Поскулив для приличия, старуха согласилась. Осмотр был назначен на воскресенье, сразу же после службы.

Услышав о решении родителей, я побледнела и чуть не лишилась сознания. В висках стучали ошалевшие барабанщики, перед глазами все плыло. Я прекрасно понимала, что воскресенье сделается последним днем моей жизни, так как отец прибьет меня и будет прав. В конце концов, он не мог сбагрить из дома послушных и чистых дочерей, что же говорить о потерявшей девичью честь?!

Я взяла мантилью и, как была, вышла из дома. Наверное, следовало рассказать обо всем матери, спросив ее совета и помощи. Можно было бы связать в узел свои нехитрые пожитки и, завернув на кухню, собрать себе еды на первое время. Но в тот момент я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что обязана срочно найти своего любовника или броситься в реку.

Глава пятая. Новый паж графа Альвару

Когда я подошла к университету, открылись ворота и оттуда наперегонки вылетели студенты, каждый из которых пришпоривал коня. За ними бежали босые пажи и оруженосцы. Блистало оружие, развевались черные бархатные мантии учеников младших курсов и яркие плащи старшеклассников.

Проносясь мимо меня, они улюлюкали, кто-то нагнулся и задрал мне подол, чуть было не сбив с ног. Другой попытался приобнять меня, и при этом сам едва не вылетел из седла.

– Пойдем со мной, девчонка! У нас сегодня праздник, конец каторги, с сегодняшнего дня мы свободные люди! – они кричали мне в уши, пытаясь поцеловать или сорвать с головы мантилью.

Я ударила кулаком в первую попавшуюся рыжую морду и тут же увидела рядом друга моего графа – принца Педру, который властным движением хлыста отстранил других студентов и подал мне руку. Я не посмела отказать принцу, позволив ему поднять себя в седло.

– Если не ошибаюсь, донья моего старого друга Альвару? – он пригладил мою растрепанную прическу, послав конька рысью. – Ты пришла к нему?

– Да, ваше высочество, – я оробела, боясь пошевелиться в седле, задев инфанта.

– Я отвезу тебя прямо к нему. Сегодня Альвару устраивает ужин в мою честь, так что нам по дороге. Впрочем, даже если бы нужно было отвезти тебя на другой конец города, я с радостью сделал бы это. Ума не приложу, как Альвару может позволять тебе ходить по улицам без охраны?

Я оглянулась на принца и обомлела: никогда прежде не видела, чтобы у человека с черными волосами были такие яркие голубые глаза. Педру вообще казался мне писаным красавцем. Удивительно, как я не замечала этого раньше. Должно быть, глаз на него не смела поднять.

Проезжая по городу, я навесила на лицо мантилью и прижалась к его высочеству, одно присутствие которого защищало меня от любых неприятностей. Интересно, что бы сказал мой отец, застань он меня в объятиях принца?

Мы проехали через рыночную площадь и, свернув на маленькую улочку, оказались возле трактира «Славное брюхо», откуда лилась музыка и слышался гомон слуг, расставлявших на столах разнообразные блюда.

Навстречу принцу из трактира поспешил выскочить сам Альвару в обнимку сразу с двумя шлюхами. Рубашка графа была не заправлена в штаны, тесемки которых он пытался спешно завязать. Я замерла, в то время как инфант вытолкнул меня из седла, так что я оказалась у ног моего неверного любовника, точно привезенная ему в дар невольница.

Отпустив шлюх, Альвару приветствовал принца, приглашая его зайти в дом, и только после этого подошел ко мне. Велев мне ждать его возвращения, он отправился вслед за принцем, прислав мне для охраны своего слугу Жуана.

Шло время. К трактиру подъезжали все новые и новые гости. Раздавались веселые тосты и здравицы, слышался смех. Начало темнеть. Жуан несколько раз бегал в трактир, притащил оттуда немного еды, которую мы и съели в полном одиночестве, устроившись на корточках возле забора.

Я услышала веселую музыку и увидела, как к трактиру подъехала крытая телега, в ней сидела одетая в платье, разукрашенное дешевыми блесками, молодая цыганка. Ее сопровождали идущие рядом музыканты, играющие на гитарах и лютнях.

У самого трактира девушка ловко выпрыгнула из неказистой повозки, сверкнув своим необыкновенным нарядом. Музыканты заиграли громче, в трактире произошло оживление. Тут же распахнулась дверь, откуда вылетело сразу же несколько молодых людей, которые опрометью бросились навстречу цыганке. Пританцовывая, она прошла в трактир, и вскоре до нас с Жуаном донеслась песня:

В небе розовом чернеют

Ветки гибкие деревьев.

Точно кружево накидки

Той танцовщицы испанской,

Что плясала тарантеллу

С молодым красивым парнем.

Пара змей, сплетаясь в кольца,

Не бывала столь опасна,

Как те двое, что танцуя,

Сталь телами нагревали.

И смеясь, гадали, где им

Спать сегодня доведется.

То ли в жаркий омут ночи

Бросятся вдвоем до первых

Ласковых лучей рассвета.

То ли жало обнажая,

Смерть затеет с ними пляску,

Бубном – полною луною,

Вторя сердца тарантелле.

В небе розовом чернеют

Ветви голые деревьев.

Скоро ночь.

Ее предвидя,

Тени затевают шабаш.


После слова «шабаш» раздался восторженный гул и звон кубков, так что можно было подумать, что вся черная сила земли вдруг подскочила вверх, чтобы чокнуться за здравие прекрасной цыганки и бывших студентов, наконец-то закончивших протирать штаны в университете.

Слуги начали уже развешивать факелы, когда рядом со мной вновь возник граф Альвару. Подняв меня одним движением, он велел идти с ним на задний двор, где резко развернул к себе, спрашивая, какого черта я явилась к нему, да еще в компании с принцем.

Забыв всю придуманную перед этим речь, я залилась слезами, прижимаясь к груди своего возлюбленного.

– Ты, должно быть, узнала, что мы закончили учебу и теперь возвращаемся в Ковильян? – начал он за меня. – Ничего не поделаешь, милая Франка, мне придется вернуться, для того чтобы я мог занять предназначенное мне самой судьбой место. Место подле сиятельного принца Педру, в свите которого я состою с самого детства. И место подле моего отца. Так что будь счастлива и не поминай меня лихом!

После слов Альвару я завыла, точно по покойнику, так что ему пришлось встряхнуть меня за плечи.

– Возьми меня с собой. Ради всего святого, возьми меня с собой, милый! – ревела я, заливаясь слезами. – Я не могу явиться домой опозоренной! Отец убьет меня!

– Взять с собой? Но в качестве кого, Франка? Я не сказал, что обязан жениться на дочери барона Мадеку. Мы помолвлены с самого рождения. Что будет, ежели я привезу с собой такую красивую девушку? Сразу же поползут ненужные слухи и вообще…

– Но в вашем дворце множество слуг и служанок. Скажи, что нанял меня в Коимбре, а потом решил взять с собой в Ковильян.

– Не могу. Ты женщина, и сразу же начнутся кривотолки… – Он поковырял носком сапога песок. – Вот если бы ты была юношей. Сейчас я хочу нанять еще одного пажа. Признаться, мой отец весьма скуп. Он давал мне денег на двоих пажей и почти ничего на вино, поэтому я держал при себе одного Жуана, тратя жалованье второго пажа на личные нужды. Теперь же я должен явиться к отцу со свитой и…

– О, тогда возьми меня в качестве второго пажа! – слезы мгновенно высохли. Я отколола шпильки, сняла мантилью и распустила волосы. – Смотри, если я подстригу волосы повыше и надену мужское платье, я стану точно как парень! – Я отошла на пару шагов, чтобы граф мог разглядеть мое преображение. – Отец обучил меня ездить в седле и заниматься тяжелым трудом. Я могу почистить лошадь, знаю толк в оружии, умею считать и немного разбираю буквы. Посмотри на меня. У меня маленькая грудь, и я высока и стройна, как рыцарь. Если ты оденешь меня в мужской костюм, никто никогда не узнает во мне девушку, и я буду рядом с тобой.

– Может быть… может быть… – граф нерешительно оглядел меня, в то время как я одним прыжком оказалась рядом с ним и, выхватив у него из ножен кинжал, собрала волосы в пучок и начала обрезать их.

Когда все было закончено, я тряхнула головой, демонстрируя свою изуродованную шевелюру.

– Что ж. Будь по-твоему, Франка Сорья. С этого дня ты становишься моим пажом.

– Ферранте Сорья. Ваш послушный паж, – уточнила я.

Глава шестая. О том, как Франка была пажом

Это только в деревнях говорят, что, мол, работа в поле – сущий ад, а стать слугой благородного господина – значит вытянуть счастливую карту и весь век точно сыр в масле кататься.

Мой граф гарцевал на прекрасном арабском скакуне, а я и Жуан бежали за ним по дороге, проклиная на чем свет стоит и коня, и его самого. Не раз я задыхалась до такой степени, что у меня темнело в глазах.

Проезжая мимо старого кладбища, верный Жуан напоролся на лежавший на дороге гвоздь, и добрейший граф позволил ему остаться на денек-другой в ближайшей деревне, для того чтобы залечить свои раны. Жуан плакал и умолял графа не бросать его на произвол судьбы. Он чурался казавшихся ему опасными крестьян, понимая, что один он нипочем не доберется до Ковильяна.

Сочувствуя Жуану, я попросила его сиятельство оставить с пострадавшим кого-нибудь из сопровождавших кортеж воинов, но тот только пожал плечами. Дороги были по-настоящему опасны, и Альвару, потеряв Жуана, не мог жертвовать своей собственной охраной. Граф не принадлежал себе, а из-за непредвиденной остановки он и так порядком отстал от принца, которому верно служил и рядом с которым должен был въехать в Ковильян.

Мы распрощались с Жуаном. На расходы Альвару оставил ему кошелек с двадцатью реалами, так что если учесть, что один реал – это день еды, то Жуан мог даже пожировать немного.

С тех пор я больше не видела Жуана и ничего о нем не слышала. Одно можно сказать с определенностью: вряд ли он сбежал бы от графа с двадцатью реалами. А значит, немного залечив полученную рану, он зашил за подкладку оставшиеся деньги и похромал в сторону Коимбры, да, должно быть, по дороге напоролся на одну из местных шаек, где и был убит. Светлая ему память.

Перед отбытием из Коимбры граф одел меня в свой старый наряд, выдав сапоги, но я берегла их, не надевая во время всего пути, так как опасалась, что новые получу нескоро.

Во время остановок на постоялых дворах больше всего на свете я мечтала поскорее напиться колодезной воды и упасть на мягкую солому. Но я должна была чистить и поить коня, прислуживать Альвару за столом, стелить ему постель и драить оружие, если в том имелась надобность. Граф был строг с прислугой, а я теперь являлась его пажом.

Ночью, когда я желала только одного – забыться сном на постели возле дверей моего господина, Альвару приказывал мне ложиться рядом с ним и изводил меня до первых петухов своими ласками, радости от которых из-за усталости я почти не чувствовала. Едва только я забывалась тревожным сном, граф тут же пихал меня в бок, требуя немедленно бежать на конюшню или торопить трактирных слуг с завтраком.

Перед принцем я должна была всегда быть одетой как парень и говорить более низким голосом, чтобы он не заподозрил неладное. В общем, не сладко пришлось мне в эти три дня, и когда мы въехали наконец в Ковильян, я чувствовала себя исхудавшей и больной. Но это еще не все.

Луиджи Альвару. Мой любимый Луиджи! Я обожала это сладкое, перекатывающееся на языке, точно пропитанный медом персик, имя. С первых дней на пажеской службе Альвару строго-настрого запретил мне называть его по имени, даже когда мы оставались с ним наедине. Даже во время близости. Я должна была говорить «ваше сиятельство», «господин граф», «хозяин» или, по крайней мере, «дон Альвару». «Привыкнешь называть меня “Луиджи” пока мы наедине, потом брякнешь в присутствии моего отца или при дворе. И что тогда подумает обо мне сиятельный принц?» Повинуясь приказу, я выбросила из головы это дорогое моему сердцу имя. Хозяйская воля – закон.

Отец Альвару приветствовал сына на пороге прекрасного дворца, куда мы и прибыли. Старый дон Альвару оказался приятным невысоким толстяком с остренькой черной бородкой и широкими приподнятыми бровями. Рядом со статным красивым сыном он выглядел как булочник.

Первое, что я услышала от стареющего графа – это вести о том, что свадьба – вопрос решенный и уже очень скоро мой возлюбленный должен будет выехать на встречу с невестой в порт Авейру. Эта весть нисколько не огорчила и не расстроила меня. Я-то прекрасно понимала, что дон Альвару никогда в жизни не женится на дочери обыкновенного купца. Так что и печалиться особо было не о чем.

Неделю я прожила как в раю, отсыпаясь и отдыхая. Моя постель стояла рядом с постелью молодого господина. Днем в мои обязанности входила забота о коне и вооружении Альвару. Кроме того, мне приходилось следить за его одеждой, прислуживать за столом и бежать за его конем, в случае редких отъездов из дома. Тем не менее это не шло ни в какое сравнение с тем временем, когда я бежала за ним все дни напролет, сбивая ноги и задыхаясь.