– А что с твоей матерью? – спросил Олег и тут же пожалел об этом. Вдруг девушка воспримет его вопрос как праздное любопытство. Но она не восприняла.

– У нее всю правую сторону парализовало… – ответила она без всякого раздражения и тоски, как человек, давно смирившийся со своей участью, – да и левая все хуже и хуже работает. Представляете, она все хочет сама да сама, а ложку с трудом держит. Пока до рта донесет, все расплещет. Ну как такую оставишь? Да и разогреть нужно… И вообще… Ну вы понимаете…

– Слушай, Тоня! – улыбнулся Олег. – А что ты меня все на «вы» называешь, прямо как Палсеича? Тебе сколько лет?

– Двадцать…

– Ну вот! И мне двадцать! Какой же я тебе «вы»?

– Не знаю… – засмущалась девушка. – Мне так легче… Дистанция своеобразная…

– Ну и зачем тебе эта дистанция?

– Понимаете, нам очень нелегко живется. Мы с отцом во многом себе отказываем, потому что лекарства… И все такое… Чтобы в душу не лезли, не жалели, не смеялись, что так… одеваюсь, все-таки лучше держать дистанцию.

– Честное слово, я не буду лезть к тебе в душу, а уж тем более смеяться, поэтому давай на «ты»!

Тоня остановилась, очень серьезно посмотрела Олегу в глаза и сказала:

– Ну что ж… Я попробую… Я уже и так рассказала вам то, что никому, кроме той подруги, у которой лекции переписываю, не говорила.

– Ну вот! – огорчился он. – Опять на «вы»! Ну-ка повторяй за мной: «Олег, я в первый же свободный вечер пойду с тобой погулять по городу».

– Да? – залилась краской Тоня.

– Да, – очень тихо сказал Олег и почему-то тоже густо покраснел.


И они начали встречаться, редко и не больше чем на пару часов, поскольку оба были очень заняты. Тоня все свободное время продолжала ухаживать за парализованной матерью, а Олег изо всех сил пытался ликвидировать «хвосты». Тонины конспекты, написанные крупным четким почерком, действительно здорово ему помогли. Кроме того, девушка, пока сидела дома с матерью, делала для него выписки из книг и статей, и он довольно в короткий срок сумел справиться с кучей рефератов.

А на следующий год Лидия Андреевна, мать Антонины, умерла. Тоня совершенно спала с лица, все время плакала и была не в силах ходить в институт. И теперь уже Олег писал лекции на двоих, стараясь делать это, как никогда, аккуратно, чтобы девушка смогла разобрать его птичий почерк. Однажды он пришел к ней вечером с кучей тетрадей и учебников в полиэтиленовом пакете, чтобы помочь подготовиться к зачету по «Деталям машин». Они разложили по всему столу схемы, таблицы и чертежи, но Тоня никак не могла сосредоточиться на предмете. Из глаз ее ползли и ползли слезы, а из груди то и дело вырывались сдавленные всхлипы. Сердце Олега разрывалось от жалости к девушке. В конце концов он бросил на стол карандаш, которым водил по чертежу, объясняя принцип работы редуктора, и обнял ее за плечи.

– Тонечка, – нежно прошептал он ей в ухо. – Ну… не плачь… У тебя же теперь есть я… Конечно, я не смогу заменить тебе маму, но… Но я же могу другое… – и он начал целовать ее мокрые соленые щеки.

Девушка от его прикосновений дрожала всем телом. Олега тоже начала бить дрожь. Они оба были чисты и целомудренны. Их прикосновения друг к другу были первыми, и потому этот вечер и последующая за этим ночь запомнились обоим навсегда. Антонине, которая уже много лет отказывала себе во всем и привыкла жертвовать собой, наконец повезло. Ей не было особенно больно, и она в первый же раз испытала наслаждение, что нечасто выпадает девушкам и в последующие за первой ночи. Такая ей была награда за долготерпение.

– Теперь ты – моя жена, – сказал Тоне Олег, когда произошло то, что и должно происходить по ночам между любящими друг друга мужчиной и женщиной.

– А ты – мой муж, – откликнулась она. – Жаль, мама… Уже никогда не узнает, что мы… Мы ведь поженимся, правда?

– Правда, – солидно ответил Олег, потому что уже чувствовал себя главой семейства. – Я переведусь на заочное отделение, пойду на завод и…

– Ни за что! – перебила его Тоня. – Мне ничего не надо! Я привыкла, когда всего мало! Ты должен выучиться, как следует! Обещай, что не станешь переводиться на заочное!

Она села рядом с ним на колени, и всю ее тоненькую фигурку облил зеленоватый свет луны, сочащийся сквозь тюлевую занавеску. Олег провел рукой по ее плечу, шее, маленькой упругой груди и сказал:

– Ты красивая… как мраморная статуя… Какая-нибудь Венера… Я даже не представлял, что женское тело так красиво!

– Какая же я красивая? – искренне удивилась Тоня. – Папа говорит, что у меня только кожа да кости, посмотреть не на что!

– Что бы он понимал, твой папа! Ты самая красивая на свете! Я люблю тебя, Тонечка!

Он тоже привстал и попытался привлечь девушку к себе, но она отстранилась.

– Немедленно пообещай, что не будешь переводиться на заочное! – опять потребовала Тоня.

– Обещаю, – машинально ответил Олег, уже совершенно не думая об институте и различных формах обучения в нем.

Он думал о том, что он теперь с полным правом может называть себя мужчиной, потому что у него есть женщина, которая ему безумно нравится и на которой он непременно женится. И даже сегодня, несмотря на то что он еще не женился, он может прикасаться к самым потаенным местам ее прекрасного тела, и она не только не против, а даже, наоборот, рада этому.

Тоня тоже очень скоро перестала думать о заочном отделении, потому что вся отдалась новым ощущениям. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Она удивлялась, почему ей совершенно не стыдно, что она лежит перед парнем обнаженной и в самой раскованной позе. Она не стеснялась ничего и хотела в эту ночь получить как можно больше из того, что только может ей дать мужчина.

Они не спали всю ночь и не расстались бы и на день, если бы не должен был вернуться с ночной смены Тонин отец.

Через два дня они подали заявление, а через два месяца, которые в те времена ЗАГСы давали молодым в качестве испытательного срока, поженились. Свадьба было тихой и скромной. Кроме родителей и свидетелей, на ней никого не было. Тоня отказалась от белого платья и фаты, чтобы не тратить лишних средств из их скромного бюджета, но и без этих причиндалов была счастлива. Через положенные девять месяцев после их первой ночи родился сын Сашка. Учиться и поднимать сына было неимоверно трудно, но у них обоих уже был кое-какой опыт борьбы с трудностями, и они не унывали.

Сейчас Сашке исполнилось уже восемнадцать лет. В прошлом году он поступил в университет и в связи с семейными трудностями жил пока в общежитии. Был у Сашки семилетний братишка Тарасик. Он уже несколько месяцев подряд жил на Васильевском острове у Олеговой сестры, которая в свое время тоже приехала из Смоленска в Ленинград учиться и вышла здесь замуж. Когда Олегу становилось уж очень невмоготу без сына, он ехал после работы на Васильевский. Там прямо в коридоре торопливо обнимал Тарасика, совал ему часто совершенно ненужные подарки и старался как можно быстрее уехать домой…

В оконное стекло забарабанили тяжелые капли дождя. Наверно, опять изменился ветер. Что за дурацкая погода? Ни за что не угадаешь, как одеваться, брать ли с собой зонт. Синоптики без конца попадают пальцем в небо. Вот сегодня, например, была обещана сухая безветренная погода. И что? Хорошо, что Олег, как и многие питерцы, с весны по осень почти всегда носит в сумке зонт.

Он вдруг вспомнил Татьянино лицо с размазанной дождем косметикой. Как все-таки она похожа на Тоню. Конечно, не на теперешнюю… Теперешняя Тоня сама на себя не похожа… На ту, которую он так любил… У Татьяны такие же светлые волосы, собранные темной резинкой в обыкновенный хвостик на затылке. Бледная, слегка веснушчатая кожа. Нежные неяркие губы. Татьяна, как и Тоня, пользовалась только бледно-розовой помадой. И глаза! Самое главное – это глаза! Широко раскрытые, серо-голубые, со льдинкой. Когда первый раз видишь такие глаза, то их обладательница кажется холодной, как Снежная королева. Но если такую королеву согреть, льдинка тает, и из глаз идет такой свет, что щемит сердце.

Татьяна не хочет с ним встречаться, потому что он женат. Конечно, это характеризует ее с самой лучшей стороны, но… Разве он женат? Де-юре – женат, а де-факто… И это де-факто длится уже… третий год… Может быть, Татьяна дана ему как продолжение Тони… Взамен Тони… Олег содрогнулся. Что за мысли приходят ему в голову! Разве можно? Грех! Но в похожести этих двух женщин есть все-таки что-то фатальное и даже мистическое.

Посмотрев на часы, Олег Дунаев сполз с подоконника, очень тяжело вздохнул, в два прыжка перемахнул лестничный пролет и вставил ключ в скважину замка своей квартиры.


Уже поздним вечером после волнительного объяснения с Рудельсоном и Фенстером у Симоны так подскочило давление, что пришлось вызывать «Скорую помощь». На следующее утро Татьяна собиралась на работу одна. Сима, уже несколько отошедшая и от переживаний и от гипертонического криза, которым иногда бывала подвержена, напутствовала ее в том смысле, чтобы она не вздумала противиться Дунаеву, если тот задумает ее куда-нибудь пригласить. Татьяна в ответ пожала плечами, потому что не была уверена, что он ее куда-нибудь пригласит.

Олег Дунаев ее действительно никуда не пригласил, потому что с утра был отправлен шефом в цех для сверки чертежей. С одной стороны, Татьяна огорчалась, что целый день не видела его, с другой стороны, радовалась, что ей не пришлось ему отказывать. Все-таки он еще чужой муж, и проволочки со временем ей на руку. Сегодня он еще чужой муж, а кто знает, как дело повернется завтра…

Вернувшись с работы, Татьяна открыла дверь и сразу наткнулась на Жертву, которая сидела в коридоре с очень оскорбленной мордой. Ей было от чего оскорбиться. Дверь в комнату была закрыта, и не по-простому, а с прищемлением кухонного полотенца, потому что без полотенца кошка запросто открывала ее своей ловкой когтистой лапой.

– Обожди, – сказала Татьяна Жертве и собралась для начала снять куртку и сапоги. Но сделать ей это не удалось.

Дверь комнаты открылась, и в коридор вывалилось розовое тело Симы, наскоро замотанное тяжелым гобеленовым покрывалом с Татьяниного дивана. На золотистом покрывале были вытканы коричневые райские птицы. Одна из птиц уютно устроилась под правой грудью Симоны и нацелилась острым клювом на коричневый, в тон собственному ее колеру, крупный сосок.

Жертва не успела проскользнуть в комнату, потому что Сима прямо перед ее носом быстрехонько закрыла дверь опять на кухонное полотенце.

– Таня, – очень проникновенно начала она, не обращая никакого внимания на свою любимую кошку, – понимаешь, тут такое дело… Не могла бы ты куда-нибудь сходить на полчасика? Например, в магазин? У нас, кажется, нет… саго…

– Саго? – удивилась Татьяна. – Это того, которое крупа?

– Вот именно!

– Ну… и на что тебе саго? Врач прописал?

– Ну почему сразу врач… Просто хочется…

– Слушай, Симка, если бы я не знала, что у тебя гипертонический криз, я решила бы, что ты затащила в мою постель своего любовника! Вообще-то, это тебе не свойственно, но, может быть, как раз под влиянием повышенного давления…

– Тс! – Симона приложила палец к губам. – Тань… ну… ты права… Понимаешь, я болела, болела… Фенстер пришел меня навестить, ну и… Погуляй, пожалуйста, хоть бы и без саго… Мы быстренько…

– Симка! Ты что?! У тебя же давление!!

– Нет у меня уже никакого давления! Клянусь! Мне вчера столько уколов сделали, что сегодня оно у меня как у новорожденной! Погуляй, а Тань!

– Симона, совесть-то у тебя есть?! Это же моя квартира!! Я пришла с работы и элементарно хочу есть! Кстати, в магазине я все купила! – Она потрясла перед Симиным обнаженным соском объемистым пакетом. – Хотя, конечно, саго у меня нет!

– Тань, ну вот честное слово, все это в первый и последний раз! Клянусь! Я же обещала наставить Рудельсону рога! Ты помнишь?! Я только это сейчас быстренько сделаю и – все!!! Двадцать минут – и можешь возвращаться! Черт с ним, с саго! Это я так, к слову сказала… Сама не знаю, почему саго вырвалось, а не, скажем, пшено или макароны.

– А Жертву почему в коридор выбросила? – почти сдалась Татьяна.

– Да понимаешь, она в самый ответственный момент Фенстеру на спину вскакивает! Мы почему и задержались! Если бы не эта тварь, то ты вернулась бы в привычную обстановку: я – в постели, а Юлик – на стуле.

Татьяна с мученическим лицом начала застегивать куртку. Обрадованная Сима чмокнула подругу в щеку и еще тише зашипела:

– Тань, я вообще, наверно, скоро от тебя съеду… к Юлику! Вот дождемся «Мужа на час»… чтобы и тебе, значит, тоже хорошо было… Несколько дней всего и осталась до прихода мастера… Я и съеду!!

Татьяна пожала плечами и вышла из квартиры. Куда пойти? Не в магазин же, в самом деле! Она вспомнила Симино саго и рассмеялась вслух. Обойдется как-нибудь и без саго! С Фенстером! Надо же, Сима все-таки пала. А ведь она любила Марка. Татьяна это видела. Как же он этого не оценил? А, собственно, чего ему это ценить? У него этой любви навалом от разных других теток и очень даже молоденьких девушек. Она, Татьяна, и сама чуть не… Лучше об этом не вспоминать. Марк очень красивый мужчина. Не как Фенстер, по-свирепо-звериному, а по-настоящему. Классически. С него бы портреты писать, и чтобы он был во фраке и с борзыми собаками с гнутыми спинами…