Кэтрин О'Нил - Священные кошки Нила

Лондон, июнь 1894 года

Диана взглянула на часы: полночь. Из задумчивости ее вывел какой-то шум, похоже, в заброшенной кладовке. Значит, она опять потеряла счет времени, погрузившись с головой в расшифровку египетских иероглифов. Британский музей, в котором она работала, был уже пуст. Вдруг Диана вспомнила, что сказал, уходя, сторож мистер Браунлоу: «Сегодня ночью меня не будет. Я запру вас, мисс Санберн».

Тогда откуда же этот шум, если в музее никого нет?

Диана окаменела. У нее не осталось сомнений: кто-то забрался в окно кладовки и теперь идет сюда, спотыкаясь о коробки и ящики, которыми она заставлена.

Диана испуганно огляделась. Что бы тут могло сойти за оружие? Увы, ничего подходящего. Не бросишься же на злоумышленника с папирусом или с пустой чашкой? И даже толковый словарь не поможет, хотя он довольно тяжелый.

Шаги тем временем приближались. Диана стрелой вылетела из-за стола. Боже, неужели таинственный Джек-Потрошитель, кровавый маньяк, убивающий несчастных женщин на туманных ночных улицах, забрался сюда? Неужели это он, наводящий ужас на весь Лондон? Или это вор – просто вор, охотящийся за музейными ценностями?

Холодея от ужаса, Диана скинула туфли и в одних чулках выбежала в темный холл. Задержалась у входа в Египетский зал и прислушалась. Незнакомец шел следом, она слышала гулкое эхо его шагов. – Я ведь и пожить-то не успела, – мелькнуло у нее в голове. Мне же всего двадцать лет. И послезавтра у меня свадьба. Почему же это должно было случиться именно со мной? За что, господи?

Диана нырнула в черный проем и оказалась в призрачном мире силуэтов и теней, среди каменных колонн, древних сфинксов и саркофагов. Как хорошо, что она знает этот зал как свои пять пальцев! Уж здесь-то никому не удастся найти ее.

Диана замерла и снова прислушалась. Преследователь не отставал. Уверенно и четко звучали приближающиеся шаги. Диану охватил ужас: ей стало ясно, что не за золотом и не за камнями пришел сюда этот человек. Ему была нужна она, Диана. Господи, что же делать-то теперь, как спасаться?

Диана беззвучно заскользила в темноте к переходу в зал Древней Греции и Рима. Там, за мраморными статуями, – комната хранителя. Может быть, в ней найдется хоть какое-то орудие? Или удастся на ходу подобрать какой-нибудь обломок потяжелее. Впрочем, Диана была археологом до мозга костей и вряд ли стала бы защищаться с помощью экспоната (а вдруг с ним что-нибудь случится?), даже если бы ей грозила смертельная опасность.

Она добралась до Розеттского камня, стоявшего возле самого выхода из зала. Еще несколько шагов, и Диана оказалась в окружении мраморных греческих статуй. Поворот, еще поворот... Вот она, дверь комнаты хранителя. Что за черт? Заперто! А шаги тем временем неумолимо приближались. Диана оказалась в западне.

Она в ужасе повернулась, вжавшись спиной в дверь. Шаги замерли. Теперь в слабом полумраке среди теней и мраморных фигур Диана увидела силуэт своего преследователя. Тот стоял на фоне черного провала арки словно призрак – серый, неподвижный и таинственный.

И тут Диана вспомнила: на стене, прямо напротив нее, должен висеть пожарный топорик. Она сделала два шага, сняла топорик с гвоздя и стиснула гладкую деревянную рукоятку так, что побелели костяшки пальцев. Подняв топорик над головой, она сказала срывающимся голосом:

– Еще шаг, и я размозжу вам голову.

– Охотно верю, – откликнулся из темноты спокойный мужской голос.

– Джек!

Топорик выпал из ослабевших рук Дианы. Вспыхнула спичка, и пляшущий огонек осветил лицо Джека Резерфорда.

В свои двадцать пять он был красив суровой мужской красотой, в которой не осталось уже ни капли мальчишеского. Тонкие черты загорелого лица, пышные, выгоревшие на солнце волосы цвета бронзы. Сильное тело, широкие мощные плечи. Сюртук и расстегнутая у ворота рубашка помяты, а подбородок слегка тронут синевой, словно Джек забыл сегодня побриться и спал не раздеваясь.

Сердце Дианы бешено стучало – нет, не от страсти, хотя она и была без ума от этого мужчины, – но от страха, который только теперь начал понемногу отпускать ее.

– Дурак! – крикнула она. – Испугал меня чуть не до смерти!

– Я должен был увидеть тебя. Музей уже закрылся, вот мне и пришлось...

Диана не стала спрашивать, зачем Джеку понадобилось так срочно увидеться с нею. Что же касается запертых окон и дверей, то она прекрасно знала: это для Джека не помеха. И все же была в появлении Джека какая-то странность. К тому же не первая за этот месяц. Уже не раз и не два поступки Джека ставили Диану в тупик. Конечно, прошедший месяц был для Джека очень тяжелым: в мае неожиданно скончался его отец, Нивен Резерфорд. Последовали бесконечные хлопоты, связанные со вступлением Джека в права наследства и передачей отцовского титула графа. Диана думала, что их с Джеком свадьбу придется отложить, но одним из последних желаний покойного Нивена было провести венчание, как запланировано, что бы ни случилось. В последние недели Диана видела своего жениха не так уж часто. Разумеется, она не сердилась на него за это, она все прекрасно понимала. Знала Диана и о том, что Джек был привязан к своему покойному отцу так же сильно, как она сама – к своему. Впрочем, нужно отдать Джеку должное: он держался мужественно все это время.

Джек отшвырнул в сторону догоревшую спичку и в одну секунду оказался рядом с Дианой. Его руки легли ей на плечи. Губы Джека прильнули к нежному рту Дианы.

Она вновь задрожала, но теперь уже от страха не осталось и следа. Сильные мужские пальцы скользили в ее волосах.

– Джек! – воскликнула Диана, оторвавшись от его губ. – Ты нетерпеливый дурачок. Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать. – Голос ее стал более низким, вибрирующим. – Берегись, я могу рассердиться. Почему ты так долго не появлялся? Я уже начала подозревать, что разонравилась тебе.

Даже в темноте Диана ощутила на себе его горящий взгляд.

– Диана... Господи милосердный... Я хочу тебя больше самой жизни...

Он набросился на Диану с неудержимой, отчаянной страстью. Поцелуи его были горячи, словно пламя. Он схватил ее в объятия, оторвав от пола. Диана воспарила в буквальном смысле.

– Ах, Джек, – прошептала она. – Я тоже хочу тебя. И через два дня...

Он замер.

– Что с тобой? – спросила Диана, пытаясь понять, о чем сейчас думает Джек.

– Ты любишь меня, Диана?

– Люблю, ты сам знаешь.

– Любишь так, что.. – он замолчал, не договорив.

– Джек, как ты можешь? Ты же знаешь, как я тебя люблю. Иногда мне кажется, что я просто взорвусь от счастья.

Джек не шелохнулся.

– Но будешь ли ты любить меня, – негромко спросил он, – если я, скажем, что-то сделаю... разочарую тебя... если я...

– Джек, прекрати! Я знаю тебя, как саму себя. Ты не сможешь разочаровать меня. Что с тобой? Предсвадебная лихорадка? Нервы? Конечно, никто не может знать о том, что ждет его завтра. Разумеется, в жизни еще встретится немало трудностей. Но я уверена, что вдвоем с тобой мы все преодолеем. Ты никогда не сможешь сделать ничего, что...

– А если бы мог?

Диана нежно провела пальцем по его подбородку.

– Что случилось? – спросила она.

– Не надо, не спрашивай, любовь моя. Просто я должен знать. Есть ли что-нибудь такое... что может изменить твое отношение ко мне? Могу ли я совершить что-то такое, за что ты возненавидишь меня?

– Нет, ты не можешь сделать ничего, что заставило бы меня сменить любовь на ненависть. Как тебе только в голову такое могло прийти, не понимаю!

– Поклянись.

– Почему я должна...

Джек схватил Диану за плечи и крепко встряхнул.

– Поклянись мне, Диана. Поклянись!

Она была настолько ошеломлена, что не сразу смогла ответить. Наконец Диана успокаивающе погладила Джека по щеке:

– Клянусь тебе, Джек Резерфорд, что ничто и никто на свете не заставит меня любить тебя меньше, чем сейчас. Ты мне веришь?

Он снова нежно обнял ее и прошептал:

– Если бы ты только знала, как нужны были мне эти слова. Как нужна ты, Диана.

Диана впервые слышала от него такие речи. Она обвила руками шею Джека, а он зарылся лицом в ее волосы. Огонь страсти, которую с таким трудом сдерживала Диана, вспыхнул с новой силой. Она подняла голову, и их губы слились в поцелуе. Пламя, охватившее все тело Дианы, бушевало и в теле Джека. Она это знала. Джек подхватил Диану на руки и, не прерывая поцелуя, отнес ее на старинное римское ложе, стоявшее возле окна. Здесь плескался серебристой волной лунный свет. Джек уложил Диану на каменную скамью, сам лег рядом – так близко и тесно, что Диана ощутила прикосновение его затвердевшей плоти.

– Люби меня, Диана.

Она замерла в его объятиях. Ведь они же поклялись друг другу, что будут ждать брачной ночи, как бы ни сильна была их страсть, каким бы нестерпимым ни казалось желание. Конечно, не так-то просто терпеть, но они оба старались, особенно Диана, которой не раз хотелось махнуть на все рукой и взять назад свое обещание, – так сильно распалял порой ее воображение один только вид Джека или случайное его прикосновение. Она хотела было напомнить Джеку об их клятве, но тут лунный свет упал на его лицо, и Диана увидела столько мольбы в его обычно спокойных глазах, что сердце ее сжалось от боли.

– Люби меня, – снова шепнул Джек. Никогда в жизни она не любила его больше, чем в эту минуту. Джек, сильный, уверенный в себе мужчина, казался сейчас маленьким мальчиком, потерявшимся в пустынном музее и напуганным до слез. Диана еще никогда не видела его таким незащищенным, ранимым и знала, что не откажет ему ни в чем, чего бы он ни попросил.

Диана улыбнулась Джеку и медленно, негнущимися пальцами принялась расстегивать пуговицы на лифе своего платья. Сегодня она надела любимое платье Джека – совершенно случайно, не думая о возможной встрече, но сейчас была очень рада этой случайности.

Диана медленно развела в стороны края голубого шелка и обнажила великолепную высокую грудь.

Джек словно зачарованный уставился на высокие холмы, увенчанные напрягшимися под его взглядом сосками. Он жадно припал губами к этим источникам наслаждения, как припадает в раскаленный июльский зной к прохладному чистому ручью утомленный жарою странник.

Диана умирала от желания. Все ее тело беззвучно кричало от неутоленной страсти.

Диана вдруг отчетливо поняла, что сейчас, в эту минуту, прямо здесь, на старинном римском ложе, с ней случится то, чего она так давно ждала. Случится то, что пугает ее, как пугает нас любая неизвестность. От этой мысли по спине Дианы пробежал холодок, но тут же растаял в горячих поцелуях Джека.

Диана чувствовала на груди его дыхание, обжигающую влагу его губ, дразнящее, щекочущее прикосновение небритой мужской щеки к обнаженной нежной коже. Диана разрывалась между страстным желанием и страхом. Она знала, что как никогда близко подошла к невидимой границе, которая разделяет жизнь каждой женщины на две половины – до и после.

Она еще продолжала колебаться, и Джек уловил это, как всегда, с самого детства, улавливал ее мысли. Он поднял голову и нежно поцеловал Диану в губы. Покрывая поцелуями ее обнаженные плечи и целуя ямочку между ключицами, он прошептал:

– Я никогда и никого не буду любить, кроме тебя, Диана. До самой смерти.

Как прощально прозвучали его слова! И как стремительно исчезли после них все сомнения и страхи Дианы!

Она страстно отвечала на поцелуи Джека, прижимаясь к нему своим нежным обнаженным телом. Его губы вновь скользнули по упругим полушариям груди, плечам Дианы, опустились вниз и снова оказались в высокой горячей ложбинке. Платье Дианы постепенно спускалось все ниже и ниже, казалось, будто голубой его шелк тает в огне страсти. Еще немного, и она оказалась совершенно обнаженной. Непонятно когда, но Джек тоже успел раздеться, и в лунном свете Диана увидела его широкую грудь, покрытую курчавыми волосами. Взгляд ее опускался все ниже и ниже...

– А это правильно – то, что мы делаем? – на мгновение отрезвев, спросила она. – Джек, ты уверен, что это правильно?

– Уверен. – сдавленно ответил он.

Руки Джека уже развели в стороны бедра Дианы, а его губы с новой силой и нежностью припали к ее рту. Язык его касался ее языка, заставляя Диану буквально терять разум. Она вся пылала и дышала теперь тяжело, словно после долгого бега. Поначалу Диана пыталась заставить себя сохранять хоть какое-то подобие спокойствия, но не смогла удержаться и принялась страстно отвечать на его ласки.

Не прекращая ни на секунду любовной игры, Джек вдруг оказался сверху, и Диана почувствовала прикосновение его пылающей, обжигающей, словно раскаленная сталь, плоти между ее разведенных бедер. В этот миг ей безумно хотелось ощутить эту твердую мужскую плоть внутри себя. Она призывно приподняла бедра, открывая дорогу в свое лоно.