Подошедший слуга вопросительно взглянул на него.

— Нет, нет, я уже позавтракал, — отмахнулся Томас и, повернувшись к Бэну, осведомился: — Какие планы у вас и моей обожаемой девочки сегодня, сэр?

— Кажется, мы собирались проверить отары на дальних пастбищах, — ответил Бэн. — Вы поедете с нами, милорд?

— Сапоги Господни, мальчик мой, нет! Знаю я эту позднюю зиму, когда ждешь приближения весны! Конечно, солнце ласково греет спину, но сырость пробирается в самые кости. Поездки верхом в такую погоду не для стариков вроде меня! — энергично запротестовал Томас.

— И все же вы собираетесь ехать на юг, в Лондон, в самый разгар дождей, — напомнил Бэн.

— И не говори, дорогой мальчик. — Томаса передернуло. — Только ради Розамунды и ее дочерей я готов предпринять столь неприятную поездку. Однако, в конце концов, мы прибудем ко двору в мае, когда погода стоит чудесная. Май — любимый месяц короля. Каждый день — это праздник, заполненный играми, пирами и развлечениями. Мы будем жить в Гринвиче, а там так хорошо! Вы ведь никогда не были на юге. Не так ли, дорогой мальчик?

— Южнее Фрайарсгейта я нигде не бывал.

— Мастер Маккол, хозяйка велела передать вам, чтобы вы немедленно шли на псарню, — объявил возникший у стола Альберт.

— На псарню? — удивился Томас.

— Элизабет сказала, что отдаст мне одного из щенков шотландской овчарки. Наверное, хочет, чтобы я на него посмотрел, — пояснил Бэн и, встав из-за стола, поклонился лорду Кембриджу. — Прошу меня извинить.

Он поспешил выйти во двор и нашел Элизабет на псарне, в окружении целой своры собак различных пород, очевидно, ее обожавших. Она держала в руках довольно большого щенка с шелковистой черно-белой шерстью.

— Нравится? — спросила она. — Самый большой из помета Флоры. Это собака Тэма, и он уже стал натаскивать этого малыша. Как вы его назовете?

— У меня никогда не было своей собаки, — медленно произнес Бэн. — Думаю, я назову его Фрайаром, в честь Фрайарсгейта.

Он протянул руку, позволил щенку ее обнюхать и погладил по голове.

— Мы с тобой станем хорошими друзьями, Фрайар.

— Сегодня мы возьмем его с собой, — решила Элизабет. — Идемте! Лошади уже ждут, Я приказала оседлать их, перед тем как отправилась на псарню.

— Он слишком маленький, чтобы бежать за лошадьми, — запротестовал Бэн.

— Знаю. Положите его на седло. Он должен привыкнуть к вам, к вашему запаху и звуку голоса. Тэм продолжит его натаскивать, а когда Фрайар обучится основам, тренировку продолжите вы. Прежде всего он обязан повиноваться вам.

Они отправились в путь, и он снова подумал о том, в какой идеальной гармонии находится девушка со своими землями и животными.

Лошади осторожно пробирались по лугам, где между участками оттаявшей мягкой земли попадались островки нерастаявшего снега. В загонах толкались блеющие, заросшие шерстью создания. Бэн решил, что больше всего ему нравятся шропширы и шевиоты: крепкие, здоровые, они легко вынесут суровую зиму в горах.

Сначала щенку не понравилась разлука с матерью, сестрами и братьями, но он быстро успокоился, закрыл большие карие глаза и стал тихо похрапывать.

На одном лугу паслась небольшая отара овец. Бэн и Элизабет остановились, спешились и подошли ближе. Фрайар шумно резвился, но внезапно успокоился и стал покусывать ноги матки, инстинктивно подгоняя ее к отаре.

— Он будет очень хорошим пастушеским псом, — заверила Элизабет. — Его только начали обучать, и посмотрите на него!

Она засмеялась, глядя на овцу, которая шумно протестовала против такого обращения. Встав на колени, Элизабет запустила пальцы в густую шерсть.

— Взгляните сами, какое руно!

Бэн тоже пощупал овечью шерсть. Их руки на мгновение соприкоснулись. Элизабет тут же вскочила.

— Да, вижу. Прекрасное животное, — сказал Бэн и, выпрямившись, подхватил неугомонного щенка на руки. — Ш-ш-ш, парнишка, вижу, ты прекрасно выполняешь свой долг, — прошептал он, поглаживая Фрайара.

Элизабет повернулась и зашагала к лошади. Рука, казалось, горела в том месте, где Бэн дотронулся до нее. От подступившей слабости у нее подкашивались ноги. Она тряхнула головой, пытаясь опомниться, и снова вскочила в седло.

— Уже поздно, а до дома еще далеко, — заметила она, поворачивая кобылу.

Они помчались обратно, а когда остановились у конюшен, Элизабет спрыгнула на землю и решительно направилась к дому. Бэн отнес щенка на псарню к матери и затем последовал за Элизабет. Но когда он появился в зале, ее уже не было. Он ощутил непривычное разочарование.

— Дорогой мальчик! — радостно помахал ему лорд Кембридж.

Стоявший рядом Уилл наклонил голову.

— Как прошел осмотр овец? И теперь у вас свой пес?

— Да, прекрасный молодой парень, которого я назвал Фрайаром. Элизабет пообещала, что Тэм всему его обучит, а потом мы станем работать вместе, я и Фрайар. А как прошел ваш день, милорд?

— Мой день был долгим и скучным, — пожаловался Томас. — Гардероб Элизабет готов. Туфли и драгоценности у нее есть. Будем ждать апреля, чтобы отправиться в путь.

— Вы не заедете в свое поместье? — спросил Бэн.

— Нет. Я велел пристроить к Оттерли еще одно крыло, и работы будут закончены лишь к концу лета. Потомство у моей племянницы не только большое, но и очень шумное. Пусть во Фрайарсгейте нет таких удобств, зато здесь царит благословенный покой. А вот дорогому Уильяму перед нашим возвращением придется поехать вперед, чтобы проследить за переносом мебели и моих вещей в новое крыло, из которого нет прямого доступа в основную часть дома.

Томас лукаво улыбнулся:

— Больше никто меня не побеспокоит, дорогой мальчик. Остаток своей жизни я проведу в новом крыле.

— Понимаю, — хмыкнул Бэн. — Дом моего отца не слишком велик, а когда внезапно появился я, мачеха заявила, что он, кажется, еще больше уменьшился в размерах. Мыс братьями — мужчины громоздкие. Хорошо еще, что пока никто не женат.

Вошла Нэнси и сообщила: у леди болит голова, и к ужину она не спустится.

— И неудивительно! Провести целый день в такой сырости! — проворчал лорд Кембридж. — И к тому же Элизабет всегда отказывается носить платок. Когда-нибудь она подхватит простуду, которая погубит ее! Но она не слушает голоса разума! Упрямица! — Лицо его вдруг просветлело. — Сегодня мы прекрасно поужинаем в мужской компании, а потом я снова выиграю у вас в шахматы, дорогой мальчик. По-моему, вы с каждой партией играете все хуже.

— Сегодня постараюсь исправиться, — усмехнулся Бэн Маккол и, заметив легкую улыбку Уильяма, понял, что секретарь знает о его невинном обмане.

Что же, Томас Болтон уже немолод, но весел и доброжелателен, и у него доброе сердце. Проигрыш его расстроит. Бэн незаметно подмигнул Уильяму и тоже улыбнулся.

Март быстро подходил к концу. Было решено, что Бэн вернется в Шотландию в середине апреля, поскольку к тому времени снег окончательно сойдет, а вот Элизабет и Томас отправятся ко двору первого апреля.

За несколько дней до их отъезда прибыл Хепберн из Клевенз-Карна вместе с женой и четырьмя сыновьями.

— Не думаешь же ты, что я позволю тебе ехать ко двору и даже не приеду попрощаться? — заявила Розамунда, обнимая дочь. Она все еще была красива, хотя скоро ей предстояло отпраздновать сорок первый день рождения. — Я так рада, что ты едешь ко двору! И хочу видеть все красивые платья, которые дядюшка велел для тебя сшить. Сегодня вечером ты должна нарядиться, чтобы Логан и твои братья увидели, какой красивой леди стала маленькая Элизабет!

Элизабет обняла мать.

— А где Джонни?

— В Клевенз-Карне. Учится управлять поместьем, которое в один прекрасный день будет принадлежать ему, — ответил падчерице Логан и, повернувшись, окинул Бэна суровым взглядом: — Кто вы такой? Судя по виду, горец?

— Это Бэн Маккол, — поспешно вмешалась Элизабет. — Он живет здесь уже несколько недель, дожидается хорошей погоды, чтобы вернуться домой. Его отец, владелец Грейхейвена, покупает у меня небольшую отару. Хочет улучшить породу. Бэна послали к нам Лесли изТленкерка, его соседи.

Логан протянул руку, и Бэн крепко пожал ее, пристально глядя на мужчину.

— Милорд, — кивнул он.

— Достаточно и „Логана“, — улыбнулся Хепберн, которому понравилось лицо горца. — Твой клан?

— Мой отец — Колин Хей, — ответил Бэн.

— Что же, он умеет делать здоровых парней, — заметил Логан. — Дома есть еще такие, как ты?

Фамилия гостя не такая, как у отца. Значит, он бастард. И все же родитель явно его любит.

— Двое. Мои единокровные братья: Джейми и Гилберт Хей, — ответил Бэн, понимая, что Хепберн уже догадался о его происхождении. Что ж, он этого не стыдится.

— Элизабет уже угощала вас виски? — осведомился Логан. — Девочка, немедленно вели принести рюмки. У тебя в доме оказалось полдюжины шотландцев!

— Тэвису и Эдмунду никакого виски, — твердо заявила Розамунда. — Они слишком молоды. Это гнусное пойло остановит их рост!

— Ну-у, ма! — дружно запротестовали близнецы.

Четырнадцатилетний Джеймс Хепберн благоразумно молчал, наблюдая, как Логан разливает виски в четыре рюмки. Первую вручили гостю, вторую взял отец, третью — его брат, семнадцатилетний Александр. Слуга поднес Джеймсу четвертую рюмку, тот, по примеру отца, поднял ее, приветствуя собравшихся, и выпил одним глотком, правда, поперхнувшись, когда виски пролилось в его желудок жидким огнем. Глаза мальчика слезились, но он не подал виду, что ему не по себе.

Хепберн довольно ухмыльнулся. Ничего не скажешь, Розамунда родила ему крепких парней! Сильны и исполнены радости жизни — в отличие от старшего, который отчаянно стремился покинуть отчий дом и стать монахом. Перед отъездом во Фрайарсгейт они с Джоном сильно поссорились. Отец хотел, чтобы наследник остался и управлял поместьем, а наследник мечтал удалиться в ближайшее аббатство. Хорошо, что его первая жена, Дженни, не видит, в кого превратился Джон. Она так гордилась, что родила мужу сына-наследника!

А вот Розамунда укоряла Логана за непримиримость. Хозяину очень важно любить свои земли. Но Джон Хепберн больше всего любил Бога. Точно так же, как старшая дочь Розамунды больше всего любила придворную жизнь. Розамунда понимала как мужа, так и пасынка и постоянно напоминала Логану, что у него есть еще четыре сына. Александр очень походил на отца во всем, вплоть до чувства ответственности по отношению к Клевенз-Карну.

— Отвратительный вкус, верно? — спросила Элизабет у Джейми.

— Нет, — стойко ответил подросток, — замечательный.

— Лгун! — засмеялась она.

Остальные громко вторили ей.

— У тебя лицо красное, — дразнился Эдмунд.

— И глаза мокрые, — вторил Тэвис.

— По крайней мере я уже настолько взрослый, что могу пить виски, — отбивался Джеймс, — А вам, малыши, до этого далеко!

— У нас по крайней мере нет прыщей, как у тебя! — фыркнул Тэвис, более смелый из близнецов, и тут же выпятил грудь. — Ну, Джейми, давай, попробуй ударь! Если посмеешь, конечно!

— Довольно! — одернула Розамунда и, обратившись к дочери, добавила: — Сыновей труднее воспитывать, чем дочерей. Запомни это.

— Дядя Томас не слишком высокого мнения о маленьких девочках, — лукаво улыбнулась Элизабет. — Он всю зиму терпел отсутствие удобств в моем доме, вместо того чтобы оставаться в своих уютных комнатах, а сейчас терпит присутствие милашек Бэнон… вернее, демонов, как выражается сей достойный джентльмен.

— Бедняжка Том, — посочувствовала Розамунда. — Они действительно так ужасны?

— Возможно, их просто слишком много, — вздохнул лорд Кембридж.

— У меня было трое. И ты не слишком страдал, — усмехнулась Розамунда. — Мало того, бессовестно баловал их, дорогой кузен.

— Девочки Бэнон непрерывно бегают по всему дому, визжат и ссорятся друг с другом. Если Кэтрин Роуз получает голубую ленту, а Томазина Мэри розовую, Кэтрин Роуз непременно желает розовую. Но Томазина Мэри тоже ее хочет. Далее Джемайма Анна, Элизабет Сюзанна и Маргарет Мэри, самая младшая, начинают реветь, потому что вообще не получили лент, поскольку их очаровательный олух папаша забыл приобрести на ярмарке ленты одного цвета и помнил только о первых двух дочерях, которые дерутся из-за розовой ленты, пока остальные рыдают. Дети Бэнон никогда не молчат, а она, похоже, совсем этого не замечает. Когда Оттерли перестраивали, я выделил для себя отдельное крыло, но подрядчик по ошибке велел врезать дверь между ним и основным домом. Ни Бэнон, ни ее семейство совершенно не уважают моего желания побыть в покое, — пожаловался Томас.

— Поэтому дядюшка строит новое крыло исключительно для себя и без доступа в остальную часть дома, — со смехом добавила Элизабет. — Он угрожал подрядчику пытками и убийством, если вернется и найдет еще одну дверь между крыльями домов.