– А ты с шаманом общался? – совсем уж тихим шепотом спросила Зинаида.

И подумала, что они похожи на детей, которые спрятались в темном месте и рассказывают друг другу страшилки замогильными голосами, сами пугаясь своих рассказов. Даже улыбнулась этой мысли…

Но ведь действительно – жуть какая!

– Было дело, – признался Захар, – дважды. Я после этого случая перестал пренебрежительно ко всему необъяснимому, мистическому относиться. Мы же все атеистами выросли, нам с рождения вдалбливали, что материя первична, а то, что непонятно и не поддается объяснению, существовать не может, или наука еще пока не разобралась с этим, но скоро разберется и все объяснит. А после таких столкновений – во что только не поверишь! Шаман же меня однажды от смерти спас, но это было уж несколько лет спустя, гораздо позже, и это совсем другая история.


Помотался он с бригадой наладчиков два года по таким забытым богом местам, куда и леший не заглядывал, только нефтяники да эвенки с чукчами, пока начальство не проявило «уважуху», оценив по достоинству его труды, и допустило до основной профессии главного инженера проектировщика-строителя управления, отвечающего за объекты на территории, где влегкую поместилась бы, скажем, Франция или еще какая-нибудь страна, известная спокойным европейским проживанием.

Это в двадцать-то четыре годочка! А потому, что никто в профессию идти не хотел – все кинулись в кооперацию и наживание первичного капитала. Да и до этого не особо рвались: с его курса только он и трудился по профессии на бескрайних, в полном смысле слова, просторах Родины.

Да и «проектировщик» – просто звучало пафосно, на самом деле подразумевалось – строй себе, парень, что прикажут, и не задавай вопросов. Ну, имеешь ты право на месте внести кое-какие изменения в проекте, но так, по мелочам, и особо не зарываясь, не мотаться же за каждым согласованием через «пол-Европы» в головную контору.

Такие иногда казусы с этими проектами были!

И обхохочешься, и слезами зальешься…

Он и строил – и в шалопутно-боевые девяностые, и в более-менее стабильные годы нового столетия. Невзирая на полный бедлам в стране, зарплаты им платили. Конечно, это были уже не те впечатляющие деньги, как раньше, при режиме устаканенного социализма, но семьям на жизнь от вахты до вахты хватало. И платили исправно, несмотря на постоянную смену хозяев промысла и новые названия объединения. Передел – это там, в Москве, ретивые ребятки тащили у государства и делили все подряд, а здесь, на месте – работа и работа, хоть на Васю Пупкина

И попробовали бы они вахтовикам не платить! Вы, на минуточку, представляете, чем это могло закончиться в масштабах страны?!

Это вам не шахтеры, касочками на мосту стучать не станут, это мужики посуровей – полыхнула бы алым пламенем вся нефтяная добыча Севера, и хрен что докажешь, и хрен остановишь! И что ты им сделаешь? Этих накажешь – где других найдешь?

Страна огромная, а специалистов – с гулькин нос. Да таких, кто без зарплат, зная, что семья голодает, будут вкалывать в этих условиях! Вот и холили-лелеяли, старались не обижать и лишними глупостями неосмотрительно не раздражать.

Вот так, без конца вкалывая, буднично как-то, без ухаживаний, свиданий и расшаркиваний, Захар однажды женился.

Сдал объект, получил месячный отпуск, приехал домой. И на дне рождения друга встретил давно знакомую девушку Ирину, с которой учился в одном институте, но на разных факультетах. Когда учились, они часто бывали в одной компании, но открытого сексуального интереса друг к другу не проявляли, и он, и она тогда встречались с другими партнерами. А тут присмотрелись и поняли – а почему нет? И повлекло их друг к другу, и хорошо получилось, и вполне даже понравилось!

Захар уже через три дня ей сказал:

– Слушай, Ирк, у меня отпуск кончится и зашлют меня, неизвестно куда и насколько. Хотя, может, и не зашлют, буду здесь, в кабинете сидеть, но это формально, а по факту – мотаться придется постоянно. Так что я предлагаю: женимся по-быстрому – найдем, через кого и как в загсе строгих тетенек уболтать – и поедем сразу к морю, на курорт!

– А давай! – весело согласилась Ирина.

Через десять дней сыграли свадьбу, хоть и скоропалительную, но шумную и веселую, а на следующий день улетели в Крым, к морю, солнцу и остаткам медового месяца.


– Ты так рассказываешь, словно все тебе легко и весело досталось, и в профессии, и в жизни, прям ковровая красная дорожка, – вдруг выказала сомнение Зина.

– Да в этом деле – все нелегко и все на износ, но это – нормальные составляющие профессии. Ну, то же самое, как для чиновника или клерка какого-нибудь – с девяти до шести каждый день. Нормально. Хуже стало позже, в девяностых, когда такой бардак начался!


И оказалось, что уже ничего не надо – ни создавать, ни проектировать, ни строить – только эксплуатировать нещадно. То есть – гнать, качать нефть, как можно больше, как воровать перед смертью: все, что можно! Латать старое, отжившее свое оборудование – и качать, качать, качать!

Дайте украсть, пока присосался и не согнали!

Захар как-то очень быстро из строителя превратился в главного лудильщика-паяльщика, залатывающего то, что разваливалось, трещало по швам, в том числе – и коллективы с «неинтересной» зарплатой, а порой и без нее.

Даже вспоминать не хочется! До сих пор тошно и обидно становится за тот беспредел – глупый, тупой, жадный. Мерзко до рвоты. Наверное, так же мерзко, как наблюдать скотски обжирающегося человека – грязного, жирного, заталкивающего в глотку все подряд сальными пальцами, что смог отобрать, урвать у других, глотающего жратву не пережевывая, от непомерной жадности!

Вот такое же ощущение было от мальчиков – будущих олигархов, которые хозяйничали тогда на нефтепромыслах, и от страны, которая позволяла им это!


– Да что я тебе объясняю, ты и сама наверняка знаешь и помнишь, как тогда дележ происходил. У вас тут, в Москве, – так вообще гражданская война шла с ежедневным отстрелом.

– Он, может, и происходил, да только меня потрясения страны не пугали, – весело отозвалась Зинаида, – во-первых, я была еще недостаточно взрослой, чтобы в них вникать, а во-вторых, я жила внутри катастрофы. Когда каждый день находишься рядом со всеми стихийными бедствиями одновременно, то уже мало чего боишься в жизни.

– В каком смысле?

– Маргарита, – разъяснила Зина. – Ритка – это ходячий Армагеддон, для всех, кто оказался поблизости. Для всех, кроме нее самой. Это как внутри торнадо находиться: там никаких разрушений, тишь да гладь, а вот от стен этой вороночки!.. Ну вот Ритуля – она такая. Но это никак не отражается на ее работе: за что бы она ни бралась, у нее все получается замечательно, и лучше, чем у многих причем.

– Не хочешь ли ты сказать, что тебя она запирает не в первый раз? – заинтересовался Захар.

– Не в первый. И не только меня. Но это такая ерунда, сущая мелочь, уж поверь мне. – Она спохватилась и принялась его успокаивать: – Тебе ничего не грозит, не пугайся, на ее клиентов несчастья не распространяются, более того – они все остаются весьма довольны ее работой. Честно, честно, даже подарки в благодарность дарят!

– Весело! Так что достается исключительно тебе?

– Ну что ты! Всем, кроме детей, клиентов и любимых мужчин, в то время, когда они любимые. А мне и родственникам – меньше остальных, мы научились распознавать на подходе приближение торнадо и, по мере сил и возможностей, предотвращать его последствия. И, знаешь, как ни странно, но что бы со мной ни случалось по ее милости и каким бы трагичным ни казалось в тот момент, но последствия всегда оказывались позитивными и положительными для меня!

– Я так и не понял, вы родственницы?

– Я же говорила – хуже! Мы – единственные друг у друга, не в смысле – две сироты, а самые близкие подруги. А потом уже – дети, мужья, близкие родственники, так получилось.

– Странно и очень туманно у вас получилось, – засомневался Захар.

И она рассказала ему, как они познакомились с Ритулей, и про «черный понедельник» и «святой вторник», и про первую поездку в Одессу, и про хохот родителей, растянувшийся на две недели по возвращении дочурки с южных берегов.

Он смеялся вовсю! Негромко, но как-то проникновенно, что ли, очень по-мужски, низким бархатным смехом.

Зина уже успела заметить, что он часто усмехается – и так красиво у него это выходило, эротично, что аж мурашки… ну, ладно, ладно, не стоит об этом!

– И часто с тобой такое происходит? – продолжая посмеиваться, спросил Захар.

– Да постоянно! – радостно объявила Зинуля. – Ритка – это моя пожизненная карма! Хоть и тяжелая, но любимая.


Если рассказывать подробно каждый случай, пожалуй, получится внушительный литературный труд на десятки томов, как ленинское наследие, по аналогии – Маргариада!

Одесса. Любимейшая, обожаемая Зинулей, мистическая, сказочная, единственный город в мире, где люди в самых тяжелейших жизненных ситуациях смеются над собой и обстоятельствами.

Она любила абсолютно все, связанное с этим городом, до восторженного внутреннего повизгивания! И Привоз, с его вечными вопросами:

– И що ви за это хотите?

– А що ви имеете за это дать?

И словесное па-де-де вокруг торга, пока продавец и покупатель не останутся «уполне» довольны друг другом.

И запах акаций, моря, арбузов, свежей и не очень рыбы…

– Та не морочьте мене голову… – слышится на улицах.

Далее – любой текст для житейской ситуации. И призыв фотографа на одесском пляже:

– Остались без движения!

Другой мир, другое измерение, другое сознание – отдельная вселенная!

А еда! А застолье и гостеприимство!..

А старые дворы-колодцы, где все знают друг друга с дореволюционных времен: и бабушек-дедушек, и кто чем живет, «хто» сегодня «борсч» на обед готовит, а хто «глосиков» жарит. Где так нетихо беседуют с верхних этажей с теми, кто «унизу»:

– Адочка, ты где идешь?

Что в переводе означает: «куда?»

– У поликлинику.

– Ой-ей, – громко сетуют сверху. – Таки я тебе скажу, врачи тоже живут недолго, поэтому и лечат, как умеют!

И жара, и солнце, и море, и их с Риткой полная свобода – ходи, куда хочешь, делай, что хочешь, но – только до десяти часов вечера!

Это когда они уже постарше стали…

Когда девочкам было по пятнадцать, к ним на каникулах приехали как-то экспромтом обе мамы, всего на недельку: отдохнуть от дождливой Москвы, замучивших работы и быта, побыть немного с девчонками, позагорать, отвлечься.

Светлана Николаевна испереживалась вся и поделилась тревогой с Софьей Львовной во время праздничного застолья в честь их приезда, организованного молниеносно. Отсутствовали только девчонки, болтающиеся где-то по Одессе.

– Что-то я, Соня, переживаю! Не слишком ли много мы им свободы позволяем? Вот ведь – таскаются целый день неизвестно где! Мало ли кто пристанет, обидит!

– Та ты що за такое себе нерви мучаешь? – активно успокаивала тетя Соня, которая переходила на родной «язык», как только ее нога ступала на одесскую землю. – Зиночка же с Ритой! Вот как к ним кто пристанет – от пацанов до бандюков и милиции, – тот пусть сам и отбивается как может. А лучше – бежит.

Светлана Николаевна посмотрела на подругу, и, осмыслив услышанное, расхохоталась – действительно, пусть отбиваются или ноги уносят!

И я вам таки скажу пару слов за эти обстоятельства, они таки правда!

К Рите с Зинулей лучше было не «подъезжать» нахрапом – себе дороже! А еще лучше совсем не подъезжать. Но если кто подкатит нежно и ласково, у него имелся реальный шанс удалиться, не сильно пострадав, если повезет. Ну а нахрапом – извините!

Самый тяжелый случай произошел именно тем летом, когда им было по пятнадцать лет.

Сидели они себе на лавочке в сквере, недалеко от моря, ели мороженое, болтали беззаботно о пустяках. Мирную беседу подруг прервал подваливший к ним парень. Он начал традиционно:

– Девчонки, давайте знакомиться! – жизнеутверждающе бодро предложил он. – Возьмем шампусик, на пляж пойдем, поплаваем, поболтаем? Нам с друганом как раз таких симпатичных девчонок для отдыха не хватает!

– А где ваш друг? – осторожно поинтересовалась Зинуля.

Чтобы владеть полной информацией в преддверии, так сказать, надвигающихся событий. А что эти события будут, она не сомневалась ни полсекунды.

– А вон, в очереди за пивом стоит! – и парень махнул рукой в сторону.

Зиночка проследила за указанным направлением, оценила очередь у бочки с пивом, а также стоявшего в самом конце очереди молодого человека, помахавшего другу рукой в ответ, дескать: щас буду, ждите!

– Мы вас оттуда заметили, уж очень вы симпатичные! – объяснил претендент в кавалеры. – Так что, девчонки, шампанское? – настаивал, подчеркивая свою материальную состоятельность на курорте, молодой, пока еще беззаботный человек. Он явно относился к отряду отдыхающих, а не коренных одесситов, и был старше их года на три. Может, друзья перед армией отрывались или отмечали таким образом поступление в институт. Да и бог бы с их обстоятельствами курортствования. Далее действо развивалось стремительно, под девизом: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» Парень, видимо, данный девиз не знал и продолжил настойчиво навязывать свое общество девушкам.