– Дети, это наша новая ученица, Зиночка Ковальчук. Она переехала из другого района и теперь будет учиться с вами. Помогите ей освоиться, подружитесь с нею. А теперь давайте все с ней поздороваемся!

И продирижировала на счет «три» нестройное детское:

– Зра-а-аствуй!

– Молодцы! – похвалила неудавшееся хоровое чтение Антонина Михайловна. – Зиночка, садись за вторую парту, с Риточкой Ковалевой.

По классу ветерком пронеслось шепотливое «Ой!» и последовавшее за этим множественное хихиканье в кулачки.

– Тихо, дети! – негрозно призвала к порядку учительница.

Собственно, выбора свободных мест имелось немного – пустая парта на «галерке» в левом ряду, одно пустое место в правом, тоже «галерочном» – рядом с толстым мальчиком, и то, куда указала Зиночке учительница – вторая парта в центральном ряду, возле маленькой худенькой девочки.

Учительница почему-то сочувственно вздохнула и мягко подтолкнула Зиночку вперед ладонью в худосочную спинку к предназначенному месту. А дети смотрели на новенькую с откровенной жалостью, пока она усаживалась, доставала из портфельчика тетрадки, учебники, ручки, карандашики.

– Здравствуй! – поздоровалась ее соседка по парте. – Меня зовут Рита. Рита Ковалева.

– Здравствуй! – ответила хорошо воспитанная правильная девочка Зина. – А меня – Зина Ковальчук.

– Давай дружить! – с ходу предложила Рита Ковалева.

И улыбнулась!

И эта ее удивительная чудесная улыбка озарила весь класс, как солнышко, все помещение – парты, стулья, классную доску, детей, учительницу!

Девочка Рита была миниатюрной, как эльф, с очень белой, светящейся кожей, с веснушками на носу, с огромными, карими, искрящимися, совершенно невероятными глазами, с кучерявыми черными волосами, заплетенными в толстую косу, заканчивающуюся пышным бантом, и чарующей улыбкой. Зиночка тоже была совсем маленькой и миниатюрной – как эльф номер два, но светленький. Она улыбнулась в ответ и сразу согласилась:

– Давай! Давай дружить!

– Охо-хо! – услышала она тяжкий вздох Антонины Михайловны и, оторвавшись от созерцания новой подруги, повернулась к учительнице.

Оказалось, что весь класс и Антонина Михайловна, все вместе, затаив дыхание наблюдали за процессом знакомства девчонок. И смотрели как-то очень сочувственно – в основном на Зиночку. А у некоторых детей во взглядах стоял настоящий страх!

– Ну, ладно! – хлопнув ладонью по столу, оборвала обмен взглядами учительница. – Приступим к уроку!

Все эти жалостливые вздохи Антонины Михайловны, смешки, ойканья и хихикания одноклассников стали трагически понятны и ясны Зиночке в тот же день.

Маргарита Ковалева являла собой центр притяжения всех, каких только возможно и невозможно, невезений, неприятностей и разрушений. Причем достававшихся ни в коем случае не ей самой, а всем, кого угораздило оказаться рядом, всем, кто не успел унести вовремя ноги куда подальше. Самый наилучший и предпочтительный вариант – за горизонт: в другую школу, район, город, жизнь, в другое измерение!

Неприятности и напасти разного рода, которые аккумулировала вокруг себя девочка Рита, имели большую разрушительную силу и даже, как показала потом жизнь, носили порой глобальный характер, вплоть до вмешательства всяческих служб спасения. Но в полной мере поняла и прочувствовала это Зиночка потом, по нарастающей, по мере взросления стихийного ужаса под названием «Маргарита Аркадьевна Ковалева».

Пока шли уроки и короткие переменки между ними, ничто, как говорится, не предвещало. Разве что настораживало странное поведение новоявленных одноклассников, обходивших Зину стороной, не торопившихся общаться и знакомиться с ней, как призывала Антонина Михайловна. Риточка на переменки не выходила, оставалась сидеть за партой. Озарив Зиночку своей солнечной улыбкой, она сказала:

– Ты иди, познакомься там со всеми. Побегай, а я лучше посижу.

Зиночка, конечно, удивилась, но спорить и уговаривать не стала.

Оказалось – так оно было и лучше. Ой, как было лучше, когда Рита вот так сидела себе мирно за партой и не двигалась!

Все прояснилось окончательно и бесповоротно на большой переменке, когда Антонина Михайловна повела весь класс в столовую на полдник. Первой странностью, удивившей Зиночку, стало их с Риточкой полное одиночество за длинным столом. Все дети и учителя, находившиеся в столовой, предпочли рассесться за другими столами, плотными рядками, изрядно потеснив друг друга.

«Они почему-то не хотят с Риточкой дружить?» – подумала добрая девочка Зиночка.

Ну и пусть! Они не хотят, а она будет. Она с ней уже дружит, она слово дала. Вот!

На этом рассуждения правильного, честного и доброго ребенка были прерваны вступившей в действие основной жизненной миссией Риточки Ковалевой – нести неприятности всем, вовремя не увернувшимся!

– А ты где живешь? На какой улице? – спросила Риточка и потянулась за своим пирожком.

Заметьте – лежавшим на тарелочке, стоящей прямо напротив нее.

Но!

Задавая вопрос, Риточка сделала уточняющий жест ручкой и задела стакан с компотом, который не замедлил упасть, выплеснув в лицо Зиночке розовую жидкость, подразумевавшую некоторое содержание клюквы.

– Ой! Извини! – расстроилась необычайно Рита. Она предприняла попытку исправить содеянное и достала салфетку из подставки, которая стояла на столе в комплекте с солонкой и перечницей. Надо сказать, салфетки в советское время в местах общественного питания, включая и школьные столовые, нарезались малюсенькими треугольничками и имели наитончайшую структуру, что не позволяло им никоим образом исполнять свою основную гигиеническую задачу.

Первая эфирно-салфеточная субстанция скаталась на Зиночкином мокром личике руликом и куда-то исчезла. Риточка повыдергивала еще несколько салфеточных огрызков, не прекращая попыток помочь.

– Да ничего, – успокаивала новую подругу Зиночка. – Я сама.

И, по детской наивности, помня правила хорошего поведения и взрослых, и детей, мимолетно удивилась, почему ни учительница Антонина Михайловна, ни уборщица столовой – никто – не проявили особого внимания к случившейся с ученицей неприятности и не поспешили на помощь.

Ну, да и ладно!

Она обнаружила, что скрутившиеся в рулики салфеточные треугольники закатились за ворот формы и теперь неприятно липли к телу под одеждой.

Доставать их на глазах у всех, внимательно наблюдавших суету за их столом, было неудобно, и Зиночка решила, что она сходит в туалет и там все достанет потом.

Знало бы бедное дитя, что будет потом!

Которое не заставило себя ждать….

– Ну, вроде все! – осмотрев дело рук своих, порадовалась Ритуля.

Она подкрепила свои слова взмахом ладошек, на излете которого зацепила теперь уже Зиночкин стакан с компотом, поспешивший упасть, пролив содержимое прямехонько за отворот форменного фартука Зинаиды. Клюквенная красота мгновенно просочилась через одежду, как через промокашку, аж до самых трусишек, под наступившее полное молчание в помещении столовой.

– Ой! – еще раз расстроилась Риточка, приступив к новой спасательной операции. – Снимай фартук, скорее, пока не промок!

И поспешила расстегнуть пуговицу на пояске Зиночкиного фартучка. Пуговка никак не поддавалась, Риточка дернула, пуговка улетела куда-то под стол, а лямка фартучка с треском оторвалась.

– Девочки, я думаю, вам надо пойти домой и там исправить нанесенный Зиночке ущерб, – спокойно предложила Антонина Михайловна, подойдя к ним, но держась на безопасном, метра полтора, расстоянии от их стола.

– Да, да! – почему-то сильно обрадовалась Риточка. – Мы сейчас пойдем домой и все исправим!

Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна была забрать из школы бабушка, девочке строго-настрого запретили покидать школу одной, и уж тем более – с посторонними. А Зиночка – девочка послушная и правильная.

– Да ты не бойся! – улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице. – Мы пойдем ко мне домой, и моя бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом живем, сразу за школой, через один дом. И дорогу никакую переходить не надо. И Антонина Михайловна разрешает!

Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие – ходить без приглашения, без родителей в гости к чужим людям?

– Да, да, Зиночка, я разрешаю. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд, – устало и как-то печально-торопливо заверила девочку учительница.

Значит так, на этом ничего не закончилось!

В гардеробе Риточка, переодевая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за первое, что попалось под руку. Попала под ее руку Зиночкина косичка и Рита пребольно ее дернула, вырвав из косицы бант и несколько волосинок.

Ежесекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка изо всех сил старалась загладить уже нанесенный ущерб. Она почему-то взялась застегивать курточку на новой подружке, да так резко дернула застежку-молнию вверх, что защемила кожу под подбородком не успевшей отдернуть голову Зины.

Молнию расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала от огорчения, Зина стоически молчала.

По дороге Рита продолжила изливать поток извинительных речей и, не глядя, куда ступает, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в глаза. Да так скакнула, не заметив лужу, козой шалопутной, что грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…

К тому моменту, когда девочки наконец оказались перед дверью квартиры, в которой проживала с родными Рита, Зина являла собой наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка – мокрая до трусиков, в подранном, перекособочившемся на один бок фартуке, с развязанным, свисающим, забрызганным черт-те чем бантом на одной косичке и полным отсутствием второго на распустившихся волосах, с наливающейся синевой царапиной под подбородком, в изгвазданных грязищей белых колготках и сапожках, и в куртке, карман которой был оторван с мясом, когда за него ухватилась Риточка, споткнувшись обо что-то у самого подъезда.

А Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!

Ей не перепало ни единой компотной капли и ни единой капли из грязной лужи, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил, за косы и карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой.

Дверь распахнулась, и остатки мыслительного процесса Зины Ковальчук, каким-то чудом не угробленные пока шоком от «общения» с новой подругой, были окончательно и победно уконтрапуплены невероятным зрелищем – пред ней предстала большая, монументальная, как Родина-мать, женщина! Большая – в смысле высокая-широкая, особенно по меркам малюсенькой Зины. Верхняя и нижняя части тела женщины потрясали необъятной широкомасштабностью, а между ними имелась талия, такая талия-талия, тоже необъятная, но не терявшаяся в объемах.

Зинуля впала в благоговейный ступор, раскрыв рот и уставившись во все глазенки на дивное видение. Пожалуй, если бы она узрела ежика, делающего сальто, это зрелище привело бы ее в го-о-ораздо меньшую – особенно на фоне сегодняшних событий – в никакую, нулевую, стадию обалдения!

– Лева! – спокойно и громко прокричала женщина, обозревая Зиночку с ног до головы. – Риточка привела новую потерпевшую! Проходите, девочки!

Так и не захлопнувшую рот Зинулю, неотрывно рассматривающую крупноуважаемую «Родину-мать», втащили в прихожую, в которой тем временем образовался не менее колоритный персонаж – высокий, худой мужчина, с седыми длинными кучеряшками, растущими во все стороны от круглой, правильной формы, лысинки на голове.

– Що у нас тут, Симочка? – весело поинтересовался мужчина.

Зина, повернув голову, посмотрела на него, вдруг почему-то подумала, что ее сейчас начнут готовить и есть, как в самых страшных сказках!

– Лева! – попеняла женщина. – Ты таки напугал ребенка!

– Зиночка! – затараторила Рита. – Ты не пугайся, это мои бабушка и дедушка, они сейчас все-все исправят!

Перепуганная, ничего уже не соображающая Зиночка кивнула, переводя затравленный взгляд с бабушки на дедушку, и почему-то выдавила из себя писклявым фальцетом:

– Не-е здрасте…

Она хотела поздороваться по-настоящему, как и положено воспитанным правильным девочкам, честно-честно! Она и предположить не могла, и знать не знала, что можно так взять и сказать вообще: «Не здрасте!» Да никто так не говорит, это совсем уж неправильно, и почему так скакнуло с языка…

У Зиночки стали наворачиваться слезы на глаза.

– Симочка, я так понимаю, що ми имеем особо тяжелый случай! – разволновался мужчина, видя Зиночкины мучения.

– Да уж, Лева! Що ми имеем – таки ми имеем у весь профиль! Риточка, ты що сделала с ребенком?! – сурово вопрошала у внучки бабушка.