— Ну, едем, — пробормотал он, довольно быстро разобравшись с тем, где что устроено в моей машине. Плавно тронулся. И вот тогда до меня дошло в полной мере. Будто обухом по голове ударило осознание страшного факта — я уезжаю, а Тимур остается там… С этой женщиной… Нож в ране провернулся. Я дернулась, потянулась к руке, готовая, если придется, на ходу выпрыгнуть из машины.

— Не глупи, — шепнул Ян тихонько, чтобы его услышала только я. — Ты только не глупи, ладно?

Моя рука скользнула чуть дальше, я нажала на стеклоподъёмник и жадно… ртом… втянула холодный воздух. В слабой надежде, что это поможет. Но не помогло. Боль лишь усиливалась. Ревность ядом распространялась по венам. И не было от неё антидота.

Начавшийся еще на кладбище дождь уже не накрапывал мелким холодным бисером, он лил как из ведра. Дворники бегали по стеклу, но все равно не успевали за этим бесконечным потоком. Мне было ужасно холодно, даже несмотря на то, что Ян включил обогрев. Мои зубы стучали.

Я старалась собраться с мыслями, чтобы решить, как поступить дальше. Но в голове было пусто, и лишь на бесконечном репите — он… она… Я всхлипнула, зарылась пальцами в волосы и потянула изо всех сил. Поверх сжавшейся в кулак ладони легла рука. Я повернулась в профиль и уставилась на Волкова. Не отрывая взгляда от дороги, он сжал мою ладонь чуть сильней и провел по запястью большим пальцем.

Мелькнула страшная мысль… Отомстить. Причинить Тимуру такую же боль, отплатить той же монетой. Это было так легко, господи. И так ужасно заманчиво. Закинуть домой сыновей, снять какой-нибудь номер в гостинице и…

Стоп… Стоп, Катя! Разве так ты не сделаешь только хуже?

Хотя куда уж хуже, Господи?

— Кать, как ворота открыть? Машину, наверное, надо загнать во двор?

Я растерянно огляделась по сторонам, удивляясь, что мы так быстро доехали. Открыла бардачок в поисках пульта от ворот, нажала на кнопку. От мысли, что прямо сейчас я останусь одна… одна, наедине со всеми своими мыслями и прожигающей душу тоской, хотелось плакать. Собрав в кулак все свое мужество, я заставила себя выйти под дождь, но в последний момент вновь заглянула в машину:

— Зайдешь?

— Ну, вообще-то я надеялся, что ты пригласишь меня. Мне надо дождаться такси, чтобы вернуться в город, — напомнил Волков, глядя на меня с теплотой и немного насмешливо.

— Ох ты ж, черт! Прости, Ян… Конечно, ты можешь зайти. Пойдем, я сварю кофе…

Пока мы беседовали, Дамир с Назаром нетерпеливо переминались с ноги на ногу на крыльце. Дом встречал нас прохладой и сыростью. Я поежилась, стащила изрядно испачканные в кладбищенской земле туфли и неуверенно замерла посреди холла.

— Надо бы отопление включить, но я не знаю, как… Это всегда делал Тимур.

Алмазов делал еще много всего из того, о чем я сама не имела понятия. Только Тим знал, когда надо подрезать розы, а когда высадить тюльпаны. Только он помнил, когда и что нужно оплатить. Только он мог сходу сказать, где лежат документы на дом, паспорта, детские свидетельства о рождении… Только он мог уследить за всем и сразу. Я так не могла… На самом деле на Тимуре была закольцована вся наша жизнь, даже самые незначительные мелочи. Я понятия не имела, как буду справляться без него… И буду ли?

Мы пойдем к себе, можно? — спросил Дамир.

— Может быть, чего-нибудь горячего выпьете? Какао?

— Не хочется. Мы пойдем. Скажи папе, чтобы зашел к нам, когда приедет.

— Хорошо…

Мальчишки убежали. Мы с Яном прошли в кухню.

— Чай? Кофе? — принялась изображать я радушную хозяйку. Впрочем, почему бы и нет? По крайней мере, эта роль мне намного ближе роли обманутой мужем жены.

— Для начала сядь. Я сам все сделаю, ты не против?

И в этот раз я не спорила. Послушно уселась на стул, без всякого интереса наблюдая за перемещением Волкова по моей кухне. Клацнул чайник, загремели дверцы шкафчиков. Ян выбрал чашки побольше, сунул туда по чайному пакетику и откуда-то достал бутылку.

— Что это? — спросил, свинчивая крышку.

— Рижский бальзам? — не то, чтобы уверенно ответила я.

— Самое то, чтобы согреться.

Волков разлил кипяток, насыпал сахара, влил бальзама… О том, что бальзама в чашке едва ли не больше, чем кипятка, я поняла, лишь попробовав адское зелье.

— Ну, как? Согрелась?

— Немного.

Я не соврала. Приятное тепло, осев в желудке, постепенно разошлось по всему телу. Даже ледяные пальцы, кажется, стали немного теплей. Почему-то вспомнилось, как Ян держал меня за руку…

Если хочешь поделиться, я тут…

— Не хочу! Ни говорить… ни вспоминать. — Я поджала под себя ноги и вновь пригубила чай. Волков нахмурился.

— Как скажешь. Тогда я, наверное, вызову такси.

— Не торопись, — вскинулась я. — Хотя бы чай допей, а то не по-человечески как-то.

— Да я не в обиде, Кать.

— Все равно. Просто… это все тяжело. Очень. И стыдно.

— Тебе нечего стыдиться.

— Мой муж предпочел мне кривоногую пергидрольную администраторшу ресторана, в котором мы справляли поминки. Это ли не стыд?

— Может быть, и стыд. Но тут не тебе стыдиться надо, а Тимуру. У него есть все, о чем только может мечтать мужчина. Шикарная любящая женщина, дети, дом…

— Шикарная… Как же. Видел бы ты меня в тот момент… Я была такой жалкой, господи…

Я зарылась руками в волосы и коснулась лбом барной стойки, но практически в то же мгновение Ян заставил меня поднять голову и, глядя мне прямо в глаза, отчеканил:

— Ты не можешь быть жалкой, слышишь? Ты самая красивая и достойная женщина из всех, что я когда-либо знал.

— Ты правда так думаешь? — прошептала я, залипая взглядом на его зло поджавшихся губах.

— Думаю! А если твой Алмазов считает иначе, то он просто иди…

Ян не сумел договорить. Я не дала. Просто заткнула его рот поцелуем. Все, что зрело во мне в машине, потребность отомстить, сравнять счеты… сейчас захлестнула меня с головой. Я будто впала в безумие. Беспамятство…

— Нет! Нет, Белоснежка… Перестань. Я женат! — простонал Волков, с трудом отрываясь от моих губ.

— Все вы женаты! — вмиг вспыхнула я. — Вот только кому из вас это помешало завести интрижку на стороне? Кому, а? Ну, скажи мне!

Злые слезы обожгли щеки. И я ведь понимала, как глупо срываться на постороннем, а все равно не могла успокоиться и заткнуться. Истерика звенела в моем голосе. Ей нужен был выход. Казалось, если я сейчас не выскажу все, что внутри кипит — сломаюсь, разобьюсь. И никогда уже не стану прежней.

— Я не могу отвечать за грехи Алмазова.

— Да… я понимаю. Извини. Не знаю, почему решила, что ты… — Не сумев договорить, я закрыла ладонью рот и громко всхлипнула.

— Потому что я — свингер. Но пойми, Кать… То, что у нас с женой отношения такого рода, совсем не означает, что я готов ей изменять.

— Думаешь, свинг — это не измена? — влажно всхлипнула я, не зная, плакать мне или смеяться. Не находя ответа, как наш разговор вообще зашел о таком.

— Отнюдь. Между нами, как раз, все по-честному. Я никогда не обманывал жену. Никогда не предавал её.

— Но и не любил, — устало вздохнула я и, будто из меня разом выкачали все силы, тяжело опустилась на стул.

— Почему же?

— Потому что никакой любящий мужчина не стал бы делить свою женщину с кем-то другим.

— О, старая добрая сказка про «жили они долго и счастливо»… Моя любимая!

Волков невесело усмехнулся и опрокинул в себя остатки чая.

— Почему сразу сказка? — хмыкнула я.

— Ну, вот ты и ответь. После сегодняшнего… ты еще веришь в сказки?

Я вздрогнула и, обхватив себя руками за плечи, опустила голову низко-низко. Рядом выругался Ян.

— Прости меня, Кать… Я не должен был говорить этого. Слышишь?

— Но это ведь правда, так? Сказок не существует, — чужим, незнакомым голосом пропела я. И громко, как безумная, засмеялась. Меня колотила нервная дрожь, смех перешел в слезы, от безысходности хотелось выть и лезть на стены. И как же чертовски близка к этому я была в тот момент! Но Волков не позволил мне сорваться, опуститься на самое дно. Не позволил мне сделать то, за что бы я сама себя уважать перестала. Он с силой прижал меня к себе и зашептал в волосы:

— Держись… ты только держись, ладно? Все пройдет… И это тоже. Все будет хорошо.

И я жила, я дышала, лишь в расчёте на то, что когда-нибудь это закончится. Ведь все в этом чертовом мире имеет конец. Даже боль. Мне бы только эту ночь пережить. А там, глядишь, и рассвет, который приближается с каждой секундой. Мне бы только эту полярную ночь пережить…

Постепенно слезы высохли. Ян расцепил руки, и я отступила на шаг, не решаясь на него посмотреть.

— Хочешь, расскажу, почему живу так, как живу, и никак иначе? Может быть, тебе это поможет взглянуть на вашу с Алмазовым ситуацию под другим углом, и вообще…

Я сглотнула и медленно кивнула. Терять мне уже было нечего.

— Все дело в том, что твоя мысль про «долго и счастливо» в идеале, конечно, хороша, но труднореализуема с точки зрения сексуальности. Качественный секс невозможен без возбуждения, интриги, чего-то нового. Знаешь, вот этот пресловутый сказ про вкусный борщ, который чудо как хорош, если только тебя не кормят им на завтрак, обед и ужин… Пример, если честно, так себе… Он мне никогда не нравился, но из доступного почему-то только он и приходит на ум.

— Понятно. Все банально, и ничего нового. Ты просто думаешь, что Тимур заскучал.

— В ситуации с Тимуром все намного хуже. Там теперь комплекс размером с Гренландию… Мужик чуть самое ценное не потерял, Кать.

Я понимала, о чем толковал Ян. Это понимание… понимание, что дороги назад для нас с Тимуром не будет, и было, пожалуй, самым ужасным. Возможно, если бы не смерть отца, он бы справился. А теперь, когда все его страхи вновь вскинули голову, — надежд на то, что он одумается, не осталось. Тимуру жизненно необходимо было самоутвердиться в глазах женщины. И меня одной для этих целей ему было мало. Я устало закрыла глаза с какой-то душной обреченностью понимая и принимая тот факт, что выбора у меня не осталось. Я либо перейду в разряд обманутых жен, либо… предложу мужу какую-нибудь альтернативу. И, кажется, я знала, что ею может стать.

— Ян…

— Да?

— Расскажи мне все-все о свинге…

Глава 12

Алмазов явился уже ближе к ночи. И хоть я не спала, в тот вечер впервые не вышла ему навстречу. Не потому, что хотела наказать Тимура своим невниманием, нет… Все намного-намного проще. Я банально не могла подняться. Мое тело словно парализовала боль чудовищной, нечеловеческой силы. С трудом шевелились разве что руки, которыми я прикрывала воспаленные глаза от необычно яркого лунного света. В темноте мне было как-то спокойнее. Темнота дарила обманчивое ощущение защищенности.

Топ-топ… По лестнице, по моим нервам…

Знаете, я всегда считала, что любовь — это довольно простая история. История счастья. Хорошо тебе с человеком — это любовь, а если плохо — то что-то другое, ненужное. То, на что совершенно не стоит тратить время и нервы. И от чего точно нужно бежать.

Я только сейчас поняла, что ни черта о любви не знала. Эта сука может быть разной: красивой и уродливой, логичной и абсурдной, сладкой и горькой, возносящей тебя на пьедестал и с него же сталкивающей… Безжалостно тебя калеча, ломая хребет, сдирая по живому кожу.

Дверь открылась. Я замерла. Шаг… другой. Он все ближе. Я даже не дышала… Я даже, мать его, не дышала, боясь услышать на нем аромат чужой женщины. Матрац прогнулся. Тимур тяжело опустился возле меня. Осторожно коснулся руки холодными пальцами.

— Ничего не было, Кать… Ничего не было, слышишь?

Я верила. Потому что Тимур никогда мне не врал. Глаза заволокли слезы. Облегчения и чего-то еще, того, чему я не могла найти объяснения.

— Но могло бы быть, опоздай я хоть на минуту.

Тимур долго молчал, а потом тихо выругался. Вскочил, сделал жадный вдох. Заметался по комнате…

— Могло. Ты права. Я не знаю, какого черта со мной происходит. Я не хочу… я не могу причинять тебе боль.

— Но ты причиняешь.

За моими словами последовал глухой удар. Я распахнула глаза. Тим вновь утопил кулак в стену. Раз, и еще раз. Я молча наблюдала за происходящим, пожалуй, впервые за всю нашу жизнь видя Тимура таким. Злым. Сбитым с толку. Дезориентированным.

— Мне потом тошно было… Я даже помылся, — прохрипел он.

— Прямо в ресторане? — улыбнулась непонятно чему.

— Что? Нет, у матери. Я… я у нее все это время был. Не мог… — Тим дернулся, взмахнул рукой, не находя слов, чтобы объяснить мне свои мотивы. Которые я и без того понимала, кажется, лучше его самого. И не понимала…