Барбара Картленд - Свободная от страха

1803 год

Иоланда поднялась в верхнюю гостиную с охапкой свежесрезанных цветов и только принялась расставлять их по вазам, как вдруг услышала, что ее брат кричит ей что-то из холла первого этажа. Сначала ей показалось, что она ослышалась, потому что не ожидала, что он вернется домой так скоро.

Хотя она поднялась с постели в половине пятого утра, когда еще не рассвело, чтобы помочь ему одеться, и молилась в душе, чтобы он вернулся невредимым, все-таки девушка знала, что дуэли обычно занимают довольно продолжительное время.

Раньше восьми утра Иоланда его не ожидала. И вот Питер так скоро и в таком нервном состоянии появился дома. Иоланда вознесла благодарность господу за то, что брат остался цел и невредим.

Она отбросила увядшие цветы, положила на стол свежесрезанный букет и поспешила по лестнице вниз к брату, который продолжал громко звать ее. Он явно был в полном отчаянии.

— Иоланда, где ты?

— Я здесь, Питер, — откликнулась она.

Ей очень хотелось подробно расспросить, что произошло на поединке, но выражение его лица и дрожащий голос были достаточно ясным ответом на ее безмолвный вопрос. У нее самой замерло сердце, и она не могла произнести ни слова.

В его глазах застыл ужас, и он был невероятно бледен.

Сэр Питер Тивертон обычно всегда держал себя в руках и, благодаря своей красивой внешности, элегантности и хорошим манерам, пользовался уважением в любом обществе, где только появлялся.

Однако в этот момент его волосы, обычно тщательно уложенные, были спутаны, словно подхваченные дикой бурей, шейный платок сбился на сторону, а красивое лицо превратилось в искаженную страхом маску. Сэр Питер был не похож на самого себя.

— Что с тобой? — прошептала Иоланда.

— Я… убил его! — ответил брат. — Я убил маркиза…

— К-как… ты мог?! И… почему?

— Один бог знает, как это случилось. Я собирался его лишь немного попугать, ну, может быть, слегка поцарапать, но он был настолько пьян, что пошатнулся во время выстрела… и его пуля улетела в воздух, а моя, направленная мимо, поразила его прямо в грудь…

— О, Питер, как это ужасно! Что нам теперь делать?

— Что делать?! — вскричал брат. — По-моему, ты знаешь, что теперь надо делать мне…

Иоланда смотрела на него расширенными от изумления глазами, ей на ум не приходили ответы на эти жестокие вопросы.

— Я должен немедленно бежать из страны, — сказал Питер, — иначе меня упрячут за решетку.

— Но ведь это же был джентльменский поединок, касающийся вопросов чести, — воскликнула она. — Ты же не собирался его убивать… Это досадная случайность…

— Ты думаешь, это примет кто-нибудь во внимание, когда я на этом поединке прикончил такую важную персону, как маркиз Рамсбюри? И хуже всего то, что лорд Безил Блейк, который был его секундантом, заорал на меня после выстрела: «Я уж позабочусь, чтобы тебя за это повесили, Тивертон!»

Питер в отчаянии схватился за голову.

— Ты знаешь, как близко Безил Блейк связан с лордом Чемберленом и какая это тесная компания, и кто поверит мне, когда я заявлю, что произошел лишь несчастный случай?

— Но… Питер, как же ты уедешь? И куда?

— Во Францию! — решительно ответил брат. — Сколько у нас в доме денег?

— Очень мало, и тебе это очень хорошо известно. Зато куча долгов.

— Собери все, что сможешь.

— Питер, ты не можешь оставить меня здесь одну. И кроме того… когда сюда явятся с допросами, что я им отвечу?

От ее горестного возгласа он застыл на месте.

Питер посмотрел на свою сестру так, будто впервые видел ее.

Она была так хороша — черные волосы обрамляли лицо с удивительно правильными, словно вырезанными резцом искусного скульптора, чертами лица. И на этом тонком лице сияла пара изумительно голубых глаз. Это не была голубизна ясного неба, а темная загадочная синева моря перед приближающимся штормом.

— Нет, я никогда не оставлю тебя здесь одну, как ты могла такое подумать, — произнес он тихо, но со значением, словно давая клятву самому себе. — Ты поедешь со мной. Вероятно, наше отсутствие не продолжится слишком уж долго. Нам надо только переждать, пока не утихнет скандал вокруг этого поединка и погребальный плач.

В тоне его не было большой уверенности, потому что он знал, что смерть маркиза Рамсбюри еще долго будет темой пересудов в высшем свете.

Огромные напольные часы в холле ударили один раз, и Питер от этого звука чуть не взвился в воздух.

— Боже! Уже прошло полчаса! Поторопись, Иоланда! Я повидаюсь с Гибсонами и предупрежу о нашем отъезде, прикажу им запереть дом и присматривать за ним во время нашего отсутствия. Сможешь ли ты быстро уложить мою самую необходимую одежду? Ну, и свои платья тоже.

— Да, конечно, дорогой, — поспешила заверить Иоланда. — Но ты уверен, что нам необходимо уехать из страны?

— Или Франция или Ньюгейтская тюрьма, а потом, возможно, и виселица, — воскликнул ее брат.

Эти слова, словно резкий удар хлыста, вывели Иоланду из оцепенения и заставили поторопиться. Она поспешила наверх по ступеням лестницы, кусая губы, чтобы сдержать подступающие рыдания.

Питер тем временем отправился во флигель их старого замка, который он три года тому назад унаследовал от своего почившего отца.

Род Тивертонов обосновался здесь на протяжении четырех столетий, но к концу восемнадцатого века финансовое положение семьи стало плачевным. Некогда плодородные земли были распроданы, и от всех прежних обширных владений остался только этот старый дворец с парком и с портретами предков на стенах. Как казалось Иоланде, эти почтенные джентльмены и леди смотрели на них с братом со стен из роскошных рам с большим упреком.

Но это был ее родной дом, и она любила его. И вытаскивая саквояжи и сундуки из шкафов, девушка испытывала неизъяснимую горечь и страх перед тем, что ожидало их в будущем.

Она догадывалась, что хотя Питер берет ее с собой якобы для того, чтобы опекать сестру, но на самом деле именно ей придется заботиться и присматривать за ним. Он был импульсивен и совершенно безответствен, хотя по характеру, наверное, не нашлось бы никого добрее и великодушнее его. И уж, конечно, Питер не был способен на хладнокровное убийство.

Маркиз Рамсбюри считался одним из самых знатных персон в высшем обществе английского королевства и имел влияние в палате лордов. Но в частной жизни он проявлял себя как отчаянный игрок, страшный повеса и горький пьяница.

Король и королева не одобряли его дружбу с принцем Уэльским, считая, что он оказывает на него дурное влияние. Но никто не мог подвергнуть сомнению тот факт, что маркиз был хитрый и весьма умный человек. Кроме того, его громадное состояние, обширные земельные владения и большая доля в государственных займах делали невозможным игнорировать мнение маркиза Рамсбюри или подвергнуть остракизму за неприличное и далее позорное его поведение.

Иоланда не была осведомлена о подробностях происшедшего. Как Питер мог поссориться с этим человеком настолько, что это привело к дуэли? Все обстоятельства их вражды были ей неизвестны, но она догадывалась, что причиной поединка послужила какая-нибудь женщина.

Брат ее был удивительно красив, элегантен и к тому же еще и молод. А маркиз уже приблизился к среднему возрасту, да и разгульный образ жизни раньше времени состарил его.

Поэтому очередная красотка из высшего света, естественно, предпочла молодого ухажера поблекшему ловеласу, и на этом, как говорится, пустом месте вдруг вспыхнула вражда. Каковы бы ни были ее причины, дуэль закончилась трагедией, и это означало, что теперь они с Питером должны уехать за границу, покинув свой дом, родину и друзей.

У нее самой близких друзей было совсем немного, но брат пользовался большой популярностью в кругах золотой лондонской молодежи. И ее сейчас удивило, что почему-то секунданты Питера не проводили его в загородный дом после дуэли.

Но для поиска ответов на эти вопросы уже не было времени. Ей нужно было спешно укладываться.

Уложив немногочисленные свои наряды, Иоланда перешла в спальню Питера, которая раньше принадлежала их отцу, и начала заполнять сундук его великолепно пошитыми у лучших лондонских портных сюртуками, разноцветными панталонами, гессенской обувью, изящными жилетами и огромным количеством тонких шейных платков.

На дне одного из шкафов она обнаружила несколько выпавших из карманов соверенов. И эта находка тут же вернула ее мысли к вопросу о деньгах. Ей подумалось, что им придется очень много тратить, живя во Франции, чтобы оплатить крышу над головой и ежедневное питание.

Но откуда у них возьмутся деньги в чужой стране? В ее шкатулке оставалось немного украшений, принадлежавших матери, которые Иоланда бережно хранила как память о ней.

Теперь она со вздохом мысленно приказала себе не быть такой эгоистичной и расстаться с ними ради облегчения судьбы Питера, которого так обожала их покойная мать.

И еще были золотые отцовские часы. Эта фамильная ценность представляла собой предмет наследственного майората, переходящий от отца к старшему сыну. Часы были подарены королевой Анной первому в их роду члену семьи, удостоенному титула баронета.

У девушки сердце сжималось от горя при мысли, что они тоже должны быть проданы, но в то же время, когда голодаешь, то к чему золотые часы, пусть даже они и являются семейной реликвией? По ту сторону пролива все их с братом прошлое уже не будет иметь никакого значения.

Закончив сборы, она нашла Питера в гостиной. Он стоял у раскрытой дверцы сейфа.

— А что случилось с маминой бриллиантовой брошкой? — спросил он. — Что-то я ее не вижу.

— Мы же продали ее в прошлом году, — напомнила Иоланда. — Разве ты забыл? Ты хотел купить новую лошадь. И еще тебе пришлось заплатить вперед за аренду столичной квартиры.

— Да, конечно, я забыл об этом, — откликнулся Питер. — Но все же, у нас осталось что-нибудь ценное? Есть хоть какие-то наличные деньги?

— Я уже все просчитала.

Иоланда наморщила лоб и начала отчитываться:

— Я сэкономила шесть гиней из денег, выданных тобою на хозяйство в прошлом месяце… и еще некоторую сумму наличными ты можешь получить, подписав чек в нашей местной лавке.

— Конечно, я собираюсь это сделать, — заявил Питер. — И надеюсь, что мой чек будет ими принят.

— О, Питер! А у тебя осталось что-нибудь на счету в банке?

— Ну не так много… — отозвался он. — Но мои друзья кое-что обещали мне положить на счет, прежде чем мы расстались в Лондоне.

— И сколько же? — поинтересовалась Иоланда.

— С тем, что было раньше, наскребется около пятидесяти фунтов.

— Но если мы задержимся во Франции, нам этого не хватит.

Она испытующе взглянула на брата, и Питер опустил глаза.

— Не знаю, сколько мы там пробудем, — глухо произнес он. — В Париже мы постараемся отыскать следы родственников нашей мамы.

— Но она же говорила, что большинство из них погибли под гильотиной во времена революции.

— Да, я помню, но все же семья Лятюр очень большая, и я надеюсь, что не всей нашей французской родне отрубили головы. А после того, как Бонапарт решил сам короновать себя и создать пышный двор, затмевающий прежние, представители «старого режима» будут опять у него в милости. И мы что-то сможем узнать о Лятюрах.

— А если они не примут Бонапарта? — спросила Иоланда.

— Какая нам разница? Лишь бы они приняли нас. — Неожиданно его лицо осветилось улыбкой. — Смотри веселее, сестрица! Дела не так плохи, как тебе кажется. Мне всегда хотелось побывать в Париже. Говорят, французские женщины опережают на три корпуса наших английских леди.

Иоланда горестно вздохнула. Как это было похоже на Питера, что в таких сложных обстоятельствах, когда им грозит опасность, он рассуждает о женской привлекательности.

Но она знала, что призывать его к здравому смыслу бесполезно, и занялась тем, что извлекла из сейфа и опустила в кожаный саквояж, который ее покойная матушка всегда брала с собой, когда отправлялась в путешествия, все ценное, что еще оставалось там.

— Мы должны оставить Гибсонам хоть какие-то деньги, — сказала Иоланда. — Иначе старикам придется побираться.

— Да, конечно, — согласился Питер, но ей стало ясно, что он об этом даже не подумал.

— А что будет с неоплаченными счетами?

— Пусть они полежат, пока я не возвращусь, — заявил Питер. Он нетерпеливо огляделся, явно считая, что они понапрасну теряют драгоценное время.

— Я позже напишу мистеру Клеймору, который по-прежнему будет управлять нашим поместьем, чтобы он не отвечал на запросы никаких кредиторов, а платил только по самым неотложным счетам.