— О, сотни и тысячи.

— Понятно.

— Вот и ваша комната, — весело сказала разбитная служанка, распахивая дверь на самом верху лестницы. Спальня оказалась размером с монашескую келью и была обставлена соответственно. Поставив мои чемоданы на пол, девушка смахнула пыль с эмалированного умывальника. — Сейчас тут, конечно, сыровато, но зато летом вполне приятно.

— Ничего, дом есть дом, — с напускной бодростью произнес я, оглядываясь по сторонам.

— Вы тут задохнетесь, если не будете проветривать, — заботливо предупредила служанка. — Доктор By без конца жег тут свои травы и благовония. Вы, надеюсь, этим не увлекаетесь?

— Не особенно.

— Свет выключается внизу в одиннадцать, за стирку и пользование радиоприемником вы платите сами, зато по субботам можете утром принимать ванну, — прощебетала девушка. — Таковы правила, установленные доктором. Он сам следит за порядком в доме.

— Ну еще бы! — уязвленно воскликнул я. — Правила совершенно драконовские. Я, конечно, с ним не знаком, но бьюсь об заклад, что он жуткая зануда и скупердяй!

— Да, порой на него что-то находит, — согласилась служанка. — Даже на грошах экономит.

Я уселся на кровать, жесткую, как скамья, и призадумался. Первые шаги на моем профессиональном поприще не слишком вдохновляли. Блондинка, стоя в дверях, с улыбкой разглядывала меня. Вдруг мне пришло в голову, что она ждет чаевых, и я уже запустил руку в карман за мелочью, когда она снова заговорила:

— Приятно все-таки снова встретить земляка. Как там наш старый добрый Лондон?

— Да вроде нормально, — удивленно ответил я. — Впрочем, мне сразу показалось, что вы не местная.

— Да, я девушка городская, — расплылась служанка. — А как вы догадались?

Чуть замявшись, я ответил:

— Ну, вы такая утонченная.

— Льстец! — фыркнула она, но глаза заблестели. — Вы, конечно, не бывали в «Мешке гвоздей» на Латгейтсёркус? Я там пару лет простояла за стойкой бара.

— Что, паб старого Гарри Беннета? Да я знаю его как свои пять пальцев. Мы туда частенько всей компанией заваливали.

Ее хорошенькая мордашка приняла мечтательное выражение.

— Славный старина Гарри Беннет! Эх, сколько лет прошло! Занятно, что вы его знаете, да? Ладно, устраивайтесь, а потом мы с вами найдем время поболтать. Я уже предвкушаю удовольствие.

— А вы сами давно здесь?

— Да уже почти четыре года. У меня мать-старушка… — Внизу хлопнула дверь. — Доктор! — испуганно прошептала она. — Потом увидимся. Я скажу ему, что вы сейчас спуститесь.

Доктора Хоккета я застал в полутемной гостиной, где за столом был накрыт чай. Доктор, облаченный в зеленое твидовое пальто, стоял перед неразожженным газовым камином, заложив руки за спину. Он был высокий и сутулый, с вытянутым лицом и пышными седыми усами. На вид я бы дал ему лет пятьдесят. Заметив гостя, он повернулся на пятках и смерил меня хмурым взглядом.

— Добрый вечер, сэр, — вежливо поздоровался я.

— Добрый вечер, — эхом откликнулся доктор Хоккет. — Я ждал вас несколько раньше, молодой человек. — Говорил он монотонно, точно молитву читал. Выпростав из-за спины правую руку, он обменялся со мной вялым рукопожатием и тотчас отпустил мою руку. — Удивительно тепло для этого времени года, — пробубнил он. — Не так ли?

— После Лондона здесь, пожалуй, чуть сыровато.

— А мне так вовсе не кажется, — тем же тоном продолжил он. — Я всегда ношу шерстяное белье, доктор. Это куда гигиеничнее, чем заполнять дом продуктами сгорания газа. Если машина на улице ваша, то вам придется оставлять ее под открытым небом — мой гараж, к сожалению, рассчитан только на один автомобиль. Впрочем, я часто предпочитаю объезжать пациентов на велосипеде: для здоровья так полезнее. Можете последовать моему примеру, хотя лично мне это все равно, поскольку свой бензин вы оплачиваете сами. За пользование моим велосипедом я буду делать соответствующие вычеты из вашего жалованья.

Не дождавшись от меня ответа, почтенный доктор снова забубнил:

— Вы ведь прежде не занимались практикой, не так ли? Да, так я и думал. Работа здесь тяжелая, однако опыт вы приобретете бесценный.

Дверь открылась, и вошла служанка с подносом, на котором я разглядел большой эмалированный чайник, краюху хлеба, пачку маргарина и полупустую жестянку с сардинами.

— Я считаю, что перегружать желудок на ночь вредно, — продолжил доктор, уставившись в пол. — Сам я в столь позднее время пищу не принимаю, но ничуть не возражаю, если вы будете покупать себе бисквиты или что-нибудь еще в этом роде. Присаживайтесь.

Он снял пальто и уселся во главе стола. Заметив третий стул и припомнив напутствие Гримсдайка, я спросил:

— Вы женаты, сэр?

Доктор Хоккет воззрился на меня исподлобья.

— Я не совсем ясно расслышал ваши слова, доктор, — пробормотал он. — Мне показалось, что вы спросили, не женат ли я. — Покосившись на блондинку, севшую между нами, он сказал: — Дорогая, налей, пожалуйста, чай доктору. Возможно, он пьет не такой крепкий, как мы. Хотите сардинку, доктор? Я вижу: там на нас троих осталось еще четыре штучки. Как, не хотите? Должно быть, вы совсем не проголодались с дороги? Что ж, я считаю, что легкий пост пойдет на пользу обмену веществ.

Глава 6

Не подумайте, что аппетит у меня пропал из-за ужаса, когда я обнаружил, что хорошенькая блондинка — вовсе не служанка, а жена доктора Хоккета. Нет, я бы с удовольствием перехватил что-нибудь съедобное, однако после разглагольствований доктора кусок застревал в горле.

Покончив с сардинками, этот демагог принялся бубнить о превосходстве маргарина над маслом и о пользе слабого чая — низкое содержание кофеина, по его мнению, служило идеальным средством для профилактики нервных расстройств, сердечно-сосудистых заболеваний и общего распада личности. Блондинка, которую звали Жасмина, почти ничего не говорила, а лишь изредка поддакивала, уплетая хлеб с маргарином. Однако, дождавшись, когда Хоккет, вытирая губы после сардинок, на мгновение прикрыл лицо носовым платком, она, к моему вящему ужасу, игриво подмигнула мне.

Мы уже вставали из-за стола, когда Хоккета вдруг осенило.

— Послушайте, доктор, — с придыханием спросил он, — вы ведь, по-моему, не клали в чай сахар?

— Да, я без него легко обхожусь.

— Я очень рад, доктор, — уважительно пробубнил Хоккет. — Сахар крайне вреден для здоровья. Чистый углевод. Избыток углеводов в пище ведет к ожирению, которое, как мы с вами прекрасно знаем, с неизбежностью заканчивается атеросклерозом и в конечном итоге инфарктом миокарда. Пить чай с сахаром — верный путь к самоубийству.

— Я разожгу камин, — предложила Жасмина.

— Зачем, дорогая? — вскинул кустистые брови Хоккет. — У нас и без того слишком жарко. Мне, во всяком случае. И уж тем более доктору Гордону. Вам ведь жарко, не так ли, доктор? Поразительно теплая зима стоит.

— Я продрогла до мозга костей, — капризным голосом произнесла Жасмина. Обхватив себя руками за плечи, она зябко поежилась.

— Что ж, дорогая, — вздохнул доктор Хоккет, проявляя поразительное великодушие, — твое желание — закон. Скажите, доктор, у вас нет при себе спичек?

Беседа наша проистекала в кромешном мраке, поскольку во время трапезы снаружи сгустилась тьма, а ни одному из супругов даже в голову не пришло включить свет.

— Сумерки благотворно воздействуют на нервы, — прогундосил доктор Хоккет, споткнувшись в темноте по пути к камину и едва не упав. — Да и для сетчатки глаза это весьма полезно. Излишек света вредит организму.

Он зажег камин, предусмотрительно уменьшив огонь вдвое, после чего уселся в стоявшее рядом кресло и погрузился в чтение «Дейли экспресс».

— Если хотите, можете закурить, доктор, — сказал он минуту спустя. — Мы с женой, правда, не курим, поскольку…

— Курение способствует раку легких, — с готовностью закончил я.

— Совершенно верно, — одобрительно подтвердил доктор Хоккет. — Если хотите почитать, то на столике за вашей спиной лежат кое-какие книги. Мои пациенты оставили их в приемной, но, на мой взгляд, они вполне читабельны.

Начал я с карманной энциклопедии. Устав читать, потаращился какое-то время на чучело утки за стеклом. Затем, насмотревшись на утку, снова полистал энциклопедию. Жасмина сидела напротив меня и что-то вязала. Всякий раз, как я на нее поглядывал, она лукаво улыбалась и подмигивала. Так и прошел вечер.

В девять часов Жасмина зевнула и сказала:

— Пожалуй, пора на боковую.

— Очень благоразумно, дорогая, — закивал доктор Хоккет. — Ранний отход ко сну и ранний подъем чрезвычайно физиологичны.

— Спокойной ночи, — попрощалась она, вставая. — Выспитесь как следует, доктор Гордон.

Не успела она покинуть гостиную, как доктор Хоккет выключил газ.

— Страшная жара, не так ли, доктор? Теперь, когда моя жена нас оставила, мы можем поговорить о деле. Я предпочитаю не обсуждать важные вещи в ее присутствии. Прежде всего хочу очертить круг ваших обязанностей. Дважды в день вы будете вести прием муниципальных пациентов в нашей амбулатории на Футбол-Граунд-роуд и отвечать на все ночные звонки. Я занимаюсь всем остальным и принимаю частных пациентов здесь, на дому. По ночам я не выезжаю. — Он еще раз взглянул на меня исподлобья. — Предпочитаю не оставлять Жасмину одну. Она еще слишком молода и легкомысленна.

— Да, вполне понятно.

Последовало молчание.

— Все считают, что Жасмина очень привлекательна, — произнес наконец Хоккет.

— Да, сэр, весьма привлекательна, — вежливо согласился я. Затем, после наступившего неловкого молчания я, поерзав на стуле, счел своим долгом добавить: — Разумеется, я говорю это в чисто платоническом смысле, сэр.

Вперив в меня хмурый взгляд, доктор Хоккет полез в карман и извлек из него ключ на веревочке.

— Это ключ от шкафчика с лекарствами, который стоит за стеной, в моей приемной. Второй ключ всегда находится при мне. Прошу вас следить, чтобы шкафчик никогда не был открыт, — мне бы не хотелось, чтобы Жасмина имела к нему доступ. — Он вручил мне ключ и продолжил: — Жасмина, видите ли, во многих отношениях еще почти ребенок. Поскольку, доктор, нам с вами предстоит работать вместе, хочу вам кое в чем признаться. Вы не очень удивитесь, если я скажу вам, что прежде, чем стать моей женой, Жасмина служила у меня горничной?

— Да что вы? Быть не может!

— Долгие годы я практиковал за границей. На Востоке. Я никогда прежде не был женат. Всегда как-то руки не доходили. А Жасмину я очень люблю, доктор, — многозначительно произнес он, — и никому не позволю причинить ей зло.

— О, я вас прекрасно понимаю, сэр, — сказал я. Меня вдруг обуяло желание выпить. — Вы ведь ее муж, и все такое, так что это вполне объяснимо.

— Да, доктор, — пробубнил он. — Я ее муж!

Он встал, выключил свет и сказал, что пора спать.

* * *

Завтрак состоял из каши с чаем. По мнению доктора Хоккета, перегружать пищеварительный тракт с самого утра было крайне вредно для здоровья.

Началась трапеза в тишине, поскольку Хоккет разбирал утреннюю почту. Почтовый ящик практикующего врача всегда ломится от рекламных проспектов и бандеролей с бесплатными образцами различных лекарств, которые большинство врачей не глядя выбрасывают в мусорные корзинки. Хоккет же аккуратно вскрывал все подряд, разглаживая пустые конверты, откладывая их впрок и внимательно прочитывая от корки до корки рекламные проспекты.

— Надеюсь, сэр, вы не верите всей этой чепухе? — спросил я. После стольких потрясений и скверно проведенной ночи я считал, что имею право высказать свое мнение. — В больнице Святого Суизина нас приучили выбрасывать всю эту муру сразу.

— Напротив, доктор, я черпаю из них массу полезнейших сведений. Практикующему врачу трудно идти в ногу со временем и быть в курсе новейших разработок. А стоимость подписки на медицинские журналы взлетела до небес.

— Но посмотрите только на эту пакость, которую они присылают в качестве бесплатных образцов! Ни один врач в здравом уме ее не выпишет. Вот, например, — я взял внушительных размеров склянку с какой-то зеленоватой жижей, — «Женщине для зачатия — знаменитый бальзам доктора Фаррера».

Хоккет изменился в лице.

— Осторожнее, доктор, не уроните! — вскричал он. — Между прочим, я храню у себя любые образцы. У меня в кабинете их уже собрано несколько сотен. Моим личным пациентам многие из них пришлись по вкусу.

— Полагаю, вы берете за них деньги? — холодно спросил я.

— Разумеется, — ни секунды не раздумывая, ответил Хоккет. — Пациенты не доверяют бесплатным снадобьям. Вот в чем беда государственного здравоохранения. Что ж, доктор, вам пора идти: до амбулатории от нас больше мили, а опаздывать на прием не следует.