«Мейзи,

Я надеюсь, что, когда ты прочтешь это письмо, тебе будет уже лучше. Мы действительно хотели проведать тебя, но ты спала.

Я оставила для тебя несколько вещей Люка. Он так сильно тебя любил, и я знаю, что он хотел бы, чтобы они были у тебя.

Я столько пропустила в жизни Люка, я едва ли была рядом, даже когда оказывалась здесь, я была слишком занята, чтобы проводить с ним время. Я почти не знала, что он любил, а что нет. Если бы я знала, что жизнь моего сына будет столь коротка, я бы сделала все иначе. Но теперь уже слишком поздно.

У меня не было шанса сказать ему, как я им горжусь. Не было шанса увидеть, как он играет в футбол. И у меня не было шанса увидеть его в смокинге, когда он повел тебя на танцы, где вас и сфотографировали. Я была слишком занята, и за это я себя никогда не прощу. По его словам – да и ты сама, думаю, заметила это – я была ужасной матерью, но все же я любила его всем сердцем.

Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты делала Люка таким счастливым. Единственное, что я знала о Люке наверняка, – что он безумно любил тебя. Он пару раз говорил мне, что вы созданы друг для друга и будете вместе до конца жизни. Если бы не эта страшная авария, отнявшая у меня сына, этого чудесного человека, уверена, вы бы вместе уехали в колледж, поженились, а затем сделали бы меня бабушкой... несколько раз. И в какой-то степени я надеюсь, что нечто подобное еще произойдет.

Знаю, что не была с Люком, когда он был жив, но я надеюсь, что ты позволишь мне наверстать это с тобой. Я понимаю, что сейчас тебе ужасно больно, но если ты захочешь приехать и помочь мне разобрать вещи Люка, я буду очень рада тебе в любое время. Возможно, со временем я смогу узнать своего сына через твои воспоминания. Я знаю, что прошу о многом и что не заслуживаю этого, но если ты сможешь найти сочувствие ко мне в своем сердце, я буду тебе очень признательна.

Все случившееся преподало мне ценный урок, но, к сожалению, было уже поздно. И все-таки, Мейзи, послушай совета глупой старой женщины: не принимай свою семью как должное. Проводи с ними большую часть дня, не бывай слишком занята, чтобы побыть с любимым человеком, потому что в один прекрасный день у тебя могут остаться только воспоминания, а возможно, не будет даже их.

Береги себя,

Джудит Ханниган».

Я прочитала письмо дважды, в горле застрял комок. Хотя послание и было довольно формальным, я могла заметить вину и боль, сквозящие между строк. Она едва знала сына, а теперь его больше нет, и она никогда не сможет это изменить. Я снова почувствовала ненависть к Люку за то, что мне придется рассказать все эти кошмарные вещи о нем его матери. Как она тогда будет себя чувствовать? Как она сможет пережить этот ужас после того, как ее и так уже захлестывают вина и горе?

Я закрыла глаза и запрокинула голову.

– Я ненавижу тебя, Люк, – прошептала я. Хотя это и не было правдой. Даже после всего, что он сделал, я не смогла бы его ненавидеть, мне было просто невыносимо, что он оставил меня здесь одну.

И вдруг до меня дошло. А должна ли я говорить всем правду? Никто, кроме меня и Люка, не знал, что это был он. Полицейские не выяснили ничего важного. Они никак не смогли бы связать Люка с вещами, которые он мне отправил, или со смертью Сэнди. Мне действительно было необходимо разбивать сердца стольких людей? Я подумала о своих воспоминаниях о Люке. Каждой частичкой своего существа я пожелала не знать о нем правды. Если бы я могла стереть эту информацию из своей памяти, я сделала бы это в ту же секунду. Так зачем же я собиралась так же ранить других людей? Зачем я планировала рассказывать все это его матери, если уже ничего не изменить? Ведь ничего хорошего из моей правды не выйдет. Чем дольше я думала об этом, тем больше сомневалась в своем решении.

Я снова перечитала письмо от мамы Люка, теперь уже глядя на него с другой точки зрения. Она так гордилась сыном, но если бы она знала правду, что бы с ней стало? Люк был мертв, он уже был наказан за содеянное, от того, что они узнают правду о нем, всем будет только хуже. Но в глубине души я понимала, что если решусь на такое, мне придется врать каждому близкому мне человеку, чтобы не опорочить память о том, кого я любила. Я даже не знала, что хуже...

– Тук-тук?

Я быстро подняла взгляд и увидела, как в дверь заглядывает Алекс, очевидно ожидая, что я разрешу ему войти.

От вида его улыбающегося лица всепоглощающий ужас внутри меня, казалось, немного отступил. Мои губы даже дрогнули в ответной улыбке, когда я махнула ему. Он открыл дверь, и позади него я заметила рыдающую маму. Она практически оттолкнула моего брата-близнеца с дороги. Забежав в палату, она заключила меня в столь необходимые мне материнские объятия. Я обняла ее в ответ, устроив голову у нее на плече, и расслабилась. Слезы вновь покатились по моим щекам.


***


Врачи постоянно приходили и уходили. Никто не говорил ни о Люке, ни об автомобиле. Алекс все время болтал о всякой ерунде, выдавал шутки про больничную еду и про то, как хорошо и тихо дома без меня. Я бы даже, возможно, поверила ему, если бы он не держал мою руку, не отпуская, уже больше часа.

Когда я начала уставать, раздался стук в дверь и в палату вошел врач. Все подняли на него взгляд, но он обратился только к моему отцу и жестом указал, что им нужно поговорить в коридоре. Папа встал.

– Может, я должен разрешить чей-то спор? – пошутил он и, пожав плечами, вышел из комнаты.

– И что это значит? – спросил Алекс, смотря на дверь, как будто мог расслышать, о чем там говорят, если хорошенько сосредоточится.

Мама пожала плечами.

– Наверное, обсуждают, когда мы сможем забрать твою сестру домой. Может, им нужна кровать для кого-то еще? – предположила она.

Через пару минут дверь снова открылась. Папа вошел и плотно закрыл ее за собой. Он выглядел немного озабоченным и напряженным. Похоже, ему не нравилось то, что происходило.

– Мейзи, здесь полиция, они хотят задать тебе несколько вопросов об аварии. Как ты себя чувствуешь? Мы можем попросить их вернуться завтра, – предложил папа, наклонив голову и смотря на меня с беспокойством.

Я сглотнула. Вот оно. Пора решать. Но я все еще не знала, что делать.

– Гм... Я в порядке, – ответила я. Мои ладони тут же начали потеть, и, выпустив руку Алекса, я вытерла их о простыни, пока неловко пыталась поудобнее усесться на кровати.

Папа кивнул и повернулся к двери, открыв ее, он жестом пригласил кого-то внутрь. В палату вошла детектив Нисон, и я дернулась так, что все мои повреждения тут же напомнили о себе. Я невольно громко выдохнула и тут же стиснула зубы, когда мама вскочила со стула и, схватив мою руку, посмотрела на меня полными ужаса глазами.

– Я в порядке. Просто слишком быстро пошевелилась, – прохрипела я сквозь стиснутые зубы. Боль медленно отступала, и я облегченно выдохнула. Мама кивнула. Все еще глядя на меня испуганными глазами, она отпустила мою руку и отошла от кровати. Я снова посмотрела на детектива Нисон, не знаю, что меня так удивило, когда я ее увидела. Конечно, ей дали расследовать аварию, раз она уже занималась всем, во что я была вовлечена.

– Здравствуйте, – пробормотала я.

Она печально улыбнулась.

– Добрый вечер, Мейзи. Как вы себя чувствуете?

Я пожала плечами и тут же пожалела об этом, когда меня парализовал очередной приступ боли.

– Да нормально. – Это лучшее, что пришло мне в голову.

Детектив кивнула, подходя к краю кровати и вытаскивая из кармана блокнот и ручку.

– Я хотела бы услышать ваше заявление о том, что произошло в день аварии. – Она выглядела почти извиняющейся, как будто на самом деле ей вовсе не хотелось быть здесь и беспокоить меня после всего, что я пережила. – Понимаю, вероятно, трудно говорить об этом, но правила есть правила.

Я сглотнула, оглянувшись на лица своей семьи. Они все стояли здесь и смотрели на меня в ожидании, когда я произнесу эти слова. Вот оно. Правда или ложь. Правда разрушит все хорошие воспоминания о Люке, ложь поможет сохранить память о нем незапятнанной.

Я снова посмотрела на детектива Нисон.

– Что случилось? – спросила она, готовая записать все мои слова на чистом листе ее блокнота.

Я смотрела в ее внимательные глаза и боролась сама с собой. У меня был выбор, надо ли кому-то знать правду? Какая теперь разница, когда он и так уже мертв? Зачем говорить то, что испортит все? Как его родители смогут горевать, если узнают правду? Будут ли они винить себя за то, что случилось, за то, что так часто оставляли его? От правды никому не станет легче.

– Мейзи, ты можешь рассказать мне, что случилось на мосту? – повторила детектив Нисон свой вопрос, и я приняла решение.

– Люк не справился с управлением. Это был несчастный случай. – Когда я закончила говорить, я уже знала, что сделал правильный выбор. Мне не придется видеть, как разбиваются сердца его родителей и друзей. Я одна несла крест этих знаний, больше никто.


Глава 31

Я стояла в центре своей комнаты и смотрела на то, какой пустой она казалась. Никогда раньше я не чувствовала подобного. Эта спальня была моей с самого детства, поэтому увидеть такое сейчас, было довольно странно. Комната почему-то казалась меньше из-за того, что в ней больше не валялись мои вещи. Я обернулась к окну, даже занавески сняли. На стенах остались следы, где висели разные плакаты и фотографии. Наверное, родителям придется сделать ремонт.

Со дня аварии прошло шесть недель. Но казалось, что целая вечность. Каждый день был адом, самые простые вещи давались мне с большим трудом, и я изо всех сил старалась не погрузиться в депрессию. Похороны Люка практически убили меня изнутри. Это было самым сложным из всего, с чем мне приходилось сталкиваться, – прощаться с человеком, с которым я собиралась провести всю свою жизнь. Служба была прекрасна, люди произносили о нем замечательные речи, говорили, как им будет его не хватать. Я молчала. Только сидела и смотрела, постепенно погибая внутри, как гроб с его телом опускают в землю. Когда все закончилось, я осталась у его могилы еще на час. Сидела и вспоминала снова и снова, что между нами было, обещания, которые он мне давал, наши планы на будущее. Мое сердце разбивалось раз за разом на тысячи мелких осколков. Когда начало темнеть, Алекс буквально утащил меня с могилы Люка, потому что я не собиралась оставлять его одного.

После этого на кладбище я была только раз. Я принесла ему букет ромашек и извинялась снова и снова за то, что не замечала, как тяжело и одиноко ему было. Его привязанность ко мне после того, как мы расстались, переросла в отчаяние, теперь я это понимала и ненавидела себя за то, что не разобралась во всем раньше, прежде чем он посчитал необходимым сделать то, что сделал. Возможно, если бы я простила его раньше, сейчас он был бы жив, и мы были бы вместе. Эти мысли преследовали меня, как днем, так и ночью. В каком-то смысле, я была его убийцей, ведь я не простила его раньше.

Конечно, после всего, что произошло, последнее, о чем я думала, – это школа. Так что оставшиеся несколько недель учебы я совершенно не старалась. Я думала, что не смогу сдать выпускные экзамены, но все же как-то умудрилась не провалиться. За это, в основном, нужно было благодарить Зака, который не позволял мне уйти в депрессию и заставлял заниматься с ним каждый день. Он убеждал меня, что ему нужна помощь, иначе он не окончит школу, но я понимала, что в большей степени помощь нужна была мне.

Депрессия почти одолела меня. Я почти сдалась. Все, что случилось с Люком, и то, что я одна знала правду, висело на мне мертвым грузом. Все оказалось еще хуже, чем я себе представляла. Полиция до сих пор искала того, кто отправлял мне послания, да и расследование убийства Сэнди все еще было не закрыто, но Люка они не подозревали. Они полностью поверили моему рассказу о том, что произошло на мосту. Я сказала, что мы с Люком начали спорить и остановились, а когда снова поехали, он не смог справиться с управлением. Свидетели подтвердили мою историю. Все, кого опрашивали, сказали, что видели, как мы на какое-то время остановились, а когда снова поехали, автомобиль понесло к краю. Никто, кроме меня, не знал, что Люк сделал это намеренно, и этот секрет я заберу с собой в могилу. Я не хотела, чтобы память о Люке была опорочена. Никому от этого не станет лучше, правда лишь причинит всем боль.