Жасмин Майер - Сводные

Я бы написал больше, но просто нет таких слов, которыми я мог бы выразить то, что распирает меня который день. Заставляет улыбаться, стоя под дождем. И приходить на пять минут раньше, чтобы посмотреть просто на то, как она будет ерзать от нетерпения.

Перебегаю улицу и захожу в «Токио». Юля сидит со своими девочками из Академии, и ни одна ей в подметки не годится. Все они одинакового возраста, роста, телосложения, но только моя Юля танцует главного лебедя, а в конце года станцует фею. Если даже Платон за столько лет ни черта не разобрался в балете, то куда мне всего за месяц. Я знаю только то, что она лучшая, а остальные — это тоже знают и всячески ей завидуют, но других друзей у нее нет.

При моем приближении разговоры за столиком мигом смолкают. Юля пытается, но не может скрыть улыбки.

— Привет, — шепчет она, поднимаясь.

— Юль, мы чего-то не знаем? — тянет темненькая. Кажется, именно ее я видел у клуба, когда Юля с трудом держалась на ногах. Достаточная причина, чтобы ее недолюбливать.

Обмениваемся взглядами.

— Девочки, это мой сводный брат. Кай.

Ее выдают глаза, по которым сразу понятно, что я такой же брат, как она мне сестра. Я не смотрю на Юлю — потому что единственное, что я хочу, это впиться в ее губы, снова разделить наше с ней дыхание и, конечно, еще раз пробраться под одежду, чтобы коснуться по-настоящему.

— Кай, — томно улыбается. — А я Майя. Останешься?

Женские имена сыплются градом, потому что «брат» не одно и тоже, что «парень», а я бы предпочел, чтобы было иначе. Так что лучше убраться, но сначала я все-таки смотрю на Юлю. Это ее одноклассницы и ей решать, если надо я могу и потерпеть.

Юлю стоит, стиснув зубы. Счастливый вид моментально улетучился. Тоже заметила преображение после слова «брат».

— Нам уже пора, — сухо говорит. — Это за меня.

Она бросает купюру куда номиналом больше, чем стоит стакан безалкогольного лимонада, а она вряд ли что-то ела до этого. Беру ее пальто с вешалки и набрасываю на плечи, стараясь двигаться аккуратно. Не оглаживать плечи, не целовать в шею, пока стою за ее спиной. Не ставить руку на талию, чтобы отбить у остальных желание глазеть за нее. Она очень красивая, когда носит узкие джинсы, высокие сапоги и облегающие свитера. Хорошо, что надела бесформенное длинное пальто.

Мы идем на выход, держа дистанцию, потому что ее девочки обязательно будут смотреть нам вслед. Вечер долгий, а я не хочу, чтобы Юля была темой для их разговоров.

Только на улице наконец-то беру ее за руку. Она улыбается и делает шаг ближе. Веду за собой, откуда нельзя подглядывать из ресторана, и только там обхватываю руками ее лицо и наклоняюсь к губам.

Мое сердце будто стояло на паузе все это время.

Я целую ее до тех пор, пока прохожие не начинают возмущаться. Тротуар узкий, из водосточных труб течет, кругом грохочет дождь. Все спешат домой, и только нам нельзя возвращаться.

Тяну ее за собой, под крышу крытого перехода. От стен веет холодом, плесенью, а внутри двора-колодца эхом раздается перестук капель о жестяной козырек.

— Наконец-то ты пришел… — выдыхает она. — Все прошло хорошо? Я волновалась.

— Все нормально.

Про работу не говорю, потому что она многого обо мне не знает. А если узнает, то доберется, в том числе, и до корзины с цветами. Снова целую ее, потому что прошло целых три секунды с тех пор, как я делал это в последний раз.

— Поехали домой, — стонет она, переступая с ноги на ногу.

— И ты меня снова оттолкнешь? — спрашиваю о том, что было на лестничной клетке.

Появление родителей спугнуло ее. Вернуло с небес на землю. Каждый раз говорю себе, что не буду давить на нее, не буду требовать, но срываюсь. 

Мне нравится, как постепенно она сдается, как борется сама с собой. Может, хотя бы одному из нас хватит ума не заходить так далеко, и лучше, чтобы это была именно Юля. Для меня ничего непоправимого не случится, в отличие от нее.

Целую ее в скулы, запрокидывая голову. Провожу губами по горячей щеке, ощущая, как она дрожит под моими пальцами. Как выдыхает прерывистый полустон. 

Я действую нечестно, но не касаться и не подталкивать ее к этому я тоже не могу.

Качает головой, глядя на меня потемневшими глазами. Давит на затылок, чтобы я ближе нагнулся к ней. Вытягивается под пальцами и шепчет на ухо:

— Хочу тебя. Сегодня.

Бояться нечего. По вечерам отца дома теперь не бывает.

Раньше он всегда возвращался вовремя, и мы вместе пили чай, пока я дописывала уроки рядом или просто сидела вместе с ним за столом, пока он ел разогретый мной ужин. Готовил еду и оставлял ее нам в холодильнике наш повар.

Сейчас по вечерам все иначе.

Я успеваю подумать об этом, пока раздеваюсь, глядя на темную квартиру. Но долго грустить не получается. Первая делаю шаг к Каю и позволяю ему сделать так, чтобы никаких мыслей в моей голове не осталось. 

Осуждать Оксану не получается. Пока есть такая возможность, нужно выходить из дома. Об этом говорят на каждом углу. Даже заядлые домоседы по горло сыты карантинной весной. Никто не знает, что нас ждет через месяц или в разгар зимы. Все чаще, обсудив мероприятия и афиши, следом люди говорят о том, что нас ждет второй затяжной зимний карантин. Одного без другого не будет.

И потому все кругом ходят в рестораны в два раза чаще, бегают в кино каждый вечер, даже в театрах, говорят, стало не протолкнуться. Замкнутый круг, который снова приведет к тому, что даже выход к мусоре будет считаться развлечением между просмотрами сериалов и бесконечными встречами в «Зуме».

Люди сыты одиночеством, как безвкусной подпорченной зимней картошкой. И копят эмоции. Словно засаливают в банки увиденные спектакли, фильмы, рестораны, общения, хватают все — без разбора. Каждая эмоция пригодится потом, когда их будет так не хватать. 

Сейчас даже неважно, понравился спектакль, фильм или ресторан. Даже если никогда не были поклонниками балета, не смотрели фильмы в этом жанре, не ели еду этой кухни — сейчас все это совершенно не важно. Главное, что еще можно увидеть. Попробовать. Вообще хоть куда-нибудь выйти.

Наверное я бы поступала точно также, как мой отец и Оксана. Хотя в моей жизни и до ограничительных мер было не так много развлечений. Тренировки, тренировки, тренировки. Весной, когда другие страдали, запертые перед телевизорами, я все так же гнулась на коврике или стояла возле станка, который отец оборудовал для меня в одной из дальних комнат.

Для меня ничего ровным счетом бы не изменилось… Если бы не Кай.

Когда он рядом, я хочу, чтобы мир снова поставили на паузу. Чтобы все забыли обо мне и оставили в покое, и только он один был рядом. Я теряю голову, когда смотрю на его губы. Краснею, когда смотрю на его пальцы.

Один его поцелуй стоит десяток просмотренных фильмов. Сыгранных ролей. Выходов на сцену. Бесполезно искать новые ощущения где-то еще, когда он рядом.

Не зажигая свет, не прерывая поцелуев, мы замираем посреди коридора. Наши двери напротив. Быстрый обмен взглядами.

— Матраса так и нет, — отзывается Кай, и я тяну его в свою спальню.

Закрываю за собой дверь на защелку. И снова целую. Хочу отключить голову и не думать о том, что меня ждет.

Из всех девочек в моем классе я последняя до сих пор девственница. Я не обсуждала с ними эту тему так, как мне бы хотелось, потому что у них это случилось в том возрасте, когда я делала растяжку исключительно ради шпагата, а не для того, чтобы кого-то поразить в постели. А сейчас они обсуждают технику, мужчин, а я так далеко от этого, что решила, по сути, мне достаточно и того, что все они выжили. Значит, ничего настолько страшного не происходит.

Кай притягивает к себе на колени, опускаясь на мою кровать. А я обвиваю его руками и ногами, мгновенно вспыхивая до корней волос. Даже через все слои разделяющей нас одежды его твердая уверенность вселяет в меня панику.

— Боишься?…

Он проводит рукой по моим волосам и мягко стягивает резинку. Запускает пальцы в волосы и притягивает к себе, целует, повторяя шепотом, чтобы я расслабилась. И что он сделает так, чтобы мне было хорошо.

Кай избавляет меня от свитера, покрывая поцелуями голые плечи. Руки. Шею. Он кусает меня за ухом, и я впервые издаю такой громкий стон, что сама пугаюсь. 

Я привыкла держать контроль над собственным телом. Замереть в одной позиции, застыть в другой, контролировать каждую секунду куда ставишь руку или ногу. Но в его руках мое тело больше не принадлежит мне. Я всецело в его власти.

Извиваюсь, дрожу, тянусь к нему и вращаю бедрами. Словно превращаюсь в кого-то другого, о ком понятия не имела. Откидываюсь назад, пока Кай расстегивает мой бюстгальтер и наклоняется, опаляя обнаженную грудь жаром своего дыхания. Горячий поцелуй прошивает спазмом тело, концентрируясь внизу живота. Откидываюсь назад еще сильнее, держась рукой за его шею, позволяя ему облизывать, целовать, прикусывать. 

Это настолько хорошо, что у меня закатываются глаза от удовольствия. Никогда не думала, что моя грудь способна дарить такие ощущения.

Скоро и этого становится мало. Недостаточно. Я хочу больше, сильнее, хочу взлететь так высоко, как никогда не взлетала. С ним это будет иначе, чем у меня получалось самой.

Конечно, я касалась себя. Но сейчас это, как и небо и земля.

Кай подхватывает меня под бедра и укладывает на кровать. Нависает сверху, все еще одетый. Тянусь к его батнику, а после он сам рывком сбрасывает с себя его вместе с футболкой. Впиваюсь ногтями в его кожу, целую предплечья и кусаю в то же место под ухом, куда он укусил меня.

Но он ускользает, уходит от моего захвата и я ахаю, когда его горячий язык выводит восьмерку вокруг моего пупка. Меня выгибает дугой, когда Кай берется за мои джинсы, освобождая сначала одну ногу. Затем другую.

Он сидит на коленях, между моих ног. Стальные глаза сейчас абсолютно черные, в них плещется восторг и что-то еще, неизведанное, непознанное. Он заворожено ведет ладонями по моим ногам снизу вверх, до самой талии.

Приподнимается, нависая надо мной, и я перестаю дышать. Сердце захлебывается в груди от скорого бега.

Кай целует низ моего живота, и я вздрагиваю всем телом от каждого его поцелуя. Щеки горят, меня словно искупали в кипятке. Стыд смешивается с желанием показать себя, шире развести перед ним ноги и приподнять бедра. Ведь я могу. Моей гибкости хватит на что угодно.

Поцелуи Кая спускаются все ниже. Он целует мои бедра, сводит ноги вместе и избавляет меня от белья.

Снова медленно проходится шершавыми ладонями по бедрам сверху вниз. Подхватывает под коленями и разводит в стороны.

Я хочу провалиться сквозь землю, но не успею сфокусироваться на стыде, потому что в этот же миг он целует меня. От острого, запретного, нового ощущения меня буквально подбрасывает на кровати. Кай крепко держит под бедра, прижимается ко мне ртом, и сильные движения его языка жалят, дразнят, изводят. Хватаюсь ладонями за простынь, одеяло, вещи, как будто сейчас и правда взлечу.

Комната начинает кружиться перед глазами, стыд теперь кажется такой неуместной глупостью, и даже жаль, что этого не произошло еще раньше. Ощущений слишком много, и мое тело становится похоже на натянутую до предела струну. Меня колотит мелкой дрожью, и я подаюсь к нему бедрами, отвечая всем телом на размеренные движения ладони, сильнее кусая губы.

Еще. Я хочу еще. 

Укус. 

Поцелуй.

Дразнящие прикосновения кончиком языка и скользящие движения пальца. 

Мне мало. 

Я безмолвно требую еще и еще, и хватка на моих бедрах становится жестче, когда я упираюсь пятками в его плечи и словно бы так и норовлю убежать, но на самом деле это не так. Тело мне больше неподвластно. Я бы хотела остановиться, замереть, застыть и наслаждаться, но устоять перед сжигающим огнем невозможно.

Я выгибаюсь сильнее, еще сильнее, чем раньше. Впиваюсь до боли ногтями в собственные ладони и, кажется, кричу. Чересчур громко, чем дозволено. Но больше ничего не имеет значения. Только освобождение. И сила удовольствия, которая бетонным катком вжимает меня в постель, заставляя сбиться дыхание. Окончательно разлететься на тысячи осколков, ослепнув как от взрыва сверхновой и оглохнув от собственного крика.

Только чудом я не срываю с себя джинсы и не вхожу в нее на всю длину, разом, чтобы наконец-то унять этот голод, насытить потребность, которая лишает разума и возможности мыслить.

Нет. 

Не сегодня. 

Чудом смотрю на время и понимаю, что не успеем. Я знаю планы матери и Платона, в лучшем случае минут через десять они будут дома.