Анна Дарк - Свободные

— Не надевай, не нужно, — в голосе недовольство.

— Мы это уже обсуждали, — отмахнулся я, надрывая пакетик фольги.

И это было правдой. Оливия с самого начала была против использования презервативов, я же категорично стоял на своём. Мы даже повздорили из-за этого. Она клялась, что принимает таблетки, я же заявил, что не намерен рисковать. Одного раза мне уже хватило. Да и просто, мне хотелось хоть в чём-то соблюдать с ней дистанцию. Глупо? Возможно, но так мне нравилось больше.

— Твою мать, Джонсон, расслабься ты уже! — прохрипела она, изнывая от нетерпения. И всё равно вздрогнула, когда я грубо вонзился в неё со всей силы. — У меня вообще детей быть не может, уже лет семь, наверное.

И тут же она резко замолчала и как-то сжалась, осознав, что сболтнула лишнего. Вино, наркотики и перевозбуждение сыграли с ней злую шутку. Я же насторожился, понимая, вот оно — первый успех!

— И что это значит? — вкрадчив поинтересовался я, на автомате совершая новый толчок. — У тебя совсем недавно, вроде как, выкидыш был.

Какое-то время она молчала, двигаясь со мной в одном ритме. А потом, решила отпираться нет смысла и произнесла:

— Да не было ничего. Ни беременности, ни выкидыша. Просто я испугалась, думала теряю тебя и с отчаяния и сочинила сказку. Прости меня, Адри. Я перед тобой очень виновата! Но я всего лишь женщина, которая любит и не хочет терять любимого.

Вот ведь тварь! Изначально знал, чувствовал, не беременна она. Но надо отдать ей должное, её жестокость и подлость не знают границ! Желая досадить мне, она шла по головам, не брезгуя даже убийством. И, как результат, жизнь Кристы в руинах, а я тут, трахаю эту стерву, с трудом сдерживаясь от желания задушить её голыми руками.

— Оливия, тебе не кажется, что это перебор? — мягким, с придыханием, голосом поинтересовался я.

— Возможно. Прости. Такое больше не повториться, — хрипло ответила брюнетка.

— И как же такое произошло? — вопрошал я, ускоряя ритм, чувствуя приближение физической разрядки.

— Неудачный аборт в молодости, — простонала она.

Больше я ничего не спрашивал, молча вколачиваясь в податливое тело. Разрядка не принесла удовольствия, пришлось симулировать оргазм, потому что мыслями я был далёк от происходящего действа. Обводя комнату взглядом, я молился, чтобы микро-гаджеты, установленные тут, зафиксировали факт этого признания. Плевать, что посторонние увидят наш секс. Главное, первое компрометирующие признание у меня есть. Внутренне я ликовал. И пусть это только начало, но оно наполняло душу верой, что вся эта грязь, боль и страдания не напрасны, и всё обязательно получится.

Адриан.

«На работу, как на праздник», — это изречение последнее время чётко отражает мою жизнь. С каждым днём находиться в обществе Оливии становилось всё сложнее. Поэтому любую возможность побыть отдельно от неё я воспринимал с восторгом. Я и раньше любил своё дело, но теперь работа стала спасением, отдушиной, и я с радостью спасался от благоверной в своём кабинете.

Порой мне рядом с Оливией становилось даже страшно. Психотропные и нанятые мной люди, и установленная в доме техника делали своё дело: девушка становилась всё более нервной. Часто мне она казалась и вовсе безумной. В попытке заставить её признаться в собственных грехах, я и группа верных мне людей превратили её жизнь в кошмар. Тени прошлого, её жертвы, которые давно погребены под двумя метрами земли, преследовали её в буквальном смысле слова. Она часто видела их в толпе, слышал их шёпот дома, и это сводило её с ума. Если раньше я просто, неоднократно заставал её в невменяемом состоянии, на что она отмахивалась, отговариваясь то плохим настроением, то кошмарами, но сейчас она уже не скрывала происходящего. Часто звонила на работу, говоря, что опять видела его или её, при этом не спеша пояснять, кого именно. Каждую ночь будила и с белоснежным лицом и глазами полными ужаса говорила, что слышит голоса. Тяжело было делать вид, будто я ничего не слышу. На славу ребятки постарались, казалось, словно и в правду обвиняющие шептания раздаются прямо из воздуха.

Постоянно не выспавшийся, уставший от её истерик и отказов рассказать, что конкретно она слышит и видит, я отсиживался, и даже отсыпался в своём кабинете. У сложившейся ситуации был, правда, и свой плюс — Оливию всё меньше интересовал секс, чему я был несказанно рад. Интим с ней был тяжким испытанием, после которого оставалось чувство гадливости и грязи.

Но и от определённых страхов избавиться мне никак не удавалось. А что, если она так и не заговорит? Вдруг она просто окончательно спятит? И это было бы даже неплохо, при условии, что она просто угодит в специальное учреждение. Только, зная Оливию, её характер и наклонности, я боялся, что она наоборот станет агрессивной и опасной. Если это случится — жертв не избежать, а, учитывая её лютую ненависть к Кристе, не сложно догадаться, кто будет первым в списке. От таких мыслей всё внутри леденело, и потому я старался как можно тщательнее приглядываться к девушке и малейшим изменениям в её поведении. За себя, я, как ни странно, страха не испытывал. Мне не привыкать к опасности.

Эта игра на грани фола и постоянное напряжение невыносимо изматывали. Ко всему этому чёрная тоска, сжирающая душу, не отпускала ни на минуту. Я скучал по своему ангелу, невыносимо тосковал. Дни без неё казались безумно долгими и безликими. Элементарное незнание её мыслей и чувств вызывало страх. Страх порождал отчаяние. Всё чаще я задавался вопросом: не переоценил ли я собственные силы? И не придётся ли за мерзость, пусть и во благо, которую творю сейчас, заплатить собственной душой? Своего будущего без Кристы я не мыслил, однако с каждым днём его перспектива становилась всё более призрачной.

— Адриан, помоги! — именно это я услышал, ответив на звонок Оливии.

— Что случилось? Оливия? — всеми силами я старался казаться обеспокоенным.

— Приезжай скорее. Пожалуйста, — прошептала девушка и отключилась.

Смотря на безмолвный телефон, я невольно поморщился. Вот и отдохнул от этой истерички. Что у неё там опять?

Домой ехал в весьма мрачном расположении духа. Подобные инциденты уже стали нормой, поэтому я ожидал новой истерики. Шанс, что она наконец заговорит, был ничтожно мал. Просто поразительно. Самоконтроль Оливии вызывал невольное восхищение. Большинству людей достаточно хорошенько напиться, чтобы развязался язык. Она же хранила свои тайны, несмотря на любую дурь и обстоятельства.

— Детка, я дома! — крикнул я, зайдя в её квартиру.

По молчаливому уговору мы жили в её квартире. Она была больше по площади и тут всё соответствовало вкусам и требованиям Оливии, поэтому она хотела жить тут, я же не протестовал.

— Ты пришёл, — подбежав ко мне, девушка крепко стиснула меня в объятиях. Её била крупная дрожь.

— Конечно, пришёл. Что с тобой, солнце? — спросил я мягко.

Какое-то время она молчала, просто крепко прижимаясь ко мне. А потом отодвинулась и посмотрела испуганным взглядом мне в глаза. На лице застыла борьба. На что-то решала для себя.

— Мне кажется, я схожу с ума. Я постоянно их то вижу, то слышу. Они преследуют меня, обвиняют. Они хотят моей смерти, Адриан!

— Оливия, кто они? О ком ты говоришь? Я не могу тебе помочь и не могу защитить тебя, если ты мне не доверяешь.

— Я… Я не могу. Я не хочу тебя терять. Ты… Даже ты не поймёшь.

Она запиналась и заикалась одновременно. Ко мне же пришло понимание: вот он, момент, когда я наконец могу получить вожделенное признание, которое будет зафиксировано всеми доступными способами. Оливия смотрела на меня огромными глазами, в которых плескалось отчаяние. Сейчас в ней не было привычной стервозности, расчётливости и жестокости. Она была в отчаянии, очень напугана и совершенно раздавлена. Невольно в душе шевельнулось нечто, очень похожее на жалось. Тогда я вспомнил данные собранные на неё. Сколько жизней она сломала просто так, развлечения ради. Вспомнил полные боли глаза любимой женщины и собственное существование в браке с ней. Этого хватило, чтобы в зародыше задушить любое сочувствие к этой девице. Собрав всю волю в кулак, я представил родное лицо и, смотря Оливии в глаза взглядом любви (я надеялся, что мне это удавалось), поцеловал.

— В мире, наверное, почти не осталось вещей, которые я не смог бы понять. К тому же я люблю тебя. Доверься мне. Позволь мне помочь тебе.

И вместе с потоком слёз наружу хлынули отвратительнейшие признания. Она рассказывала, как впервые, совершенно нечаянно разрушила чужие отношения. В итоге отвергнутый парень свёл счёты с жизнью, а девчонка бежала из страны от собственной боли. Но раскаяния Оливия не чувствовала. Наоборот, странный восторг и чувство собственной неотразимости, ощущение непонятной власти наполнили её существо. И она стала намеренно искать пары, чьи чувства и отношения, были примером для окружающих, вызывали восхищение своей силой и глубиной. После сбора информации, она приступала к делу. Совращала и всячески развращала мужчин, подсылала своих людей к женщинам. И потом с наслаждением наблюдала, как между влюблёнными появляются недоверие, обиды, как рушатся отношения и семьи. И когда мужчина оказывался целиком и полностью в её власти, был готов ради неё на всё, она бросала его. Собирала жертв вместе и раскрывала карты. Но этого ей было мало. После она окончательно добивала свои «живые игрушки», отнимая у них всё. Работу, друзей, перспективы. Настраивала против несчастных родню. Лишала их воли. И если кто-то из жертв отказывался ломаться окончательно, не сводил счёты с жизнью, не совершал преступлений и не сходил с ума, она им помогала. Убивала их или запирала в психушке, где уже врачи, предварительно купленные ей, превращали их в овощи при помощи сильнодействующих лекарств. И жертв этих было много. Двенадцать человек, шесть пар, как и говорилось в моём досье. И у двух пар были дети, которые теперь живут в детдоме.

Так же Оливия раскрыла секрет согласия её отца на наш брак. Уайт, каким бы ублюдком он не был, дочь свою любил. Он был в ужасе от её «развлечений», и порой было непросто устранять их последствия. Ведь любимая дочь выбирала иногда людей весьма обеспеченных, имеющих некие связи. Только получив от Оливии клятвенное обещание прекратить развлекаться таким образом, он помог ей поймать меня в ловушку.

К концу её рассказ, у меня было чувство, будто меня с головой макнули в омерзительно смердящие помои. Нет, я и сам святым не был. У меня достаточно грехов и руки по плечи в крови, но я никогда не убивал ради развлечения. Не разрушал чужие семьи от скуки. И пусть я заранее знал, что услышу, всё равно было жутко.

— Ты меня ненавидишь теперь, да? — прошептала Оливия.

— Нет, что ты, солнышко, — успокоил я её.

Ещё, наверное, час я потратил, чтобы окончательно свести истерику брюнетки на «нет». Когда она легла спать, я напряжённо думал, как бы быстрее завершить этот фарс. Необходимые признания у меня были на руках, а значит пора заканчивать с этим. На душе впервые за эти бесконечно долгие полтора месяца было легко и радостно. Решено, что завтра я встречусь со своим человеком, передам ему копии данных, чтобы придал им приличный вид, способный убедить, если понадобится, и прессу, и власти в их подлинности.

* * *

Последние сутки с лишним, прошли в напряжённом ожидании. Высказавшись, Оливия наконец притихла. Не будила ночью и даже на работу позвонила всего лишь дважды. Наврав ей про срочные деловые переговоры, я направился на встречу с Джеком, который собственно и должен был заниматься добытой информацией.

Жутко волнуясь, я припарковался у его офиса и направился внутрь. Ещё немного, день или два, и кошмар будет закончен! Смогу увидеть Кристу, смогу постараться воскресить наши отношения… Так, сейчас не время думать об этом. Сначала дела.

— Джек, что за пафос, — поморщился я, переступив порог его кабинета.

В помещении было темно. Густая тень скрывала от меня сидящего в кресле мужчину, виден был только силуэ, т и то смутно. И ещё он молчал.

— Ладно, дело твоё. Птичка попалась. Сможешь всё сделать быстро? — продолжал я, игнорируя его странное поведение: — Хочу поскорее покончить со всем и стать наконец свободным.

— Я тоже жажду положить конец этому фарсу.

От голоса, разорвавшего тишину, внутри все похолодело от ужаса. Этого не может быть!