— Я ничего не хочу решать… — последние слова я даже пропела. Не знаю… Наверное, со стороны я казалась безумной. Я и чувствовала себя где-то так. Немного сошедшей с ума…

Наконец, осветив подъезд к дому фарами, из-за поворота показалось такси. Не давая Тимуру меня опередить, я забралась на сиденье возле водителя. Тим вздохнул и сел сзади. До дома ехали в гнетущем молчании. И даже тихо играющее радио было не в силах его облегчить.

К счастью, дети остались у Альфии. Вот кому будет действительно трудно все объяснить. Мы остановились у дома. Я вышла из машины и вошла в калитку.

— Я сниму квартиру где-нибудь в центре. И перееду. А до этого… пожалуйста, поживи у матери.

— Что? — опять, как попугай, повторил Алмазов.

Я остановилась у входа в дом. Смелас перил, опоясывающих широкую веранду, снег ладонью. Сжала в холодных пальцах.

— Я говорю, будет лучше, если ты где-нибудь поживешь, пока я не найду нам с детьми квартиру.

Тимур взорвался. Стал орать мне в спину о том, что никуда не уйдет и нас никуда не отпустит. А у меня не было сил… не было сил на эту истерику. Я молча вошла в дом, поднялась по лестнице и закрылась в ванной.

— Послушай, нам нужно поговорить! — раздался голос за дверью. Господи, сколько раз… сколько раз я просила, я умоляла его со мной поговорить. А сейчас… сейчас, что уже? Ничего ведь не изменить. Там, где была любовь, уже почти ничего не осталось. Она высохла, истлела, превратилась в жалкое подобие себя… А я не заметила даже. И что теперь? Убить бы её в себе, чтобы не мучиться, но на это тоже не было ни воли, ни сил. Состояние — хоть в петлю.

Утром неожиданно стало легче. Я вышла на балкон, задрала голову к небу и ловила ртом крупные лохматые снежинки, как делала когда-то давно, в беззаботном счастливом детстве. Память тащила назад, туда, где было все просто и понятно. В то время, когда я точно знала, кто я… и чего хочу. Не так, как сейчас…

— Катя, нам надо поговорить. Пожалуйста… — голос Тимура сломался в конце. И мое сердце привычно сжалось. Я могла планировать все, что угодно. Но моими рефлексами все еще руководил этот сильный слабый мужчина. Которого мне не удалось удержать. И простить.

— Если хочешь знать, я тебя ни в чем не виню, Тимур. Я сама в это влезла. И не жалею… Просто хочу разобраться, кто я. Ввиду, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств, — криво пошутила я и переступила, озябнув, с ноги на ногу. — Оказалось, что я совершенно себя не знала…

— То, что вчера случилось — было ошибкой.

Я рассмеялась. Знаете, что самое интересное? Плевать мне было на то, что было вчера. Я кайфанула. Невесело стало потом. Когда картинка в моем мозгу сложилась. Когда я, наконец, поняла, что же мной движет на самом деле. И ужаснулась…

— По большому счету вчера мы поквитались, да, Алмазов? Я наказала тебя за нелюбовь, ты меня — за что, кстати? За то, что я потянулась к Волкову? Так, знаешь, доброе слово — оно и кошке приятно. А после тебя Ян…

— Заткнись!

— Ты же хотел поговорить? Так слушай!

— Мне жаль! Жаль, что все так вышло! — заорал Алмазов так громко, что стайка черных ворон с мерзким зловещим карканьем взлетела с веток припорошенной снегом груши. — Я убить его хотел… каждый раз хотел…

— Так почему же ты меня к нему отпускал?

Не то, чтобы мне было интересно. Кажется, за минувшую ночь я прозрела, и он уже ничем не мог меня удивить.

— Может быть, я тоже себя наказывал?! Что самое страшное, что могло со мной произойти?! После всего, что я уже пережил… спроси меня, Катя!

— И что же?

Я уже не чувствовала ног в легких домашних тапках. Было слишком холодно. И я начала дрожать.

— Самым страшным для меня было тебя потерять. Я видел, что иду к этому… И как будто тонул. Все это дерьмо, с которым я не мог справиться, оно тащило меня на дно, будто камень. А я был слишком слаб, чтобы этот камень сбросить. И когда я понял, что не справлюсь, то наказал себя самым жестоким образом. За малодушие и слабость. Самым жестоким, Катя. Я сам себе вынес приговор. Никто и никогда не наказал бы меня сильнее. Никто и никогда, понимаешь?

Он кричал, глотая слезы, срывая криками горло. Клубы пара вырывались из его рта и уносились прочь ветром. Я не знала, как мы зашли в такой тупик. Просто не знала. Тим не мог удержать член в штанах, не мог иначе справиться с комплексами. Именно так шаблонно и предсказуемо он утверждал свою жизнь. А потом поедом себя ел, сожалея… И наказывал себя, да, самым страшным. Я действительно ему верила… Только знаете, какая штука? Он себя наказывал, а страдали мы оба.

— Что ж… Самое страшное случилось, не так ли? — шепнула я.

— Катя…

— Мы все разрушили, Тимур… Мы… все… разрушили.

Я вернулась в спальню, легла в постель и, свернувшись калачиком, отвернулась к стенке.

— Ты… правда так думаешь? Думаешь, что ничего уже не вернуть? — голос Алмазова дрогнул. В его нотках слышалась паника, граничащая с ужасом.

— Уходи, пожалуйста. Мне нужно все обдумать.

— Куда уходить?

— Я не знаю. Съезди за мальчиками, погуляйте где-нибудь, на горках покатайтесь, мне все равно…

— Хорошо… Ладно. Но мы еще поговорим обо всем. Ты слышишь? Я… Катя, мы все наладим!

Я кивала головой, но даже не вслушивалась в то, что он говорил. И в тот день, и во все последующие. Я досчитывала коммерческое предложение, смотрела советские комедии по телевизору и старательно делала вид, что не замечаю тревожных взглядов сыновей. Кажется, после того, как Тимур переехал к матери, они поняли, что мы расстались. Но так и не решились спросить нас об этом прямо. Им было страшно, страшно, что их привычный мир рухнет. Ничего не спрашивала и Нина Львовна. Молчала Альфия. Видимо, Тимур попросил мать не вмешиваться, а она по привычке подчинилась мужчине.

Тяжелей стало, когда каникулы закончились. И хоть я делала все, чтобы свести к минимуму наши встречи с Алмазовым, то и дело на него натыкалась. То в проектном, то в бухгалтерии, то в кафе, где мы обычно обедали… И это было совершенно лишнее. Видеть его, такого знакомого — было невыносимо. Потому что я знала — это всего лишь оболочка. Внутри мы стали совсем другими. Будто все, что случилось, изменило наш генетический код. Избегала я и Волкова, о котором тоже думала очень много. Отложив в сторону розовые очки, я методично анализировала ситуацию. Все, что мне довелось узнать. Все, что между нами происходило… Но так и не могла понять, что же так сильно меня смущает.

Наверное, Яну надоело мое поведение, потому что в один из дней я застала его в своем кабинете. Он сидел в моем кресле и дожидался меня.

— Как ты вошел?

— Взял ключи у Карелии Ильиничны.

Я вздохнула. Ну, надо же… теперь придется делать выговор уборщице.

— Напрасно. Я не скажу тебе ничего нового.

Прошла к своему месту, мазнула взглядом по светящемуся экрану компьютера, отмечая, что за время моего отсутствия тот, по идее, уже должен был перейти в спящий режим, и сгрузила на стол взятые в архиве документы.

— Почему? Просто скажи, почему ты не хочешь дать мне хотя бы маленький шанс? Вы же с Алмазовым расстались!

К концу предложения Ян повысил голос и вскочил, впиваясь в мое лицо взглядом, полным отчаяния.

— Это ничего не меняет, — устало вздохнула я. — Ничего. Абсолютно… Я не люблю тебя так, как ты того заслуживаешь, Ян. Прости. И не усложняй больше. Я сейчас этого просто не вынесу.

— Я не пойму, что тебя держит? Деньги? Статус?! Так я для тебя… Я — все, что хочешь. Все будет, Кать… Я же только ради тебя здесь сижу. А так… Свою фирму организовать дело не хитрое. Опыт есть, есть желание…

— Ты меня не слышишь, да, Волков? Какие деньги, какой, мать твою, статус? Да я бы и с нищим была, если бы любила. Я бы все, что хочешь, для него… Я бы… — отмахнулась, глотая слезы. Понимая, что это «я бы…» уже случилось в моей жизни. Я уже отдала себя. Полностью в любви растворившись. И никуда меня это не привело. Никуда… Морок любви развеялся. И меня не осталось вовсе. Я тяжело вздохнула, опустилась в кресло и прошептала: — Уходи, Ян… Пожалуйста, уходи.

Глава 25

Когда за Яном закрылась дверь, я устало откинулась в кресле и зачем-то щелкнула по мышке пальцами. Ничего… Ударила по кнопке ввода, на экран выплыл последний открытый документ. И тут меня осенило. В один момент все стало таким очевидным, что я даже удивилась, почему мне потребовалось так много времени на то, чтобы догадаться. Хотя теперь, наверное, даже это было вполне объяснимо. Я пыталась найти систему там, где ее не было, полагая, что шпион работает на конкурентов. Но по одной и той же схеме нас обставляли самые разные фирмы. И это совершенно не укладывалось в мою теорию заговора. Путало факты. Ну, какой смысл шпиону сливать наши коммерческие всем подряд? Я не видела в этом логики. А она была. Стоило только взглянуть на ситуацию под другим ракурсом. Алмазова методично и планомерно разоряли. Не для того, чтобы что-то урвать для себя. Нет. Это было бы слишком просто. Предателя интересовал сам факт. И ничего больше.

«Я не пойму, что тебя держит? Деньги? Статус?! Так я для тебя… Я — все, что хочешь. Все будет, Кать… Я же только ради тебя здесь сижу. А так… Свою фирму организовать дело нехитрое. Опыт есть, есть желание…»

Кажется, так говорил Волков, думая, что рядом с Тимуром меня всё это дерьмо держит? Я запрокинула голову и рассмеялась. Громко. До слез. Ну, ведь смешно же… И он правда думал, что это — любовь? Вот, как, выходит, она выражалась? А все эти разговоры, будто бы между прочим…

«Мы — свингеры… Стой, а вы разве не знали?»

Как раз в тот момент, когда наш с Тимом брак находился на грани краха, и я была готова на все, чтобы его спасти!

Слова Лёньки Жорина:

«Столько лет прошло, а ничего не меняется… Алмазов за тобой следит, как коршун, а Волков… облизывается в тени. Как облизывался на тебя с первого класса, так и сейчас… Как только слюна не капает…»

Господи, какая же я дура! Дура… Я настолько быстро угодила в искусно сплетенную паутину, что ему даже делать ничего не пришлось. Бабочке со сломанным крылом так просто угодить в паутину…

Я думала, что хуже не может быть? Я ошибалась. Могло… Могло. Все, что еще оставалось от моей женской гордости, забилось в предсмертных конвульсиях и благополучно сдохло. Мне казалось, я даже слышала последний хрип. Или это я хрипела от нехватки воздуха?

Зачем-то я сползла с кресла, уселась на пол, с ноги слетела туфля. А я, обхватив щиколотку двумя пальцами, принялась остервенело ее растирать, будто в попытке снять кожу. Не знаю, сколько я так просидела. Может быть, не один час. А может, всего минуту. Подняться меня заставил телефонный звонок. Непослушной рукой я поднесла трубку к уху.

— Кать, это Егоров. Я что-то до Тима не могу дозвониться. Он обещал мне сегодня сбросить ваше коммерческое. Может, ты мне перешлешь? Сроки подачи истекают, и я не могу больше тянуть.

— Да… Да, конечно, — откашлялась я и провела языком по сухим, как пергамент, губам. — Дай мне две минуты. Сейчас все будет.

— Отлично. Жду.

В трубке раздались отрывистые гудки. Я вернула ее на базу, открыла почту и прикрепила злосчастную таблицу. А в последний момент опомнилась. Что я делаю?! Удалила старый файл. Открыла коммерческое на компьютере, задала формулу и протащила через все строки. Сохранилась заново и только потом отправила документ, сопроводив стандартной отпиской.

Руки дрожали. И все во мне будто вибрировало. Я опустила голову на стол. Дерево было приятно прохладным.

— Катя! — захлопнув за собой с грохотом дверь, в мой кабинет ворвался Тимур. — Нужно срочно выслать Егорову наше коммерческое. Перешли мне файл, я тебе потом все объясню… И не подпускай к себе Волкова, слышишь?! Он — предатель, Катя! Я только сейчас узнал… И все тебе расскажу, только отправлю файл…

— Я уже отправила.

— Что?

— Я уже все отправила. Егоров не мог до тебя дозвониться, а на него наседали сверху…

— Какого черта? — рыкнул Тим. — Кто тебя просил? Кто тебя просил, Катя?! Ты же ни черта… ни черта не знаешь! Волков сливал данные наших коммерческих конкурентам. И сейчас слил. С твоего чертового компьютера… Все только сейчас вылезло наружу! Мы с безопасниками его вели! Потому Егоров и не мог дозвониться. Что же ты наделала, Кать? Что… ты… наделала… — Алмазов обхватил голову руками и потрясенно на меня уставился.

— Ничего! Ничего я не наделала…

Тим покачнулся. Отступил.

— Только не говори, что ты с ним заодно… — неверяще покачал он головой. — Ты с ним?! Ты с ним? — он подлетел ко мне и, схватив за руки, вытащил меня из кресла.

— Прекрати!

— Ты с ним? Заодно… с ним?!