— Не зарекайся, дочь…

— Да я не зарекаюсь. Знаешь, в арифметике правило такое есть: от перемены мест слагаемых сумма не меняется… Вот эта сумма — она и есть, по сути, любовь! Неважно, куда ушло и где затерялось второе слагаемое, — бог с ним! Главное, чтоб такое же на его место пришло, чтобы сумма-любовь никуда не делась. А тебе судьба, можно сказать, другое слагаемое сама в руки подкинула… Да ты от счастья прыгать должна, мамочка, а не в болоте правильности барахтаться. Подумаешь, младше ее мужик на десять лет! Старая перечница какая выискалась! Матрона греческая!

— Машк, а Машк… — вдруг во всю ширь улыбнувшись, тронула Марина дочь за плечо. — Ты когда так повзрослеть успела? Смотрю на тебя и диву даюсь… А я боялась, что… Что ты меня никогда не поймешь, что я в опасности тебя ввергну, если с Ильей…

— Ой, мам! Да просто ситуация сейчас такая, что мне надо быть мудрее тебя. А когда все уладится, я снова буду маленькой, ладно? Маленькой дурочкой Машкой. Так уж и быть. Наслаждайся дальше своей материнской мудростью, переживай за меня, пугайся… Это ж удел всякого родителя — искренне считать своего ребенка глупее себя. А сейчас — иди. Давай, мам. Иди, пока он там сидит…

Машка буквально вытолкала ее в прихожую, накинула на плечи плащ, открыла дверь. Марина и не сопротивлялась ничуть — нашло на нее какое-то вялое, но светлое и радостное умиротворение, как после долгих ночных слез. Кто-то поднимался вверх по лестнице, и вскоре нарисовалась на промежуточной площадке нелепая фигура Блаженной Кати по прозвищу Фауна. Бледное толстоносое лицо расплылось в улыбке, и руки машинально полезли за пазуху старого пуховика, скорее похожего на обычную телогрейку.

— Слышь, Марин… Возьми котенка, а? Смотри, какой симпатичный!

— Давай… — неожиданно для себя легко согласилась Марина. Видимо, от напавшего на нее умиротворения. Предложи ей сейчас Блаженная Катя козу драную, так же легко согласилась бы.

Котенок и впрямь был симпатичный. Серенький, с продольными белыми полосками на спинке. От него слегка несло помойкой, испугом и переменой жизненных обстоятельств — не каждому так в жизни везет, простите, чтоб умиротворенный человек, то бишь будущая хозяйка, ему на пути вот так запросто встретилась.

Марина взяла его за горячий живот, и он мяукнул громко и пискляво — знакомился, наверное. И тут же вонзился цепкими коготками в руку. Пребольно, между прочим.

— А как его зовут, Кать?

— Да не знаю… Назовешь как-нибудь покрасивше! Парень это, я глядела. Хороший котяра вырастет. У тебя мужик-то, я слышала, вернулся?

— Ой, да снова ушел! — легко махнула свободной от котенка рукой Марина. — И бог с ним, Кать… Лишь бы от перемены мест слагаемых сумма не менялась.

— Че-во? Не поняла я, Марин… — моргнула растерянно Катя, но от уточнений подробностей благоразумно воздержалась. Пристроила котенка, и слава богу. Просто стала смотреть благодарно Марине вслед. Пусть бежит. Ишь, как заторопилась… Прыгает по ступеням, как молодая коза.

Выскочив из подъезда, Марина подошла к скамейке и присела перед Ильей на корточки. Произнесла весело:

— Смотри. Я котенка взяла.

— Симпатичный… — ответил ей Илья так, будто дрожащая серая животинка была единственной и самой важной темой для разговора. — А как его зовут?

Марина не ответила. Присела рядом с Ильей на скамью, подвинула лицо поближе, посмотрела в глаза, улыбнулась плавающей дурной улыбкой. Потом произнесла с легким смешком:

— Хм… Слагаемое. Ты мое слагаемое.

— Это что, котенка так зовут — Слагаемое? — удивленно и грустно уставился на нее Илья.

— Нет. Котенка мы по-другому назовем. Подумаем как. С Машкой посоветуемся. И вообще пойдем домой, тут холодно и темно. Пойдем, я тебя с Машкой познакомлю! Она тебе понравится, она у меня умная девчонка.