Принцессу похоронят в королевской усыпальнице, а на следующий день состоятся торжественные крестины. Младенца нарекут Фернанду[5]. Лекари и кормилица в один голос заявят, что это здоровенький и вполне сильный жизнеспособный ребенок.

Сразу же после похорон жены дон Педру отпишет в Испанию, прося Инес незамедлительно сесть на приготовленный корабль и возвратиться в Португалию. Так что донья де Кастро и двух лет не промучится вдали от своего возлюбленного.


А пока я думала о себе, о своем ребенке, к которому меня не допускали, о возможностях выйти замуж и зажить своим домом, как можно дальше от Альвару.

Тот в отместку за то, что из-за меня ему пришлось врать принцу и, в особенности, назвать меня дамой сердца, так избил меня на следующий день, что у меня случился выкидыш. Из-за этого я не смогла пойти попрощаться с Инес, задыхаясь в мокрых от крови и пота простынях и проклиная подлого Альвару. Разумеется, принцу было доложено, что я захворала от одной только мысли о неизбежной разлуке с госпожой де Кастро.

Сколько же тревожных дней и ночей за эти два года разлуки с подругой и госпожой я молила Бога о том, чтобы он забрал меня к себе! Но Господь не внял моим мольбам. Вместо этого я снова должна была служить ненавистному Альвару, принимая его ласки и слушая попреки.


За неделю до возвращения в Португалию корабля с доньей Инес, Альвару вновь избил меня, да так, что даже под самой непрозрачной мантильей я не смогла бы предстать перед обществом.

Поэтому, проснувшись на следующее утро и поглядев на мое распухшее, посиневшее от побоев лицо, граф велел мне спешно облачаться в мужское. Мужчине не столь зазорно ходить с разбитой губой или синяками под глазами, тем более такому простолюдину, как я. Всегда есть надежда, что прохожие посчитают это боевыми отметинами, а не следами хозяйской выволочки.

После этого граф отослал меня в дом своего дяди, не удосужившись снабдить даже охраной, несмотря на то, что я готова была упасть в обморок, и не говоря о том, что на меня могли напасть дорожные грабители, которых день ото дня становилось все больше и больше. Правда, должно быть, ощущая вину за мой побитый облик, зная к тому же о моей новой беременности, граф предоставил мне своего личного коня и широкую теплую накидку, завернувшись в которую можно было спать.

После свадьбы дон Санчус переехал в новый роскошный дом с огромной конюшней, большими светлыми залами и балконом на втором этаже. Поравнявшись с воротами его дома, я медленно сползла с коня или, точнее, позволила вышедшим мне навстречу слугам помочь мне спешиться.

Никто ни о чем не спрашивал, и, завернувшись в плащ, я прошла в дом, где мне уже приготовили комнату. О моем приезде здесь были оповещены прибывшим ещё накануне гонцом. Должно быть, парень летел во весь опор, нигде не останавливаясь в пути. Лучше бы он не лошадей гнал, а охранял меня дорогой. Вдвоем не так страшно, да я бы не поскупилась и угостить его в дорожной таверне.

Узнав, что дон Санчус на данный момент отсутствует, я велела принести мне воды и прилегла на приготовленное ложе. Было немного странно находиться здесь в качестве гостя, а не слуги и помощника, но в моем состоянии я уже могла ничему не удивляться.

Через некоторое время меня разбудили шаги, и я вовремя успела прикрыть лицо. На пороге с кувшином вина стояла моя давнишняя приятельница, Катарина. В отсутствие мужа она занималась домом, а значит, и гостями. С трудом ворочая языком, я что-то говорила ей, стараясь сделать все возможное, чтобы донья Санчус не смогла разглядеть меня. Краем глаза я увидела, что карлице повезло скоро стать матерью, и порадовалась за нее.

На самом деле я не испытывала обиды за то, что умная золотошвейка увела у меня дона Санчуса. В конце концов, он был уверен в том, что я мужчина. А на мужчинах, как известно, не женятся. Хотелось, как в старые добрые времена, расспросить обо всем милую Катарину, но я не имела права разглашать тайны.

Дон Санчус появился только к вечеру. Ссылаясь на усталость и недомогание после «полученных в бою ран», я целый день провалялась в своей комнате, избегая с кем-либо общаться. Тем не менее я не могла отказать себе в радости увидеть своего бывшего сеньора.

Прихрамывая, он вошел ко мне, тихо прикрывая за собой дверь.

– Не думал я, что наша новая встреча будет при столь печальных обстоятельствах, – с порога завел он.

К приезду хозяина я была полностью одета, лежала закрытая одеялом, и теперь, облокотившись на стену, посмотрела одним глазом на вошедшего. Другой глаз безнадежно заплыл. Все тело болело.

– Рад видеть вас, благородный сеньор, – я сделала попытку подняться, но добрейший Санчус опередил меня, жестом приказывая оставаться на месте.

– Мой племянник сообщил письмом, что на вас напали разбойники, когда вы возвращались домой, – сказал он, дотошно вглядываясь в мое лицо.

– Ага. Злющие, – я вспомнила лицо Альвару, и, как обычно во время беременности, в голове помутилось, к горлу подступил рвотный ком.

– Я бы хотел осмотреть вас, – дон Санчус подвинулся ко мне, но я натянула одеяло до самого горла. – Хотя бы покажите мне руки, – очевидно, мое поведение смутило, если не обидело дона Санчуса.

Я протянула обе руки, зажимая теперь край одеяла подбородком.

– Так, так… – дон Санчус с удивлением поднял на меня глаза. – Ваш господин сообщил мне, что вы дрались, но ваши руки говорят об обратном. Поглядите сами. Если бы вы били кого-то, у вас оказались бы разбиты костяшки пальцев, в то время как они целы и невредимы. Зато повреждены тыльные стороны обеих ладоней. Значит, без сомнения, вы пытались защитить себя.

– Так и было. Они свалили меня с ног и били куда попадет. Я ничего не успел сделать.

– Не успел или не посмел? – глаза дона Санчуса смотрели, казалось, мне в самую душу. – Вас ведь избил мой племянник? Я это сразу же понял. Он всегда избивал своих слуг и особенно пажей. Не понимаю, зачем вообще кого-то лупить? Не нравится – мог, в конце концов, отдать мне. Хорошие слуги на дороге не валяются.

Дон Санчус велел мне наклонить голову, после чего внимательно осмотрел макушку и шею, раздвигая волосы и прощупывая кожу прохладными пальцами.

– Вы пользуетесь яичными белками для укладки волос? – спросил он.

Я замерла, решив поначалу, что он догадался о моей тайне, но после сообразила, что многие господа действительно завивают волосы, пользуясь этим средством, и кивнула в знак согласия.

Потом дон Санчус осведомился о том, не отбиты ли у меня внутренности, так как служанка сказала ему, что у приехавшего большой живот, скрываемый плащом. Но я атегорически отказалась показаться дону Санчусу, сообщив о данном после нашего разговора обете, в котором я обещала себе, что до меня никогда не дотронется больше ни один мужчина.

На этом осмотр закончился, и дон Санчус разрешил мне несколько дней поваляться в постели, питаясь бульонами, приготовленными по его рецепту, и постепенно приходя в себя.

Глава десятая. Клятва Альвару

Когда лицо мое вошло в норму, сошли припухлости, и осталась обычная после синяков желтизна, Альвару велел мне возвращаться в королевский замок в Лиссабоне. Как оказалось, ждали только меня. Это было как-то связано с доньей Инес и доном Педру. Поэтому я тут же приоделась, изведя на себя коробку пудры и румян и прихватила с собой верную мне девушку-служанку Маргариту.

Для нас приготовили карету. Сев на устланное мягким покрывалом сиденье, я подумывала о том, что ждет мое очередное дитя, если, конечно, тому суждено родиться не загубленным до времени собственным родителем. Я не спрашивала Альвару, куда мы едем, – он все равно не сказал бы правду.

Мы выезжали поздно ночью, и для нас специально пришлось открывать ворота. Если бы я не знала о том, что мы торопимся на встречу с принцем и Инес, то, ей-богу, подумала бы, что Альвару наконец решил от меня избавиться. Так страшно, странно и тихо все проходило. Тем не менее тут чувствовалась рука дона Педру, иначе, кто бы еще мог распорядиться о внеурочном открытии ворот? Поэтому я немного успокоилась, решив, что принц порядочный человек и не стал бы желать гибели беременной женщине и ее еще не рожденному чаду. Впрочем, он мог и не знать о моем положении, занятый мыслями об Инес.

Мы ехали всю ночь и к утру оказались в местечке, которое Альвару назвал Браганса. Карета остановилась у небольшой церквушки, как в тот день, когда мне суждено было сделаться доньей Алвиту, виконтессой Фару. Навстречу нам вышел еще молодой и энергичный священник, в ком я узнала дона Хиля, епископа Гуарды. Тот бывал в доме графа и был представлен ко двору.

Мужчины обменялись парой фраз, после чего мне было разрешено выйти из кареты. Видя, что никто не собирается подать мне руку, Маргарита выбралась первой и помогла мне.

Я не понимала, отчего Альвару вдруг сделался таким невежливым. Дома или в замке, на половине принца, он мог избивать меня сколько душе угодно, но в присутствии посторонних обычно являл собой саму изысканность. А уж после того, как в присутствии дона Педру граф назвал меня своей дамой, мне вообще было некуда деваться от его лести на публике и зуботычин дома.

Я огляделась и увидела то, что заставило епископа и Альвару забыть об элементарной учтивости. К нам подъезжала еще одна карета, рядом с которой скакал закутанный в черный плащ всадник. Спешившись, тот поклонился всем сразу и, открыв дверцу, подал руку донье Инес, чьи светлые волосы невозможно было спутать ни с какими иными.

Подойдя к священнику, дон Педру – теперь я точно видела, что это был именно он – поцеловал его руку и тут же с чувством пожал руку дона Альвару. Донья Инес обняла меня, после чего я сразу склонилась в придворном реверансе перед принцем. Несмотря на то что всю дорогу венценосный друг скакал рядом с ее каретой на коне, этикет оставался превыше всего. Как же Педру был хорош в этот момент!

– Любезная Франка, Альвару! Я пригласил вас как людей, которым безгранично доверяю и которых искренне люблю, с тем чтобы именно вы стали свидетелями нашего венчания, – он с любовью посмотрел на Инес и вдруг обнял ее за плечи. – Мой отец все равно не разрешит этот брак, но это и не важно. Когда я взойду на престол, мы подтвердим с Инес свои клятвы, после чего я возложу на ее голову корону Португалии. И видит Бог, никогда еще эта корона не венчала столь прекрасную донну! Я хотел бы, чтобы именно вы – дама и ее рыцарь – помогли нам сделаться законными мужем и женой, потому что я верю в приметы и знаю, что если во время венчания молодым держат венцы люди, нежно любящие друг друга, сами небеса опускаются ниже, чтобы покровительствовать новобрачным.

Я посмотрела на Альвару. Было невозможно не заметить того, как он побледнел после этих слов принца. С минуту я ждала, что он откажется, дабы не навлечь проклятие на голову своего друга и покровителя, но Альвару промолчал. А Педру и Инес были заняты только собой.

– Когда будешь держать венец, представляй меня таким, каким бы хотела, чтобы я был, – шепнул мне Альвару, когда я заняла свое место за доньей Инес. – Попробуй представить, что любишь меня хотя бы ради нашего ребенка, – он кивнул на мой живот.

– Если ты не признаешь наших детей своими законными наследниками, я прямо сейчас сорву всю свадьбу, – прошипела я сквозь зубы. – Вот такая у нас любовь и другой не будет!

– Ты с ума сошла! – дон Альвару из белого сделался зеленым.

Я нежно улыбнулась ему и помахала рукой заметившему нашу размолвку дону Педру.

– Поклянись, не то расскажу сиятельному принцу, какая из нас идеальная пара! Какой ты рыцарь! И какие знаки внимания оказываешь своей даме! Расскажу о нашем первенце, которого я никогда не видела и, неизвестно, увижу ли вообще. О нашем втором ребенке, который вышел из моей утробы кусками! Что ты сделаешь? Убьешь меня? Так ты в любом случае не сегодня завтра забьешь меня до смерти. И после всего этого ты хочешь, чтобы мы венчали благороднейшего принца и его даму, кого соединяет действительно любовь?

– Но я же на самом деле люблю тебя, дура! – Альвару остановился, схватив меня за локоть. Его глаза горели. – Я люблю тебя с того самого дня, как отбил у пьяных копейщиков на постоялом дворе мамаши Софьи. Люблю с того момента, как ты стала моей на шелковом плаще. Любил, посылая к тебе слугу, любил всегда! Любил, как еще до меня ни один мужчина не любил женщины!

– Любил, приказывая босой бежать за твоим конем? Любил, заставляя днем делать черную работу, а ночью до изнеможения услаждать тебя? Любил, принуждая приводить для тебя шлюх и таскать их на собственной спине? Нет, если это любовь – то я отрекаюсь от любви! Я не люблю! Я ненавижу тебя, граф Альвару, и буду ненавидеть всегда!

Рука графа легла на рукоятку меча, я услышала звук вынимаемой из ножен стали, и в тот же момент между нами возник Педру.

– Что с вами, друзья? Святой отец не станет ждать нас вечно, – он казался растерянным.