— Девушку нужно немедленно усмирить, Бэн, иначе в твоем доме не будет мира, — объявил Логан. Колин согласно кивнул.

— А вы когда-нибудь пытались усмирить Розамунду? — ехидно осведомился Бэн.

— Это дело другое, — отмахнулся Логан.

— Вовсе нет, а кроме того, Элизабет — дочь Розамунды, — усмехнулся Бэн. — Вы всячески стараетесь умаслить жену, точно так же как я буду стараться умаслить мою дорогую Элизабет. И в моем доме, как и в вашем, будут царить мир и покой.

— Ты, разумеется, прав, — ухмыльнулся лэрд.

— Знаю, — согласился Бэн и, повернувшись к отцу, добавил: — Ты пошлешь за священником, па? Если он сейчас же приедет, мы сможем отправиться в путь через два дня. Я хочу поскорее вернуться во Фрайарсгейт. Поездка будет нелегкой.

Священник появился на следующий день. Ему объяснили ситуацию. Отец Эндрю стал свидетелем подписания брачного контракта, а потом провел церемонию с поистине великолепным в своем алом наряде лордом Кембриджем, исполнявшим роль невесты. После этого Колин устроил небольшой пир в честь заключенного брака. Томас сидел за столом по правую его руку, Логан и священник — по левую. Они смотрели, как трое сыновей хозяина танцевали под веселую мелодию волынщика.

Когда настала ночь и зал опустел, Колин и Бэн уселись у огня с почти опустошенными кубками.

— Ты не вернешься, — вздохнул Колин.

— Знаю, — кивнул Бэн.

— Я горжусь тобой, хотя ты упрямый дурень. Ты мог быть счастлив со своей девушкой, а вместо этого вернулся домой. И ради кого? Ради меня? Отца, не знавшего о твоем существовании целых двенадцать лет? До сих пор удивляюсь, почему твоя мать ничего мне не сказала! Почему позволила выдать себя замуж за этого гнусного Парлана Ганна, который даже не соизволил дать тебе свое имя? Ты был бы ему хорошим сыном!

— Думаю, этот брак устроили ее родители. Парлан взял ее почти без приданого. А она притворилась, будто знает только твое имя — хотела тебя защитить. Знай Парлан о тебе, наверняка стал бы вытягивать у тебя деньги. Он ведь был не только жесток, но и жаден. И лишь перед смертью она открыла мне эту тайну…

— Я помню день, когда ты пришел к моему крыльцу. Голодный, оборванный, тощий, ты был так похож на меня, что я ни разу не усомнился в своем отцовстве, — пробормотал Колин со слезами на глазах. — Даже когда я пригласил тебя в дом, ты согласился не сразу. До того был очень напуган, хотя старался не показать этого.

Хозяин Грейхейвена протянул руку и взъерошил черные волосы сына. Совсем как его собственные.

— Мы неплохо прожили все эти годы, верно?

— Мне будет не хватать тебя, па. И Грейхейвена тоже, — признался Бэн.

— У тебя останутся воспоминания, парень. Храни их, ибо они принадлежат только тебе. И копи новые воспоминания. Ты сказал, что этот Фрайарсгейт — красивое место.

— Да, па. Окружен холмами, совсем недалеко от него находится озеро. А какие зеленые там холмы! Какая пышная трава! Чудесное, великолепное место, я полюбил его с первого взгляда.

— Похоже, ты нашел свой дом, — мягко заметил Колин.

— Так оно и есть, — согласился Бэн.

— Значит, там твоя родина. Не здесь, а во Фрайарсгейте, с девушкой, которая тебя любит, и с твоими детьми.

— Ты приедешь к нам когда-нибудь, па? — спросил Бэн.

— Нет, — покачал головой Колин. — В молодости я служил у графа Эррола, и, хотя жизнь при дворе была интересной, я ужасно тосковал по дому, А вернувшись, поклялся никогда его не покидать. Иногда я навещаю старого графа Гленкерка, потому что он со своими детьми жил при дворе, когда я тоже там был. Как многие старики, он любит поговорить о былых днях.

— Дети? Я всегда считал, что у графа только один сын — лорд Адам, — удивился Бэн.

— Когда-то у него была дочь. Красивая, своевольная малышка по имени Дженет. Я умолял своего отца договориться о браке с ней, но граф с детьми, немного побыв при дворе, отправился в Европу — король Яков назначил его послом. В общем, это долгая история, — вздохнул Колин с горькой улыбкой. — Нет, Бэн, я не поеду в Англию, а ты, я знаю, никогда больше не вернешься на север. Сегодня мы с тобой попрощаемся, сын мой. Мы с тобой оказались в необычном положении. Большинство детей прощаются с родителями после свадьбы, причем навсегда. Двадцать лет ты был рядом со мной, и мне горько сознавать, что я ничего не могу дать тебе, кроме своей любви и уважения. К тому же все мои владения должны перейти к Джейми, моему законному сыну.

— Он достоин тебя, па, — заверил Бэн. — Джейми хороший сын. И всегда им останется. И Гилли тоже. Мне будет недоставать тебя, но я знаю, что мои братья станут о тебе заботиться.

— Ты говоришь так, словно я уже старик, — буркнул Колин.

— Тебе уже за пятьдесят, — поддразнил его Бэн.

— Но не настолько я стар, чтобы не оценить по достоинству хорошенькую девочку, парень. Надеюсь, тебе повезет точно так же, когда доживешь до моих лет, — ухмыльнулся отец. — А теперь расскажи об Элизабет, до сих пор ты почти ни словом о ней не обмолвился.

— Она высокая и стройная. Но со всеми полагающимися округлостями. Волосы — как золотой тростник, а глаза — зеленовато-карие. Маленький прямой носик и ротик, созданный для поцелуев. Она умна, и ее люди любят и уважают свою леди. Ее страсть к земле так велика, что я почти ревную, но она и меня любит так же пылко. Но Элизабет упряма, и, если что-то решит, никто не может ее отговорить. Я верю, что она решила растить нашего ребенка в одиночку, потому что не боится никого и ничего, кроме, возможно, Господа нашего.

— Жаль, что мы с ней ни разу не встретились, — покачал головой Колин. — Похоже, это достойная и необыкновенная молодая женщина. Даже по голосу я слышу, как сильно ты ее любишь. Но не позволяй ей командовать собой, иначе эта любовь погибнет.

— Потребуется время, чтобы заслужить ее доверие, — медленно проговорил Бэн, — но, думаю, она по-прежнему любит меня.

— А это мы скоро узнаем, но теперь, на радость или на горе, она — твоя жена, — ответил Колин и, встав, объявил: — Я иду спать.

— Ты проводишь нас утром? Мы уезжаем на рассвете.

— Провожу, разумеется, — бросил на ходу Колин.

Бэн проводил его взглядом и тоже пошел спать — до рассвета оставалось всего несколько часов. Казалось, его голова едва коснулась подушки, а Джейми уже тряс его за плечо.

Недовольно бурча, он встал. Гилли тоже не горел желанием просыпаться и что-то сонно бормотал.

— Бэн уезжает, — напомнил ему Джейми. — Ты что, не хочешь попрощаться с братом? Может, мы никогда не увидимся? Вставай!

Слушая их перепалку, Бэн умывался и брился, торопливо провел деревянным гребнем, по непокорным волосам. Ему не терпелось поскорее оказаться во Фрайарсгейте.

Он потеплее оделся — им придется скакать от рассвета до заката, и кто знает, найдут ли они убежище на ночь, — и вместе с братьями поспешил в зал.

Слуги уже разносили завтрак. Корки только что испеченного хлеба наполнялись горячей овсяной кашей. Тут же стояли блюда с ветчиной, омлетом, маслом и сладким ягодным джемом.

Логан и лорд Кембридж присоединились к братьям, но Колин пока не появился. Мужчины ели с аппетитом, запивая еду элем. Когда они позавтракали, в зал вошел хозяин Грейхейвена в костюме для верховой езды.

— Я провожу вас до границ моих владений, — объявил он. — Тем более что уже позавтракал.

— Тогда давайте тронемся в путь. Я прослежу за погрузкой ягнят в повозку, — сказал Бэн, тронутый словами отца.

— Я помогу тебе, — вызвался Гилберт.

Уже через полчаса все было готово. Несколько пастухов провожали их до границы. Послали гонца во Фрайарсгейт, чтобы предупредить о своем появлении. Однако пройдет много дней, прежде чем они доберутся до границы.

Бэн тепло простился с братьями и обнял их в последний раз.

— Теперь можешь быть уверен, что все достанется тебе, — пробормотал он, обращаясь к Джеймсу.

— Ты знал? — ахнул тот.

— Поменяйся мы местами, я чувствовал бы то же самое. Джейми, моя верность принадлежит сначала отцу, а потом тебе. Теперь старший ты.

— Ты хороший человек, — вздохнул Джеймс, — и хотя я всегда знал это…

Он осекся.

Бэн кивнул и повернулся к младшему брату:

— Ну, парень, веди себя прилично, слушайся нашего па и Джейми, когда тот дает хороший совет. Постарайся не слишком разбрасывать свое семя, ибо я знаю, как ты любишь девушек и уже стал отцом, причем не один раз.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — выдохнул Гилберт.

Все шестнадцать лет его жизни Бэн почти всегда был рядом. И он нуждался в старшем брате.

— Ты не па. Приезжай в Англию повидаться со мной, — ответил Бэн и крепко обнял Гилли.

Тот кивнул и убежал, пока никто не увидел его плачущим. Джеймс стоял неподвижно, пока мужчины седлали коней. Потом поднял руку в прощальном жесте. Овцы и крытая повозка уже ушли вперед. Джеймс безотрывно смотрел им вслед, и только когда Бэн обернулся и поднял руку в прощальном приветствии, облегченно вздохнул.

Бэн, улыбаясь, покачал головой. Похоже, Джейми до конца не был уверен, что старший брат уезжает навсегда.

Им повезло с погодой. За это время ни разу не пошел снег, хотя ледяной туман держался часами. После нескольких долгих дней скачки Шотландское нагорье осталось позади. Лорд Кембридж растерял свою обычную веселость и мечтал лишь об отдыхе.

У границы своих земель Колин Хей в последний раз попрощался с сыном и со слезами на глазах обнял его. Вряд ли они когда-нибудь увидятся, но воспоминания о Бэне всегда будут мучительными, ибо он любил своего сына, пусть и незаконного, больше остальных детей. Но его совесть чиста: теперь у Бэна начнется новая жизнь.

— Ты бы гордилась им, Тора, — тихо сказал он отъезжая.

Путешественники из осторожности останавливались либо в монастырях, либо на фермах. Их щедрые пожертвования, внесенные заранее, обеспечивали радушный прием и безопасность для овец. Каждый вечер они выгружали ягнят из повозки. Маленькие создания с блеянием убегали в поисках матерей, а найдя, принимались мирно сосать.

Наконец они оказались в западной части Шотландии и направились на юг, к Англии.

Вскоре Логан стал узнавать знакомые места.

— Мы уже на моих землях, — внезапно объявил он как-то днем.

— Дорогой мальчик, откуда ты знаешь? — удивился Томас.

Ему еще в жизни не приходилось так тяжело, и он про себя поклялся, что, не считая редких поездок во Фрайарсгейт, больше никаких путешествий не предпримет. В жизни своей он не был так безобразно грязен. И никогда еще от его одежды не пахло так дурно.

— Далеко еще до Клевенз-Карна? — с тоской спросил он.

— Мы доберемся туда к ночи, — улыбнулся Логан.

Розамунда. Его теплая и любящая жена! Наконец-то он проведет ночь в собственной постели. Он завшивел и чесался от укусов блох, которых было полно в тех домах, где они останавливались. И вообще он предпочитал для дальних поездок более теплые месяцы, когда можно ночевать на сладко пахнущей траве или в душистом вереске. Он жестом подозвал одного из членов своего клана, тот немедленно подъехал к вождю.

— Скачи вперед, — велел он, — и передай леди Розамунде, что мы будем к ужину.

Шотландец кивнул и пустил коня галопом. Логан повернулся к Бэну:

— Завтра мы отправимся во Фрайарсгейт. Пастухи могут продвигаться медленнее. Очень важно, чтобы ты и Элизабет уладили свои разногласия как можно скорее. Пусть ребенок родится в любви и согласии.

— С вашего разрешения и люди моего отца переночуют в Клевенз-Карне, а потом я отошлю их обратно, — ответил Бэн. — Пусть овцы останутся на вашем попечении, пока я не пришлю за ними своих пастухов из Фрайарсгейта.

— Да, пожалуй, это более разумно, чем менять стражей на границе, — согласился Логан, отмечая новые властные нотки в голосе Бэна.

Лэрд улыбнулся. Пусть Бэн любит и уважает свою ершистую жену, но в конце концов именно он станет хозяином Фрайарсгейта.

— Ты послал гонца к дорогой Розамунде? — осведомился лорд Кембридж.

— Сегодня вечером у тебя будут вкусный ужин и мягкая постель, — заверил его Логан.

— Лучше пусть она будет не слишком мягкой, иначе я утром не поднимусь, — раздраженно бросил Томас. — А я хочу домой, в Оттерли.

— Вы ближе к дому, Том, чем были несколько недель назад, — заметил Бэн, широко улыбаясь. — Всего несколько дней, мой друг, и вы окажетесь в тепле и уюте собственного гнездышка. Надеюсь, вы скоро пригласите в гости меня и Элизабет.

— Не слишком скоро, — язвительно буркнул лорд Кембридж. — Бог весть сколько времени уйдет на то, чтобы оправиться от нашего маленького приключения. И я был совершенно восхитительной невестой, хотя, увы, никто об этом не узнает. Я снова сделал своей дорогой кузине Розамунде огромное одолжение и спас от позора одну из ее дочерей.