Зинуля улыбалась, предвкушая завтрашний разговор, и становилось тепло в груди!

Но обида жгла, стучало сердце и щипало в глазах!…

«Господи, ну, чего ты так испугался, Захар? Вот этого – открытости, простой искренности? Себя? Меня? Или не испугался, а просто не хочешь этого?»

Вопросы, вопросы… И ведь никуда не деться от них – это так же бесполезно, как засовывать обратно в тюбик зубную пасту.

Она припарковалась на свое месте перед подъездом, заглушила мотор, посидела, потом еще немного посидела и поняла, что не пойдет сейчас в звенящую от пустоты, эхом разносящую звук ночного одиночества квартиру, чтобы вариться в своей боли непонимания…

Завела мотор и поехала в никуда – колесить по ночной Москве.

– Да, Ритуля, умеешь ты мне жизнь переменить! – вслух проговорила Зинаида и улыбнулась.

Она вдруг вспомнила, как Ритка закрыла ее в прошлый раз. Давно.


Они тогда жили с Костей.

Случилась великая, небывалая радость: у них совпал отпуск, Константина даже отпустили с работы – небывальщина! Они решили, что пора наконец куда-нибудь вместе съездить. А на дворе – совсем не лето жаркое, а зима. В Одессу, конечно, можно, и даже увлекательно, познавательно – в том смысле, что пора Константина и семье представить. Но тут знакомые Риткины предложили две горящие путевки по смешным ценам в Финляндию. На автобусе из Питера, через Выборг – в Хельсинки. Пять дней в Финляндии – и назад. Заманчиво!

Загранпаспорта у них имелись, в прошлом году собирались в Турцию, сделали, мечтали. Мечту обломали, срочно вызвав на работу, отпуск отсрочился на неизвестное время, а паспорта остались.

Они с Костей загорелись поездкой, собрались, но… все пошло как обычно: произошло громкое убийство известного человека, Константина срочно отозвали из отпуска на работу – и понеслось! Ее тоже вызывали, не менее срочно и настойчиво, и грозно-начальственно, но Зинаида уперлась – нет меня! Надоело.

– Я уехала.

Костя ее поддержал – и правильно! Ты езжай, отдохни, смени обстановку, хоть за границей побываешь, а я уж ладно, за двоих поработаю!

И Зинаида решила ехать. А что – билеты, документы, деньги на руках, самолетом до Питера, и в тот же день – на автобус. Но за день до отъезда она вдруг решила, что надо навести полный порядок в доме: не оставлять же любимого в грязной квартире с пустым холодильником и горой нестираного белья!..

Мыла, чистила, скребла-убирала, три ходки в магазин и на рынок сделала, забив продуктами холодильник, наготовила. Суетилась до самого отъезда.

Уже и вещи собрала, сумку выставила в прихожую, оделась, накрасилась, такси вызвала, и тут заехала Ритка – сказать последнее напутствие на дорожку, поделиться новостями, да и просто поцеловать на прощание.

– И зачем ты такси вызвала, я бы тебя отвезла! – возмущалась Ритуля.

Зинаида развешивала на балконе последнюю порцию перестиранных за два дня накопившихся вещей.

– Нет уж, дорогая, тебе лучше из Москвы не выезжать и в пробки не попадать. Меня и такси прекрасно довезет!

Ритка пребывала на последнем месяце беременности Севочкой, прибалтийским наследником, и носилась, как коза скаженная, мало обращая внимания на торчавший живот. Все старались ее придерживать и далеко от дома не отпускать.

– Ладно, заботливая ты моя! Тогда я побежала. У меня занятия в школе мамаш. Для меня большой вопрос: кто и чему может там обучить, они меня или я их?

Они расцеловались, Ритуля пожелала подруге классно съездить, оторваться, приглядеть себе финна задушевного – для разнообразия, и упорхнула, захлопнув за собой входную дверь.

И только развесив оставшееся белье, Зинаида обнаружила, что Ритка ее заперла – закрыла, повернув ручку новенькой, недавно поставленной балконной двери.

Ша-пи-то!

Цирк уехал, Зина осталась…

Балкон хоть и был застеклен, но не отапливался, это же не зимний садик в новорусских хоромах, а маленький, прилепленный к квартире аппендикс.

Телефон, ключи и, кстати, теплая одежда остались, есессенно, в квартире!

Зинаида начала подмерзать, пришлось разворошить старье, сложенное на балконе, потому что жалко было выбросить – а вдруг пригодится! Пригодилось – по крайней мере, ей. Возможно, единственной из всех обладателей балконных аппендиксов, хранителей житейских отстоев.

Раскопала в коробках какую-то старую куртку, сберегаемую для поездок на шашлыки или лыжные прогулки, ботинки той же целевой направленности. Порадовали обнаруженные шапка и шарфик. Да еще драный коврик, которым она закутала ноги…

На балконе Зинаида провела восемь часов. Поздно вечером, ближе к ночи, Константин вернулся с работы и выпустил ее из заточения.

За это время Зина передумала множество вариантов того, что скажет Ритке, подбирая слова позаковыристей – на это ушли первые час-полтора. Следующий час она смеялась без остановки, представляя себе Риткину реакцию и комментарии семьи. А оставшееся время пыталась согреться: приседала, ходила – шаг туда, шаг обратно – не разгуляешься!

Что она тогда думала наедине с собой? Да всякое.

Обдумывала заковыристый анализ, новое направление в экспертизе. Вспоминала свою жизнь и Риткины выкрутасы, как часто она словом и делом меняла ее, Зинулину, жизнь. Вот и сейчас, вместо интересной поездки в заграничную Финляндию, сиди и думай – почему так сложилось?

Она привыкла, что с Риткой ничего просто так не происходит. Может, Зине нельзя за границу? Или необходимо время, чтобы остановиться и посидеть, обдумать свою жизнь и их с Костей отношения?

Но ничего она не надумала.

Только замерзла страшно!

Костя, спасая, засунул ее в горячую ванну, отпаивал чаем с медом, закутал в плед и натянул ей на ноги теплые носки.

Смеялся: мол, ничего! Для всех ты будешь считаться уехавшей в Хельсинки, а сама посидишь дома, как порядочная, нормальная жена. Будешь обеды варить, волноваться и ждать меня с работы…

А в двенадцать ночи позвонила Ритка в истерике, рыдая, кричала Косте в трубку:

– Включи НТВ!!!

Он ничего не понял, включил…

Передавали последние новости:

– Сегодня, под Выборгом произошла крупная автомобильная авария. «КамАЗ», выехавший на встречную полосу на высокой скорости, столкнулся с экскурсионным автобусом, следовавшим рейсом Петербург – Хельсинки. От удара автобус выбросило на обочину, он перевернулся и загорелся. Водитель автобуса и десять пассажиров скончались на месте, остальные получили травмы и ожоги разной степени тяжести, четверо находятся в критическом состоянии, остальные в тяжелом. Все пострадавшие эвакуированы в больницу, причины и обстоятельства аварии выясняются. Контактные телефоны для родных и близких пострадавших вы видите на экране.

Это был именно тот автобус, на котором должна была ехать Зинаида.

А Ритка орала в трубку, рыдала, находясь в полной прострации от горя:

– Я ей звоню, звоню, а у нее сотовый не отвечает! Костя, узнай через свою контору, что с ней!!! – Она орала так, что Зинаида слышала ее голос даже на расстоянии.

Она выхватила трубку из Костиной руки и тоже заорала, торопясь успокоить подругу:

– Ритка! Я здесь! Я жива! Я никуда не уехала!

– Зиночка-а-а!! – плакала навзрыд Ритка. – Зиночка-а-а, это ты?!

– Это я! Ты меня на балконе закрыла. Поэтому я и не отвечала по телефону, а потом он разрядился, и я забыла его поставить на зарядку!

И повисла тишина, разбивая, дробя и выметая страшную беду, подступившую к ним так близко и обошедшую стороной.

А потом Ритка счастливым шепотом спросила:

– Зиночка, родная, ты здесь?

– Я здесь, я жива, я в порядке! Замерзла сильно, и все. Не реви, я сейчас приеду! – проорала Зина, бросила трубку и выскочила из уютного теплого гнездышка на диване, где отогревалась.

– Ты куда? – опешил Костя.

– К Ритке! Она в панике, а ей нельзя волноваться!

– Зачем? – отошел от первой неожиданности Костя. – Ночь на дворе, ты промерзла! Она же позвонила, выяснила, что ты жива, сама успокоится! Утром поедешь!

– Да ты что! – поразилась его непониманию Зина. – Они там с ума сходят, им надо меня живую увидеть, обнять!

Домашний телефон надрывался, но ни Костя, ни Зина не обращали на него внимания.

– Зин, ты промерзла, нанервничалась, куда ты сейчас поедешь, подумай! – урезонивал носившуюся по квартире в сборах Зину Костя.

– Тут ехать пять минут!

– Да хоть две! – возмущался он ее упрямству. – Мы с тобой почти не видимся, а тут выпал такой случай… Посидим вместе, отметим твое сказочное спасение!

– Костя, мне надо ехать, поехали со мной! – остановив бег, с нажимом сказала Зинаида.

– Не понимаю зачем! Ты родных успокоила, подумай теперь о себе, завтра поедешь!

– Я им нужна сейчас! – перекрикивая заходящийся звонком телефон, ответила она.

– Идиотизм! – разозлился он. – Я с тобой не поеду!

– И не надо! Считай, что я в Хельсинки!

Это был их первый и единственный скандал – не скандал, непонимание и первая реальная возможность Константина познакомиться с семьей Зинаиды, которой он не воспользовался.

Ритка и вся орава, кроме спящих детей, – бабушка Сима, дедушка Лева, тетя Соня и дядя Аркадий – ждали Зинаиду у подъезда, так они испугались, что могли ее потерять! Зиночку вытащили из машины, она и мотор заглушить не успела, только затормозила. Ритка висела на ней, упираясь животом, рыдала, через ее голову кто-то обнимал Зину, целовал, орошая ее слезами, как клумбу.

Наконец затащили в квартиру, по дороге не отпуская ни на мгновение ее руки, и там тоже еще долго обнимали и причитали.

Через пятнадцать минут примчались ее родители. Новости они не смотрели, но их оповестили «доброжелатели» из числа тех знакомых, которые знали, что их дочь поехала в Финляндию.

Кое-как уселись за стол, обнимаясь, теперь уже все подряд друг с другом, не только с Зиной, шумели, галдели, плакали до утра от облегчения и счастья – беду такую страшную миновать. Слушая, как она сидела восемь часов взаперти и что собиралась навалять подруге любимой по случаю полного провала ее «замечательной» экскурсии в сопредельное государство, немного посмеялись…

Зинаиду отпаивали от пережитого шока и в целях профилактики простуды коньячком, да так, что она напилась первый раз в жизни и заснула прямо за столом.

Да, чудны дела Твои, Господи!

Чудны и непонятны!


Что-то она с воспоминаниями и сердечной маетой переборщила – заехала аж на Поклонную гору и не заметила как, но уж раз заехала….

Вышла, прошлась, вслушиваясь в ночной гул никогда не спящего города, постояла, запрокинула вверх голову, подставив лицо медленно падающим снежинкам.

«А для чего на этот раз ты меня закрыла, Ритуля? Чтобы так мучиться сомнениями, сердце рвать? Думать о себе черт знает как – что плоха, неинтересна, или порочна, раз с ходу – к мужику в объятья! Чувствовать себя отвергнутой…»


Конечно, она проспала поход с детьми на каток и в киношку, вернувшись домой только под утро. Ритка возмущалась в телефонную трубку, Зинаида что-то спросонья мямлила непонятное. Встала, с трудом уговорив себя, послонялась по дому, принялась было за какие-то дела по хозяйству, бросила – ничего делать не хотелось.

До Ритки добралась только к обеду. И там ей объяснили, для чего, собственно, подруга закрыла ее – случилась «большая любовь в темноте!»

А начала мама.

Светлана Николаевна ошарашила дочь заявлением:

– Да и слава богу! Где это видано: дожить до тридцати пяти лет и ни разу не любить по-настоящему!

– Ма, если помнишь, я была замужем! – возразила Зина.

– Да где ты там была? – возмутилась Светлана Николаевна. – Это ж ерунда, а не замужество! Леша этот твой был – ни о чем, девичий протест за компанию с Ритой. И Костя твой был ни о чем, так, не то семья, не то работа вне кабинетов! Об остальных кратковременных романах даже говорить не хочу.

– То есть тебя радует, что я тут вся в сердцах разбитых, сомнениях и соплях? – завелась Зинуля.

– А почему нет? – воинствовала мама. – Это тоже часть жизни! Та сторона, о которой тебе ничего не известно! Живешь, словно любви боишься.

– Да ничего я не боюсь! – возмутилась Зина.

– Все боятся, – погладила Зинулю по голове бабушка Сима. – Таки все боятся быть обманутыми, брошенными, нелюбимыми. У молодости все это – головы от бычков, мусор… А що! Уся жизнь спереди, и я такой увесь добро на выданье, що бояться! С этим не сложилось, таки с другим та-а-ака любовь станется! А с годами, когда человек мудреет и побили его жизнью, как моль шубу, и лет тебе уже не рядом у двадцати, то каждый осторожничать начинает, оберегает себя от душевной боли…

– Та ладно, мама! Когда у нас Зинуля чего боялась! – активно возразила тетя Соня. – Я тебе вот что скажу, Зиночка: мы все такие умные, и про последствия и безопасное поведение знаем, и что к чему приводит, знаем еще лучше! Ну, и таки скажи мне, кого и когда знание закона освобождало от соблазна?