей Бичем немедленно станет достоянием гласности, и в конечном счете он станет центром тех слухов, которые всегда и всюду сопровождают эту женщину. Дэриэн желал бы избежать сплетен, даже если бы Мэрайя и захотела вступить с ним в связь.

А она – и это Дэриэн знал совершенно точно, особенно после разъяснительной беседы с Энтони, – этого не хотела.

Лежа в своей кровати, Дэриэн повторял эти доводы вновь и вновь, но так и не сумел обрести покой.

После сегодняшнего горького разочарования, когда ему не удалось увидеть графиню и поговорить с ней, он уже не был так уверен в своем ответе на заданный вопрос.

– Конечно же нет! – резко ответил он Сатерленду. – Я задолжал леди извинения, и мне лишь хочется побыстрее покончить с этим делом, вот и все!

– Слегка переборщил с протестующими заявлениями, тебе так не кажется, Сатерленд? – Гриффин Стоун повернулся в кресле, чтобы взглянуть на друга.

– Более чем, я бы сказал, – лениво протянул Сатерленд, и оба мужчины развернулись к Дэриэну, одновременно приподняв брови над лукаво поблескивающими глазами.

Осуждающе посмотрев на расшалившихся друзей, Дэриэн легко выдержал их взгляд. Разговор с ними лишь укрепил его в решении как можно быстрее принести свои извинения злополучной графине и вернуться к их прежним отношениям. То есть к полному безразличию к судьбе друг друга.

* * *

В том, что так оно и случится, Дэриэн засомневался уже на следующее утро, когда оказался в золотой гостиной Мэрайи: его взбунтовавшееся тело тут же предательски отреагировало на появление блистательной графини Бичем.

На этот раз он заблаговременно послал ей записку с просьбой уделить ему время для визита. Эта предосторожность уберегла его от риска вновь уехать из ее дома ни с чем.

Мэрайя выглядела поистине божественно! Изысканное модное платье бледно-лимонного цвета выгодно оттеняло яркость ее бирюзовых глаз и нежность кожи, а золотистые локоны нежно обрамляли бледное лицо совершенной формы, подчеркивая белизну грациозной шеи.

Могла ли бледность графини указывать на то, что вчерашняя болезнь не была мнимой? Тут Дэриэну было над чем призадуматься.

– Вы чувствуете себя лучше сегодня? – спросил он, галантно принимая ее затянутую в перчатку руку, которую она протянула ему для приветствия.

– Как вы предупредительны, Уолфингэм. С трудом вас узнаю! – съязвила Мэрайя, проворно отнимая свою ладонь. Она заняла свое прежнее место на золотом парчовом диване, роскошная ткань которого превосходно оттеняла ее наряд. Как и было задумано?

Он недовольно поджал губы:

– Не могли бы мы, по крайней мере, попытаться вежливо поговорить друг с другом, а не начинать заново бесконечные споры?

– Боюсь, дело не в ссорах, Уолфингэм. Мы просто не нравимся друг другу.

Он резко вдохнул. Все было совсем наоборот, ему нравилась Мэрайя Бичем, даже слишком сильно нравилась, более того – он желал ее.

Не дождавшись ответа на свою колкость, Мэрайя стала изучать Уолфингэма из-под опущенных ресниц.

Самым искренним ее желанием было никогда не оказаться вновь наедине с этим мужчиной. Она согласилась на их встречу лишь потому, что знала: нельзя бесконечно избегать общества этого человека, если он решил иначе. Ее вчерашнее заявление о болезни не было полностью выдумкой – Мэрайя и вправду чувствовала себя плохо. Она провела в постели почти все утро, и голова раскалывалась от боли после беспокойной и бессонной ночи.

Потому что она никак не могла перестать думать о Дэриэне Хантере. О его поцелуе.

И забыть, с какой страстью она ему отвечала.

Ее реакция настолько поразила ее и так сильно беспокоила, что вот уже две ночи ей не удавалось спокойно спать.

После чего Мэрайя поклялась себе, что такое больше не повторится.

Не должно повториться!

И теперь, находясь в полном замешательстве, она должна была признаться себе, что Уолфингэм сегодня выглядел очень привлекательно, даже раздражающе привлекательно, в отлично сшитом по последней моде сюртуке темно-зеленого цвета, белоснежной рубашке и темно-желтых брюках, которые подчеркивали стройность длинных мускулистых ног, обутых в черные ботфорты с темно-коричневыми отворотами. Волосы, как обычно, были уложены в легком беспорядке.

Она тоже заметила бледность его лица и круги под темно-зелеными глазами. Может быть, потому, что Уолфингэм, как и она сама, тоже плохо спал две ночи кряду?

Хотя она в этом сомневалась по нескольким причинам.

Вопреки всему – ее антипатии к Уолфингэму и годам несчастливого брака с Мартином – она впервые в жизни чувствовала, что ей понравилось, действительно приятно было оказаться в объятиях этого мужчины.