Жасмин Майер - Сводные

Танцы. 

Подготовка. 

Длительные репетиции. 

Это больше никому не нужно.

Люди не скоро будут рукоплескать актерам или танцовщикам. Никто не знает, когда возобновится нормальная работа театров. Что бы ни говорил Директор, но даже выпускной спектакль может быть под угрозой, пусть он и только в апреле.

Плотнее запахиваю пуховик, глядя на скованную льдом Неву. Катки, новогодние ярмарки и гуляния до утра, даже это может кануть в Лету. Такой год.

Раньше я боялась травм, своей бесталанности и никогда не думала, что какой-то вирус может запереть всех по домам и помешать выйти на сцену. Нас не зря тренируют каждую минуту, потерять идеальную форму очень легко, особенно если, как и весь остальной мир, обосноваться на диване с вкусняшками. 

Но даже, если я буду тренироваться дома, что делать, если театры просто не смогут нас принять? Не будет набора? Что я буду делать без балета? Чем займусь, если больше ничего не умею?

До дома Кая по пустому городу доезжаем быстро. Водитель остается в машине, распахнув для меня багажник. Какой рейтинг у пассажира, такой и сервис.

Вытаскиваю чемодан, рюкзак, сумочку и пакет с обувью. Что-то одно постоянно падает под ноги, в размокший от реагентов и колес снег, и я проклинаю водителя, погоду, замершие непослушные пальцы.

— Я помогу.

Кай вдруг оказывается рядом, в одном свитере. Он подхватывает мои сумки и уводит от машины за миг до того, как водитель начинает сдавать назад, обдавая мокрым снегом из-под колес.

— Хотела сделать сюрприз, — улыбаюсь ему. — Жаль, не вышло.

— Не смогла бы, — смеется он. — Я не отлипал от окна.

Он хочет обнять меня, но у него в руках мои пожитки. Я как будто переезжаю. И в каком-то смысле так и есть, но с большим удовольствием, я бы переехала прямо к нему. Сама обхватываю руками талию, прижимаясь щекой к мягкому ворсу свитера. Вдыхаю его запах: мускатного ореха, сигаретного дыма и кофе.

— Как я скучала. 

— Я тоже.

Кай пытается обнять, но один из пакетов все-таки падает. Я подхватываю его сама и вместе мы идем к дверям парадной. Пешком до квартиры, и я рассказываю, что в понедельник не вернусь в Академию. Карантин ужесточили. Теперь меня запрут дома.

Кай пропускает меня первой в квартиру. Пристраивает мой чемодан, сумку и пакет с обувью. Разувается и помогает раздеться мне. Все это время он молчит, и я теряю терпение.

Обнимаю его, приподнимаясь на носочках. С его ростом пуанты пришлось бы носить постоянно, чтобы смотреть ему в глаза.

— Скажи, что ты…

— Что я без ума от тебя и скучал?

Кай улыбается, притягивая меня ближе. Вскидываю одну бровь, а после задираю ногу. Так, как я умею. Когда пяткой касаюсь его спины, Кай шумно втягивает воздух.

Крепче обхватывает меня за талию. Это совершенно неправильная поддержка с точки зрения классического танца, но такая идеальная с точки зрения моего сердца. И не только.

— Что я не хочу оставаться без тебя и дня? — шепчет он, касаясь носом моей щеки.

Обвиваю руками его шею, вытягиваясь под его руками в струну. Отрываю вторую ногу от пола и… Кай мигом считывает мое движение. Подхватывает под бедра и целует. Жадно, страстно, прикусывая и оттягивая нижнюю губу. Ерошу ему волосы в ответ, ерзаю и не даю поймать свой язык. 

Не выдержав, Кай вжимает меня спиной в стену. Убирает руки с бедер и, обхватив лицо, обездвиживает, вынуждает подчиниться. Целует глубоко, откровенно, и я чувствую, как вспыхивают щеки. Вся горю. От стыда и желания, пока он снова и снова целует меня так по-взрослому, собственнически. Игры окончены.

Он отстраняется на мгновение, чтобы снять с меня водолазку, и только тогда моргает. С удивлением и злостью на самого себя понимает, что мы так и остались в прихожей. В какой-то паре шагов от порога, а он уже собирался раздеть меня.

Кай ставит меня на ноги, касается лбом моего лба. И прямо вижу, как призывает себя к смирению.

— Какой радушный из меня хозяин вышел, правда? — хрипло усмехается. — Очень скучал, балеринка, а ты набрасываешься… Ноги еще эти твои длиннющие… — Он снова сглатывает и закрывает глаза. — Так, давай начнем сначала. Ты голодная?

Киваю, чувствуя себя вулканом, который вот-вот взорвется.

— Тогда вымой руки и иди на кухню, — распоряжается он, но я вовремя ловлю его за край свитера и притягиваю обратно.

— Ты не понял, — шепчу. — Я голодная, но не хочу есть. Тебя хочу. Если завтра я опять останусь без тебя, то, пожалуйста, просто раздень меня сейчас и отведи в спальню.

— А если нет? — он не уходит. Нависает сверху. — Если мы еще увидимся?

Широко распахиваю глаза, глядя на него в изумлении.

— Ты переезжаешь обратно? Скажи мне, что это так!

— Твой отец приходил. Звал обратно. Я обещал подумать.

— О чем тут думать?!

— Разве не о чем? Я обещал больше не врать.

— Я буду врать за тебя!

Смеется низким хриплым смехом, задумчиво стягивая с моих волос резинку. Пучок рассыпается, а я бы предпочла, чтобы это были трусики, которые все еще на мне.

— Давай им все расскажем, — шепчет он. — Раньше, чем стало поздно. И пусть все будет по-честному.

— Если мы расскажем, то потом ничего не будет. Тогда тебя опять выгонят. Ты же знаешь… Отец не готов к такому.

— А он никогда готовым к такому не будет, Юль. Ему просто надо взять и рассказать всю правду. Поставить перед фактом.

— Нет, дай мне время. Я подготовлю его, ладно?

Ведет губами по скуле, носу, целует один глаз. Потом другой.

— Он все равно меня выгонит, Юль, готовь ты его к этому или нет. Он другого парня для тебя видит, явно не меня. И будет даже лучше, если я уйду. Это ненормально жить в одной квартире и оставаться при этом сводными.

— Карантин, Кай.  Мы не будем видеться неделями. Пожалуйста, давай дождемся послаблений. Так мы хотя бы новогодние праздники проведем вместе… Только не уходи. Не исчезай. Не оставляй меня одну… Я ведь… тебя…

Дыхание срывается. Сердце колотится, и хочется зажмуриться от собственной смелости. Горячие три слова щекочут язык, как пузырьки газировки.

И он не дает договорить. Рано ведь. Сама понимаю, что рано. Просто закончились аргументы, а этому нечего противопоставить, кроме как такой же. Равносильный. Страстный ответ.

Я тебя тоже.

Кай не произносит этого, но целует меня так, что дарит надежду. Я не могу потерять его опять. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Мышцы на плечах Кая напрягаются. Он снова с невероятной силой воли отрывается от меня, впечатывая сжатый кулак в стену.

— Так, балеринка. В последний раз спрашиваю. Пельмени будешь сейчас или потом? Для тебя готовил.

Касаюсь пуговицы на его джинсах и расстегиваю так, что Кай вздрагивает.

— Потом, — выдыхаю. — Все потом.

Кай снова подхватывает меня на руки и несет в свою комнату. Я привыкла к поддержкам, но только в его руках, прижимаясь к нему всем телом, ощущаю себя такой невесомой и самой желанной.

В спальне идеальная чистота, и я прикусываю губу от восторга. Не думала, что надраенные до блеска книжные полки могут так впечатлить. И возбудить.

Кай бережно сажает меня на узкую кровать, и у меня есть две секунды, чтобы оглядеться. В его спальне в первый и наш единственный визит я не была. Только в гостиной. Даю себе слово пройтись мимо книжек полок, рассмотреть выцветшие плакаты на стенах, как мимо музейных экспонатов. Это его жизнь до меня, и мне интересна каждая деталь.

Но все после.

Кай уже сбросил с себя свитер, и он садится на пол у моих ног. На нем черная майка, и я смеюсь при виде надписи.

«От греха поближе».

Нахмурившись, он тоже опускает взгляд.

— Черт, надел, не глядя.

Он мой грех, и я точно хочу быть максимально близко. Обвиваю его руками и ногами, притягивая к себе. Целую верхнюю губу, нижнюю, запускаю пальцы в волосы и провожу ногтями по коже головы. Кай хрипло стонет, отрывается на мгновение, чтобы снять с меня свитер и откинуть в сторону.

Замирает. Я надела самое сексуальное белье, которое у меня только было с собой. Не бог весть какое, но и не спортивный топ, к которым я раньше прибегала.

— Какой же я везучий, балеринка…

Он обводит подушечкой большого пальца кружевные края бюстгальтера, приспускает его и обхватывает губами. Хватаю ртом воздух, впиваясь ногтями в его плечи. Он бросает быстрый взгляд снизу-вверх, одной рукой расстегивая застежку на моей спине. Его губы скользят ниже, по животу, к кромке джинсов.

Когда я начинаю задыхаться от стонов, он будто с сожалением оставляет меня, поднимаясь перед кроватью на ноги. Сталь в его глазах плавит меня в довольную лужицу, когда он окидывает меня потемневшим взглядом.

Волосы рассыпаны в беспорядке, губы прикушены, я дышу тяжело и часто, глядя на него с бесстыдно расставленными ногами.

Впервые меня совершенно не заботит, как я выгляжу.

Ведь я на его кровати.

В пустой квартире.

Снова закидываю одну ногу ему на талию, выгибаясь в мостик. Кай ведет пальцами по моему подрагивающему животу, а потом подхватывает второе бедро.

Скрещиваю лодыжки за его спиной, а он наклоняется и покрывает поцелуями низ живота, дразня обжигающими прикосновениями языка.

Мои бедра сами тянутся к нему, все выше и выше. Я не испытываю дискомфорта, только радость, что моя растяжка позволяет сделать и не такое. Мелькает мысль, что мои усилия наконец-то хоть кто-то оценил по достоинству. В Академии никого этим не удивить, а в глазах Кая столько восторга, столько неописуемой нежности, когда он ведет пальцами по моим мышцам, изгибам, что я ощущаю себя совершенной. Самой лучшей. Вот он — момент, ради которых я столько тренировалась. И это оказались вовсе не сцены Европы.

Кай стягивает с меня джинсы, а следом и трусики.

Наконец-то.

Впервые я полностью обнажена перед ним. В комнате полумрак, но свинцовое депрессивное питерское небо впервые кажется всего лишь томным, таинственным свидетелем. В такой момент и не могло ярко светить солнце. Мир замер, ушел в тень, пообещав не беспокоить.

Больше ничто не должно мешать нам.

Не сегодня.

На прикосновение его губ отзываюсь долгим стоном. Мечусь по кровати, цепляясь за одеяло, пока Кай изводит меня, закинув мои ноги себе на плечи. Вытягиваюсь в струну и кусаю ладонь, но в какой-то момент больше не могу сдерживаться. Будто взлетаю в самом долгом прыжке над сценой, только это ощущение полета не сравнится ни с чем. Я лечу, лечу, так долго, что начинаю думать, что больше никогда не смогу ходить снова. Не смогу жить без его рук, губ, прикосновений. Без того, как мое тело откликается на него.

Не замечаю, что тянусь все выше, чуть ли не к потолку, пока Кай не касается низа моего живота ладонью, снова укладывая меня на кровать. Дышу так часто, как никогда не дышала даже на самых тяжелых тренировках. Сердце сейчас проломит грудную клетку, а перед глазами только яркие точки.

Неужели я лежу? Но только что я летала наяву.

Кай нависает надо мной, ведя костяшками по щеке.

— Юль?...

Да, все супер, я здесь, продолжай, у тебя хорошо получается…

Я могла бы сказать ему даже больше, но просто не могу. Слов в моей голове нет. Буквы не складываются в предложения. Умение озвучивать мысли растворилось, как печенье в горячем чае, в таком долгожданном и сильном удовольствии.

Боже. Как он это делает?...

Даже отдышаться не могу. Дрожь волнами блуждает по телу, и снова крепнет где-то ниже, неизведанная, непознанная. Будто открывая следующий уровень потребности.

Глубже.

Сильнее.

По-настоящему.

Чтобы не в одиночку.

Просто целую его в мокрые губы, оставив всякую надежду сейчас выразить благодарность словами. После. Я обязательно расскажу ему, как хорошо мне было с ним, а пока единственное, что я могу сделать — это тоже раздеть его. Прижаться к его обнаженной коже своей. Оставить скользящие поцелуи на шее, плечах. Груди.

Обхватить бедрами его талию. Теперь. Я знаю, что ты будешь нежен. Ничего не говори.

Но Кай ничего и не говорит. Слова стали бессмысленны. Я читаю его, как открытую книгу, и стальные глаза умоляют потерпеть, расслабиться, позволить…

Я сжимаю его чересчур сильно, напрягаюсь, снова тянусь куда-то, но он снова укладывает меня тяжелой ладонью на кровать. Меня придется привязывать к кровати ремнями, если я не расслаблюсь.  

Мое тело рвется к небу, ввысь, причем буквально, и ничего не могу с этим поделать.