Когда вечер только начался, всё что я желала – это одну ночь, один шанс с Ривером. Только возможность унять нашу боль, чтобы каждый из нас почувствовал себя хорошо. Один раз, чтобы облегчить то, что мучает его душу. Всё, что я хотела – прекрасные и чистые воспоминания, которые останутся со мной, когда мне придется двигаться дальше, чтобы оглядываться на произошедшее. Я набросилась на него и ворвалась в его жизнь, и теперь он должен добавить то, что он трахал свою сводную сестру, в список дерьмовых вещей в его жизни. Нет прекрасных воспоминаний и для меня. Картинки того, что происходило в его спальне, просачиваются в мой мозг, словно в черно-белом кино, и я вспоминаю, насколько это было удивительно, находиться в его руках.

Твою мать, Хадсон – это Ривер. Мой Ривер. Мой Хадсон. Мой брат.

Мать вашу. Почему это произошло именно со мной? Куда бы я ни пошла, что бы я ни делала, я всё оскверняю. Донни, мой гребаный мудак-приемный отец говорил много дерьма, но в одной вещи он был прав. Я всё порчу. Всё, к чему я прикасаюсь, изменяется в худшую сторону.

Я не могу остановить слезы, которые текут по моим щекам. Я больше не могу сдержать плач, и чем сильнее он становится, тем больше я злюсь. Я так больше не могу; я не хочу страдать, ломаться и кровоточить изнутри. С меня хватит.

Я соскакиваю и смахиваю крошечные дорогие лосьоны и шампуни с полки на пол. Я хватаюсь за всё, что есть в пределах моей досягаемости и бросаю в свое изображение в зеркале, беззвучные крики поднимаются и затихают, я задыхаюсь от рыданий. Я крушу всю ванную, раздираю красивые полотенца, пытаясь заглушить свою боль. Я хватаю нетронутую душевую занавеску, прорывая отверстия на белом материале, когда сдергиваю ее с крючков. Гнев клокочет во мне так сильно, что ничто не помогает.

– Мисси, дорогая, нет, – я слышу, как зовет Флинт, и это последняя капля, последняя трещина, что ломает меня на части, и я падаю на теплый пол, занавеска обвивает мои руки, рыдания сотрясают меня так сильно, что моё тело дрожит, простреливая болью прямо в легкие и горло.

Флинт поднимает меня, обхватывая своими сильными руками, и отводит волосы с моего лица.

– Шшш, шшш, – шепчет он и начинает укачивать меня так, как успокаивал, когда я ещё была ребенком.

Он идет в другую комнату и садится на диван, всё ещё держа меня на руках. Я плачу так сильно, что мои глаза опухли, а слезы иссякли. Я хнычу, уткнувшись в его тепло, позволяя Флинту укачивать меня дальше, пока чувство уюта охватывает меня, позволяя напряжению покинуть моё тело. Когда он целуют меня в макушку, я расслабляюсь ещё сильнее. Затем он начинает напевать. У Флинта низкий и приятный голос, а песня так знакома. Раньше Хадсон пел её, когда мы были маленькими и напуганными. Когда голоса взрослых внизу становились громче, он пытался заглушить их. Хадсон собирал всех нас в его и Флинта комнате, ставил комод перед дверью, и мы ютились все вместе на его постели, пока он пел «Много рек, чтобы пересечь». Именно это сейчас мне напевает Флинт, и я чувствую, как годы отматываются назад. Вдруг мне снова шесть лет, и так безопасно и уютно между моими братьями. Я тихонько шепчу «И я выживу исключительно благодаря гордости…»19, думая, что эта фраза воплощает всю мою жизнь.

Мне нужно время, чтобы успокоиться, и когда это происходит, я говорю Флинту уйти, но он не слушается.

Он не хочет меня покидать. Флинт убирается в ванной, собирая осколки от разбитых бутылочек как можно тщательнее, и приносит мне влажную ткань, чтобы вытереть слезы и туш с лица. Он отворачивается, пока я скидываю свою одежду и переодеваюсь в пушистый халат отеля. Он говорит мне ложиться в кровать и натягивает на меня накрахмаленную простынь, плотно в неё заворачивая. Он делает всё так, как это раньше делал Хадсон, когда я была маленькой девочкой.

Я чувствую, как матрас проседает, когда он садится на край постели.

– Тебе следует поехать домой, Флинт, – говорю я, – Со мной всё будет хорошо здесь.

– Правда? – переспрашивает он.

– Да, – отвечаю я и зарываюсь глубже в подушку. – Езжай домой и проверь, как там Хадсон.

Он встает, засунув руки в карманы. Уставившись в стену, он глубоко вздыхает и переводит смущенный взгляд на меня.

– Мисс, что ты чувствуешь по поводу того… что произошло с тобой и Хадсоном?

– Не сейчас, Флинт.

– Я просто хочу убедиться, что с тобой действительно всё в порядке.

– Я не хочу это обсуждать сейчас. Я проходила и через худшее. Мне не привыкать чувствовать боль. Хоронить её глубоко внутри себя, где я смогу её почувствовать, это не ново. Это ничто. Просто поезжай домой, пожалуйста.

Я поворачиваю голову в другую сторону, надеясь, что он уйдет. Как только я почувствую себя в безопасности, я вернусь домой, побросаю вещи в сумку и снова исчезну. Мне не привыкать. Флинту и Хадсону не нужен кто-то, как я, в их жизни. Будет лучше для всех, если я уеду туда, где они не смогут меня найти.

Хадсон всё равно не хочет, чтобы я находилась в том доме. Я могу себе в этом признаться. Я сталкивалась с этим и раньше много раз, как будто я жвачка, что прилипла на обувь, которую кто-то не может дождаться, чтобы отковырять. Брошенный ребёнок, грязный приемный ребёнок, шлюха в клубе. Это я. Нежеланная с рождения.

Я пытаюсь избавиться от этих мыслей прежде, чем пойду по темной тропинке, с которой я не смогу свернуть. Это ощущается сейчас хуже, потому что у меня в голове всегда был образ Хадсона, держащего меня в своих руках в больнице. У меня всегда было далекое чувство, что меня кто-то когда-то любил, даже если это было очень давно.

Всё это кануло в Лету.

Флинт вздыхает и тихонько сжимает мою ногу поверх простыни. Я прислушиваюсь к мягкому щелчку закрывающейся двери.


ГЛАВА 19

Рейвен заходит в чат

Рейвен: Ты снова пойдешь сегодня вечером, не так ли?

Ривер: Почему тебя это волнует?

Рейвен: Мне это не нравится.

Ривер: Птичка, ты ревнуешь?

Рейвен: Нет.

Ривер: Тогда в чем дело?

Рейвен: Хорошо, может быть.

Ривер: Здесь нечего ревновать. Я даже не знаю их имен.

Рейвен: И ты думаешь, мне от этого легче?

Ривер: Это чистая физиология. Без всякой близости, которая есть у нас.

Рейвен: О, да, от этого действительно легче.

Ривер: Это не то, чем кажется.

Рейвен: Как ты думаешь, что я чувствую? Ты приходишь сюда, открываешь мне своё сердце, позволяешь разделить твою боль, а затем идёшь в клуб, встречаешься с незнакомкой, касаешься её, вдыхаешь её запах и заставляешь кончать. В то время, когда я тут? Это могу быть я, ты знаешь.

Ривер: Я думаю о тебе.

Рейвен: Нет, не думаешь.

Ривер: Да. Каждый раз я думаю о тебе, каждый раз, когда я касаюсь их, я представляю тебя. Птичка. Это, всегда ты.


ГЛАВА 20

Хадсон

Я в своей кровати, лежу поверх одеяла, которое отбросила Мисси не более часа назад. Такое ощущение, словно прошла целая вечность. Вокруг меня глубокая тишина и тьма, и всё же в голове стучит. Я чувствую каждую вену, что пульсирует в такт сердцебиению. Я закрываю лицо руками, пытаясь уменьшить стук в голове.

Рэд ушел. Я отправил его домой, потому что я не хочу говорит о произошедшем прямо сейчас. После того, кок он увидел разбитую бутылку водки, он не желал уходить, но я могу быть убедительным, если мне это действительно нужно. Рэд – хороший парень, всегда таким был. Либо это, либо он не хочет мириться с пьяным Хадсоном. Пьяный Хадсон – мудак. Вероятнее всего последний вариант.

Я смещаюсь и утыкаюсь в одеяло, которое всё ещё пахнет сексом, и в моем сознании продолжают всплывать картины того, как Мисси была распростёрта подо мной. Даже сейчас, когда я знаю, кто она, мой член стоит. Я должен чувствовать себя отвратительно, поскольку знаю, что это никогда не должно было произойти, но я не могу отрицать, насколько невероятно было чувствовать её вокруг себя. Когда она была просто Динь-Динь, такой сексуальной в своем диком стремлении получить удовольствие. Я не могу отрицать своего желания обладать ею, несмотря на то, что я знаю, кто она, но как её занесло в клуб «Запретный»? Откуда она знала нужные слова? Почему она была там?

Где была Мисси все эти годы? И почему она объявилась сейчас? Один Бог знает, сколько денег я потратил, пытаясь найти её, и как тогда, черт возьми, она смогла найти меня? Она знала, что это был я? Нет, я не могу об этом думать. Не могу. Нет ни единого шанса, что она целенаправленно пришла трахнуть своего приемного брата.

Как только эти мысли пронеслись в моей голове, за ними пришли сомнения. Это был способ получить реванш? Может быть, она чувствовала себя брошенной всё это время? Я знаю, её жизнь не была легкой. В большинстве случаев, отношение к детям в приемной семье в лучшем бывает пренебрежительное и в худшем – чудовищное. Кто знает, в какую семью Мисси попала после того, как мы покинули её. Если ей повезло, то она столкнулась с кем-то, кто игнорировал её и просто получал ежемесячный чек за заботу о ней. Я даже не хочу думать о плохом варианте.

Почему она шатается по клубам, ища незнакомцев, чтобы трахаться? Она это делает, чтобы почувствовать себя желанной? Кто я такой, чтобы судить её. Посмотрите на меня, что я делаю. Между нами не такая уж и большая разница.

Может быть, будь я рядом, то смог бы не допустить произошедшего с ней. Если бы я усерднее пытался, у неё была бы жизнь лучше.

Черт, так ли это?

А что если она стала такой из-за меня?

Потому что я не защитил её?

Впервые за последний год я чувствую, как глаза жгут слезы, и как они текут горячими дрожками по моим щекам. Я прикрываю глаза и с остервенением тру соленое от слез лицо. Я двухсот пятидесяти фунтовый20 нападающий21… был нападающим. Я не должен плакать из-за какой-то мелкой девчонки, мелкой золотоволосой феи, которая как-то пробралась ко мне в постель, кем бы она ни была.

Но в этом как раз вся проблема. Она не была кем-то. Она Миссисипи. Моя маленькая мятежная Динь – тот человек, которую я любил больше, чем кого-либо, за исключением Флинта. Я почти могу слышать звуки её жалобного мяуканья, которые она издавала из мусорного контейнера. Я подумал тогда, что это брошенный котенок, но то, что я нашел, было намного печальнее. У малышки на лбу была кровь, и я подумал, что она ранена. Я был слишком маленьким, чтобы знать что-нибудь о родах. Слишком маленьким, чтобы предпринять что-то ещё, кроме как взять её на руки и прижать к себе.

Это может казаться странным, но я почувствовал, что мои руки были созданы для того, чтобы держать её? Она подходила мне идеально, как давно потерянный кусочек моего разбитого на осколки сердца, который нашел своё место. И не важно, сколько времени прошло, это чувство никуда не исчезнет.

Мисси поселилась в моём сердце, с тех пор как мне было семь лет.

Никто больше не мог достучаться до меня. Кроме…

…Рейвен?

Рейвен. Я почти забываю, почему пришел в клуб «Запретный». Рейвен затронула мое сердце по другой причине. Бесстрашная и уязвимая, уверенная и сомневающаяся; она была комком противоречий, которые сделали меня зависимым от неё так, как я не ожидал. Невозможно отрицать свои чувства к Рейвен, но это не одно и то же. Моя любовь к Мисси сильнее.

Братская любовь. Сильная и защищающая.

Всё путается в голове. Пульсация в висках становится сильнее.

Я разворачиваюсь и смотрю на часы на прикроватной тумбочке. Скоро рассвет; Флинт уехал с Мисси несколько часов назад. Где его черти носят? Я откидываюсь обратно и смотрю в темный потолок, пытаясь затеряться в пульсирующей боли, которая не даст мне сосредоточиться на моих мыслях. Но это не срабатывает. Я всё ещё пялюсь, когда вижу свет от фар подъезжающей машины и слышу хруст гравия под шинами. Я жду, прислушиваясь, как хлопнет дверь автомобиля. Я остаюсь на месте, когда слышу стук ботинок Флинта, пока он поднимается по лестнице. Я всё ещё не двигаюсь, даже когда вижу его в дверях моей комнаты.

Я чувствую его тяжелый взгляд на мне.

– Ну, – спрашиваю я, – с ней всё хорошо?

Флинт фыркает.

– Да. Нет. Да, она в безопасности, если ты это имеешь в виду. Черт, Хадсон, ты должен был видеть эту дыру, где она живет. В двух кварталах от доков, в районе, где собираются все шлюхи и наркодилеры этого города. Я отвез её в отель, так что физически она в безопасности. Но так ли это на самом деле? Я очень в этом сомневаюсь.

Я быстро сажусь и игнорирую вспышку боли, что отдается прямо в глаза.

– Почему, твою мать, она там живет?