Юлия Андреева - Свита мертвой королевы

Разорвав круг придворных, мы пробились наконец к трону, где я, зацепившись за чью-то трость, рухнула в ноги мертвой королеве, инстинктивно хватаясь за подол ее платья, а Альвару галантно склонился в поклоне, целуя руку трупа. Когда граф помог мне подняться на ноги, я поклонилась королю, и тут же за нашими спинами возникла безмолвная стража…

Точно сама собой восстановилась очередь, придворные с каменными лицами подходили один за другим выразить уважение и поклясться в верности обоим величествам. Ноги Инес были вытянуты вперед, голова клонилась к полу. Во время возложения короны кому-то из слуг пришлось держать ее за плечи, так как корона могла упасть, а это считалось дурным знаком.

По окончании торжественной церемонии тело Инес уложили во вновь возникший посреди зала чистый гроб и отнесли в замковую церковь. На следующий день после службы Инес вторично захоронили в королевской усыпальнице. Позже над гробницей установили статуи юных Педру и прекрасной Инес.

Сразу же после коронации мы с Альвару были заключены в тюрьму. Нас разделили и посадили в разные камеры.

Правда, никто не посягал на наши одежды. Тюремщики покусились только на оружие, пояс Альвару и мою мантилью, так как, по их собственным объяснениям, бывали случаи, когда узники пытались покончить с жизнью с помощью подобных вещей. Кроме этого, до поры до времени у нас отобрали все украшения и деньги, потому как боялись, что мы попытаемся подкупить стражу.

По словам директора тюрьмы, одних только рубинов на моем платье хватило бы на три побега. Добавьте к этому блещущее драгоценными камнями оружие Альвару, его перстни, рыцарский пояс, драгоценную броню и тяжелые золотые цепи. А мои кольца, браслеты, ожерелья и гребенки? Да на эти деньги можно было не только выкупить каждого из заключенных, но и саму тюрьму со стражей, и еще бы осталось! Забавно я, должно быть, смотрелась в дорогущем платье на тюке соломы, рядом с деревянной миской дешевой похлебки.

Через неделю меня вызвали на первый допрос. Следователем, ведущим наше с Альвару дело, оказался сам дон Санчус. Это вселило в мое сердце надежду. Так как дон Санчус являлся близким родственником Альвару, его не имели права приглашать для разбора этого дела. А если пригласили, то здесь чувствовалась рука самого короля, и короля не разгневанного, а милостивого.

Надо ли говорить, что с первого взгляда на меня дон Санчус все понял, признав во мне своего слугу Ферранте, так что не было никакого смысла продолжать игру. Зная о любви дона Санчуса докапываться до мельчайших деталей дела, я честно пересказала ему всю свою жизнь, покаявшись в невольном обмане. И заявив между прочим, что уверена: такой умный человек, как он, давно уже догадался о моей истинной природе, но не подавал виду, так как это была не только моя тайна, но и тайна графа Альвару.

Довольный таким раскладом, и особенно моим лестным мнением, дон Санчус смекнул, что его честь спасена, и с радостью приступил к дальнейшим допросам.

– Была ли убита донья Альвару?

Странно, если бы, пережив подобные побои, она не отдала бы богу душу. Оруженосцы Альвару и сам граф могли замучить до смерти и более сильного человека, нежели тщедушную графинюшку.

– Где ее тело?

Хороший вопрос. Из соображения, чтобы не видеть страшных снов, я не задавала его графу.

Тут же кто-то вспомнил, что после моей мнимой кончины, оказывается, состоялись мои вполне реальные похороны, причем в закрытом гробу. Это дало дону Санчусу возможность предположить, что вместо меня похоронили Литицию Альвару. Он написал письма королю и кардиналу с просьбой разрешить ему вскрыть могилу. И очень скоро получил решительный отказ.

Поняв, что без трупа дядя не в силах доказать факт самого убийства, Альвару наплел ему о том, что жена на самом деле сбежала с одним из рыцарей, пропавших приблизительно в это же время, после чего он воспользовался случаем и забрал меня к себе. Всем было известно, что я и Альвару состояли в любовной связи много лет. Сам король дал показания о том, что Альвару поклялся на их с Инес венчании сделать своими наследниками прижитых со мной детей.

Я не знала о показаниях моего любовника, но догадалась, что ветер заметно изменился и теперь наше судно неслось уже не прямиком на скалы, как вначале, а в обход оных. Нас сразу же начали лучше кормить, хотя и не разрешали еще видеться.

Когда в тюрьму, где мы томились уже месяц, явился сам король, Альвару бросился ему в ноги, слезно умоляя пощадить хотя бы меня. Зная слабость дона Педру к кодексу рыцарской любви и памятуя его неугасаемую страсть к Инес, Альвару заливался соловьем, расписывая свои злодеяния и мою невиновность. Подобный прием должен был растрогать чувствительную душу короля.

В конце визита они обнялись, как в старые добрые времена. Тут же был внесен небольшой столик, на который слуги поставили лучшие яства, что только сумел раздобыть для нас начальник тюрьмы. Мне дали горячей воды и гребень, вернули украшения, после чего, кое-как приведя себя в порядок, я смогла присутствовать на торжественном обеде, устроенном доном Педру в нашу с Альвару честь.

Тем не менее о полной победе говорить пока не приходилось. Король не без основания опасался, что церковный суд может возроптать против решения своего монарха отпустить нас. Слишком тяжело было обвинение в самозванстве. Кроме того, до сих пор еще не нашли всех слуг графа Альвару, уволенных после того, как тот забил насмерть свою супругу. А значит, в любой момент нас могли призвать к ответу снова.

Обливаясь слезами, король сообщил, что сможет сделать для нас только одно: вывести из темницы и посадить на ближайший корабль. Тот, который унесет нас куда-нибудь, где мы будем вне досягаемости суровых законов нашей страны.

– Клянусь вам, благородный друг, – уверял Альвару король, – что мне придется искать вас со всей страстью и тщательностью везде, кроме того места, которое вы изберете своей новой родиной.

Мы просили, чтобы король позаботился о наших детях, и тот пообещал, что состояние графа будет отдано его отпрыскам в тех пропорциях, какие он сам изберет для каждого из своих чад. После чего Альвару написал подробный список, оставив себе добрую треть имевшихся в наличии денег и драгоценностей, необходимых для переезда и устройства на новом месте.

Начались тяжелые времена.

Тихо горит в ночи лампа. Стежок за стежком я вышиваю подушку по приказу графа Альвару. Стежок за стежком. Нитку кладу близко-близко, как тела любовников. Тогда вместе стежки будут смотреться как единое целое. Даже когда на полотне встречаются разные цвета – рука вышивальщицы может положить их так, что они будут смотреться как нечто единое.

Можно ли назвать единым целым союз таких разных, по сути, существ, как мы с Альвару? Что будет, если положить вместе нежнейший шелк и суровые нитки? На полотне невозможно. А в жизни? В жизни, наверное, и не такое бывает. Жизнь сама по себе странная штука…

Воспользовавшись милостивым разрешением короля убраться подобру-поздорову, мы добрались до порта города Баррейру, где, договорившись с капитаном небольшого судна, отплыли в Испанию. Началось долгое, изматывающее силы и средства странствие.

Сначала мы устроились в богатом и красивом Мадриде, известив о себе Педру. Альвару отчего-то верил, что не пройдет и полугода, максимум год, как все само собой уладится и мы сумеем вернуться. Поэтому он сразу же снял довольно-таки богатый дом, где начал жить на широкую ногу.

Он быстро завел полезные знакомства и даже был представлен ко двору, но не сумел добиться того, чтобы получить приличествующее его титулу и былым заслугам место. Да оно ему все равно и не было нужно. Кто принимает на себя должность на несколько месяцев? Ведь именно на такой срок рассчитывал задержаться в Испании Альвару.

Некоторое время Педру слал нам полные теплых слов письма, где сетовал на своих упрямых подданных, мешающих планам возвращения Альвару в Португалию. Ко всему прочему, вдруг вскрылись подробности гибели сеньора Алвиту, вдовой которого я являлась. Нашелся даже свидетель убийства. Им оказался кто-то из тогдашней свиты Альвару. В общем, руки короля оказались связанными, так что он не сумел протянуть их навстречу страдающему другу.

Понимая, что никто уже в целом мире не окажет ему помощи, Альвару ходил взад-вперед по нашей спальне или вдруг требовал коня и гнал его что есть силы. Возвращался граф, только устав и измучив себя. Тогда он садился за стол и принимался писать своему венценосному другу, превознося красоты Испании, куртуазность местных рыцарей и красоту дам. Возможно, он надеялся, что Педру, знающий его как облупленного, поймет, что все это – не что иное, как блеф и желание хоть немного скрасить свою вынужденную ссылку.

Переписка продолжалась пять лет, и король всегда находил возможность посылать значительные суммы своему несчастному другу. На них мы безбедно жили, имея великолепный выезд и множество слуг. Но в 1366-м письма и деньги неожиданно прекратились. Вместо них из Португалии пришло письмо от дона Санчуса, в котором он сообщал о тяжелой болезни короля, и тонко намекал, что тот вряд ли выживет.

Весть о недуге друга и покровителя выбила Альвару из седла. Дни напролет он ходил убитый и потерянный, то и дело посылая людей в порт узнать, не пришли ли корабли из Португалии и нет ли каких-нибудь сведений о здоровье короля. По приказу Альвару и по своему собственному желанию я простаивала на коленях перед изображением Девы Марии, слезно умоляя ее смилостивиться над нашим королем и послать ему выздоровление.

Через год Педру не стало. Он умер в возрасте сорока семи лет.

Столько же было в это время и Альвару. Еще физически сильный, достаточно быстрый и резкий, он чувствовал, как жизнь его пропадает впустую, как подкрадывается холодная и неизбежная кончина.

Как и следовало ожидать, новым королем Португалии стал Фернанду Первый – двадцатидвухлетний законный наследник нашего друга Педру Первого.

В преддверии перемен все живущие в Испании португальцы пытались вызнать друг у друга любую информацию относительно молодого короля.

Альвару то плакал, обнимая кувшин с вином, хороня свое будущее, то вдруг словно обретал крылья, рассказывая о том, каким Фернанду был ребенком, что он любил и что ненавидел. Тогда ему вдруг начинало казаться, что новый король вскоре разберется с его делом и, без сомнения, возвратит верного слугу короны обратно в Португалию.

– Юному королю нужны свои люди! – говорил он, обнимая меня за плечи и целуя в щеку. – Вот увидишь, сегодня я написал дяде и попросил его подать просьбу о повторном рассмотрении нашего дела. Короля окружают предатели, трусы и мастера лизания задниц. Я – старый вояка, добывший в свое время корону Португалии у старого лиса Афонсу и возложивший ее на голову Педру, должен служить молодому королю. Фернанду просто обязан вспомнить меня и, вспомнив, приблизить к себе.

– Но Фернанду, без сомнения, знает, что мы служили не только интересам его отца, но и интересам покойной Инес, которая чуть было не отняла Педру у его матери, – возражала я.

– Если бы бабам было дано разбираться в политике, мир бы рухнул! – кричал Альвару, хлопая меня по спине и требуя, чтобы я убиралась и сидела где-нибудь на кухне.

Вернувшиеся недавно из Португалии купцы доставили вести, что юный король высокого роста, сильный и красивый. Он любит турниры, веселье, охоту и женщин. Говорили, что Фернанду весьма любвеобилен и расточителен до такой степени, что содержит целый гарем любовниц.

Расспрашивая о похождениях Фернанду, Альвару день ото дня убеждался, что это именно тот король, который сумеет понять его и замять давнее дело. Если король считал адюльтер чуть ли не нормой жизни, будет ли он преследовать человека, расправившегося со своей давно надоевшей бесплодной женой ради любовницы, подарившей ему четверых здоровых детей?

Граф еще долго мечтал бы так, но король Фернанду вдруг ни с того ни с сего затеял войну с Кастилией. Пытаясь разобраться во внешней политике отчизны, Альвару ломал голову, но так и не сумел понять, с какого перепугу началась эта самая война. Тем не менее он написал королю, предлагая свои услуги в качестве командующего войсками.

Ответом ему стало письмо от дона Санчуса, умолявшего немедленно покинуть Мадрид, так как король, узнав наш адрес, написал королю Испании, прося о немедленной выдаче преступников.