Юлия Андреева - Свита мертвой королевы

На последней фразе гостья встала, являя нам прямую, точно мачта, спину и гордый орлиный профиль, который я не разглядела, пока дама плакала и сморкалась. В секунду донья Констанция де Гадора превратилась из просительницы в черную королеву или ведьму – повелительницу ночи. На ее бледном восковом лице проступил румянец, глаза сверкали.

– Я сделаю все возможное, благородная донья, – дон Санчус низко поклонился даме.

Та, кивнув на прощание и сказав, что внизу нас ждет карета, пожелала уехать первой, чтобы приготовить все к проведению расследования.

– Только ради всего святого, распорядитесь, чтобы слуги ничего не трогали в комнате, где нашли дона Родригу, – забеспокоился дон Санчус.

– Что ж, им даже пыль нельзя вытереть? – остановилась в дверях дама, не поворачиваясь к говорившему.

– Ни в коем случае. Ничего! – дон Санчус вновь поклонился, теперь уже спине дамы. – Любая незначительная мелочь может оказать помощь в расследовании, в то время как слуги из самых искренних побуждений могут изменить картину преступления, всего лишь выбросив лишние, с их точки зрения, вещи или передвинув мебель.

– Я поняла вас, – опираясь на перила, донья Констанция спустилась на пару ступенек, так что в просвете дверей теперь была видна лишь ее кичка с черной траурной мантильей. – Я поспешу домой и прослежу, чтобы до вашего прихода ничего не трогали, но и вы не задерживайтесь. В моем доме труп племянника, а священник не сдастся, даже если я прикажу повесить его самого на том же крюке, на котором закончил жизнь мой бедный Родригу.

Дом госпожи де Гадоры находился в паре кварталов от нас, за овощными рядами рынка, так что, не выходя с ее заднего двора, вполне можно было покупать всякую снедь.

Дон Санчус ехал в одноместной карете, на запятки которой я предусмотрительно прикрепила его сундучок, в то время как сама я неспеша шла за ним, на ходу здороваясь с соседями и торговцами, у которых обычно мы покупали продукты.

Насколько я поняла, дон Санчус знал дорогу и бывал в доме, потому что, перекинувшись парой слов с управляющим и выразив соболезнования дочерям доньи де Гадоры, он прямиком устремился в дом, так что я с сундучком едва поспевала за ним.

Мы поднялись на второй этаж и, пройдя по узкому, заставленному всяким хламом коридорчику, оказались возле дверцы на чердак. Там дон Санчус подобрал полы своего плаща и, кряхтя и жалуясь на возраст, полез наверх. Чердак, на который мы забрались, был местом, где несчастного Родригу нашли повешенным.

Понимая, что придется встретиться с повешенным, я готовила себя заранее не испугаться, но этого не случилось. Дон Санчус замер на пороге, мешая мне проникнуть внутрь. Какое-то время он молча изучал окружающую обстановку, потом сделал молниеносный наклон и поднял что-то с пола.

Обливаясь потом, я втащила на чердак сундучок и, оглядевшись, заметила, что дон Санчус держит в руке кусок пеньковой веревки за два двадцать, дорогой и весьма эластичной. Ее покупали в основном на корабли, для крепления всевозможного груза, так как она была устойчива к влаге и почти не гнила.

– Любопытно, очень любопытно… – дон Санчус поднес веревку к единственному крохотному окошечку, продолжая разглядывать ее. – Ферранте, твои глаза, мне думается, лучше моих. Не кажется ли тебе, что это кровь?

С содроганием я взяла веревку. Да, действительно, рыжеватые следы могли быть кровью или ржавчиной. Желая хоть в чем-то помочь своему господину, я пересказала все, что знала об этом сорте веревок. Дон Санчус выслушал мой отчет с величайшим вниманием и даже похвалил меня за помощь, что случилось с ним впервые.

– Вот на точно такой веревке и повесили молодого господина. – На чердак за нами поднялся толстяк управляющий, чье необъемное тело с трудом протиснулось в узкий дверной проем.

– А где же та самая веревка? – дон Санчус взял управляющего под локоток. – Я надеюсь, ее сохранили.

– Да кому она нужна-то, после удавленника? – вытаращился толстяк. – После удавленника на нее разве что ведьма какая или колдун польститься могут, а истинный христианин никогда.

– Так где же веревка? – переспросил уже терявший терпение дон Санчус, понимая, что на найденном им крохотном кусочке можно было повесить разве что крысу.

– Я хотел выбросить ее, чтобы отвести порчу от дома, но госпожа строго-настрого приказала ничего не трогать до вашего приезда, так что она внизу, там же, где и тело молодого хозяина, – управляющий отер пот со лба.

– Потом о порче. Скажи сперва, где именно повесился дон Родригу и кто его нашел.

– Господин висел вот на этом крюке, на котором мы обычно вешаем копченый окорок, – при воспоминании об окороке управляющий блаженно улыбнулся. – Утром служанка и ее парень полезли на чердак по срамному делу и наткнулись на несчастного дона Родригу. Девка в слезах с самого утра, не вылезает из кухни, боится. А ее полюбовник – наш кучер возил к вам донью Констанцию.

– Не обратил внимания, – дон Санчус задумался. – Ладно. Я хотел бы осмотреть тело, а потом пришлешь мне этих полюбовников, да смотри, не спугни их. Чтобы не сбежали. Что-то не нравится мне все это.

– Да куда уж хуже? Хоронить молодого хозяина как порядочного человека не будут. Куда уж хуже, – поддакнул управляющий, пропуская дона Санчуса перед собой на лестницу.

– А почему это вы вешаете окорок столь далеко от кухни? – сощурился дон Санчус.

– На кухне ему жарко, – развел ручищами управляющий. – Кроме того, есть опасность, что ночью кто-нибудь из слуг доберется. А тут… Посудите сами, на чердак можно пройти двумя путями. Через конюшню и наверх, сразу же за сушилкой для сена, но там лошадки могут занервничать. Или через весь дом, но тогда – мимо комнат госпожи, ее трех дочерей и ихних служанок. Пока доберешься – тебя несколько раз спросят, куда и зачем. Так что место вполне надежное. Только сейчас окорока и не должно было там быть. Потому как не сезон. К зиме будет. А сейчас плохое время для забоя скотины – лето…

Мы спустились в коридорчик и неспеша проследовали за управляющим на первый этаж, где в самой холодной комнате лежал накрытый белой простой материей труп.

– Госпожа разрешила нам осмотреть тело, – произнося это, дон Санчус избегал взгляда управляющего. Его внимание было поглощено вытянувшимся на столе молодым человеком.

Я вздохнула и подошла ближе к телу. Все равно рано или поздно хозяин потребовал бы этого, и я поторопилась исполнить его желание.

– Что ж, – дон Санчус перекрестился и тоже приблизился к покойнику, снимая с него простыню. – Лицо почернело, как при удушении, – констатировал он. После чего приподнял веко трупа. – Сосуды… М-да. Два признака удушения. Бедная донья Констанция! – Он оглядел облаченное в дорогое сюрко и узкие штаны тело и поднял бледную руку трупа, рассматривая что-то.

Мы затаили дыхание.

– Ферранте, мальчик мой, – поглядите, пожалуйста. Не кажется ли вам, что дона Родригу связывали?

Я посмотрела на запястья, на которых остался четкий красноватый след.

– Что ж, может быть, может быть… Хотя судья явно не примет в расчет ссадины на запястьях, если только мы не отыщем что-нибудь более существенное, – не дожидаясь моего ответа, мурлыкал себе под нос дон Санчус. – Дон Родригу был в этой одежде?

– Нет… он был в ночной рубашке, но… дело в том… – управляющий затрясся. – Дело в том, что мы ее выбросили…

– Как это выбросили? Я же приказал ничего не выбрасывать! Ничего не трогать! – Дон Санчус перешел на крик.

– Но тогда мы еще не знали, что священник откажется хоронить. Мы обмыли тело бедного дона Родригу, обрядили в лучшие одежды, пригласили святого отца… а он…

– А рубашку, почему вы выбросили рубашку? – Дон Санчус сорвал с головы шляпу и, бросив на пол, в сердцах начал топтать ее ногами.

– Потому что она была слишком грязная… ну, вы понимаете, вся в пыли, точно ее валяли по полу, потом, должно быть, в петле господин того, малость расслабился… Нельзя же было показывать столь нечистую вещь добрым людям! – управляющий привычно защитил лицо, когда дон Санчус попытался отвесить ему оплеуху. – Если бы я предъявил вам такую гадость, донья Констанция от стыда сама бы опосля сиганула в петлю, да и я… Пусть лучше меня подвесят за большие пальцы рук, а на ноги прикрепят по мешку с песком, но я не стану выискивать по выгребным ямам эту грязную тряпку! – произнося свою тираду, управляющий снова раскраснелся и вспотел. Лицо его теперь горело возмущением, перемешенным с радостью оттого, что он сумел выйти с честью из столь опасного положения, дав достойный отпор и показав себя настоящим героем.

Правда, мой господин так не считал. Я хотела все же вытребовать у упрямца чертову рубашку, но дон Санчус велел мне оставить управляющего в покое. Он осмотрел концы веревки, на которой был удавлен дон Родригу, и все они оказались отрезанными острым ножом, причем недавно, потому что кончики не были еще разлохмачены, как это случается с веревками, сплетенными из множества волокон.

Дон Санчус подозвал меня к себе, распорядившись держать голову покойника. Вздохнув, я выполнила то, что от меня требовалось. Дон Санчус нажал на нижнюю челюсть трупа и открыл ему рот.

– Мой верный паж, погляди-ка сюда.

С плохо скрываемым страхом и отвращением я посмотрела в рот трупа, но не увидела там ничего особенного или сколько-нибудь примечательного. Зубы, язык, – все на месте. С недоумением я посмотрела на дона Санчуса.

– Ну что, заметил ли ты что-нибудь необычное? – весело спросил он.

Я пожала плечами.

– В том-то и дело, что я провел десятки опытов и могу утверждать с уверенностью, что повешенные, удавили ли они себя сами или им в этом помогли, всегда непроизвольно кусают свой язык, отчего на нем остаются следы!

Я еще раз посмотрела в рот трупу.

– Ну, никаких следов нет, – брезгливость и страх куда-то исчезли, вместо этого я вдруг ощутила прилив сил и вдохновения, исходящего от моего господина. – Никаких следов нет, значит, значит…

– Значит, дон Родригу был повешен уже после смерти! – закончил за меня фразу дон Санчус.

С минуту мы смотрели друг на друга, понимая, что нашли то, что было нужно для того, чтобы святой отец согласился похоронить дона Родригу на церковной земле.

– Но как же тогда умер дон Родригу? – спросила я. – И кто его убил?

– Вопросы, конечно, хорошие, но в нашем деле совершенно лишние. Мы пришли сюда единственно с целью спасти честное имя этого семейства, а не для того, чтобы расследовать убийство.

– Но донья Констанция, без сомнения, станет спрашивать вас о том, что произошло, или вы снова поклянетесь своей честью? – не выдержала я.

– Хорошо, – дон Санчус выглядел раздосадованным. – Можно попробовать воссоздать ход событий, хотя не вижу, к чему это может привести. Дело следует передать в руки светского судьи, который должен приказать допросить служанку и конюха. А уж они и расскажут, как именно умер дон Родригу.

– Но почему они? – не поняла я.

– Да потому, что именно конюх и совершил это ужасное дело, – дон Санчус еще раз оглядел покойного и закрыл его простыней. – Управляющий сказал, что на чердак ведут только два пути. Один через весь дом, сразу же отпадает, уж слишком долго нужно идти. Тем более с трупом на руках. Не ровен час кто-нибудь выглянет из своей комнаты, и что тогда? Остается путь через конюшню. Правда, им также мог воспользоваться любой из живущих в доме, только вот одно не сходится. Лошади заржали бы, приблизься к ним посторонний. Почему они не заржали?

– Потому что это был конюх, к которому они привыкли, – начала догадываться я. – Но зачем в таком случае ему самому же наутро обнаруживать труп?

– А хотя бы затем, чтобы отвлечь от себя подозрения. Мол, я же сам первый нашел тело, сам и оповестил весь дом. Обманный ход.

– Но донья Констанция, без сомнения, спросит, почему конюх совершил это ужасное убийство? – вновь пошла в атаку я.

– Тогда я бы стал размышлять на тему, кому была выгодна смерть богатого, умного и очень везучего молодого человека. Насколько я знаю, в университете он не блистал, хотя и отличался старанием, а следовательно, это не борьба за допуск в шестерку лучших учеников года. Невеста помолвлена с ним с детства, и здесь тоже не чувствуется напряжения. Остается двор. Как ты помнишь, донна Констанция сказала, что дона Родригу ждали при дворе. Следует узнать, кому это поспешное назначение переезжало дорожку, и заказчик у нас в кармане. Впрочем, на допросе с пристрастием конюх и его подружка выложат все, что знают, так что дальше будет уже проще.

– Но вы думаете, что служанка также виновна? Может, вся вина ее заключалась в том, что она согласилась побыть часок со своим любовником? Вы же не пошлете на пытки невинную девушку? – Я вспомнила, как совсем недавно дон Санчус защищал неизвестную ему крестьянку, и во мне родилась надежда помочь и этой заблудшей душе.