– Если вам не нравится то, что здесь происходит, то вам самое время вернуться домой, пока здешняя ядовитая атмосфера вас не отравила.

Никто не слышал этих слов, кроме Пандоры, и, взглянув на графа, она подумала, что он понимает, как она и смущена, и отчасти шокирована всем происходящим, но, тем не менее, поспешно ответила:

– Нет, я не хочу уезжать! Вы очень добры, что предложили мне остаться. Я уверена, это произведет на мистера Уизериджа должное впечатление.

– Для вас это сейчас важнее всего?

Пандора кивнула и устремилась за выходившими из комнаты женщинами, но уже в дверях обернулась и увидела, что граф весело разговаривает с кем-то из друзей, а вслед ей неотрывно глядит сэр Гилберт. Этот взгляд ее обеспокоил.

Когда они спускались по большой парадной лестнице, которой пользовались столько знаменитых прежних владельцев Чарта, Пандора поняла, что прежде здесь бывала только Китти.

– Господи помилуй, да в этом доме может квартировать целый полк! – удивленно воскликнула одна из актрис.

– А почему бы, Китти, тебе не пригласить сюда всю нашу труппу? – осведомилась другая.

– Недалеко отсюда расположен дом сэра Эдварда Трентама. Там у него гостит Габриэль и целая толпа наших общих знакомых. Они все приедут к обеду!

Тут послышались одобрительные возгласы: сэр Эдвард, поняла Пандора, пользуется особой благосклонностью дам.

– А вы слышали, что он на прошлой неделе подарил Габриэль? – спросил кто-то, когда все поднялись наверх.

– Наверное, еще одно бриллиантовое ожерелье?

– Нет! Он подарил ей дом в Челси и все оформил по закону!

– Видит бог, ей здорово повезло! – воскликнула Хетти. – Мне мой Ричард ничего подобного не дарит!

– А ты не позволяй ему играть в карты, – посоветовала Китти, – он слишком их любит, и меня всегда ужасно злит, когда мужчина проигрывает то, что мог бы потратить на меня!

– Согласна! – отозвалась Хетти.

Ее волосы были ослепительно золотистыми, а накрашенные ресницы торчали точно пики, охраняющие голубизну глаз.

На лестничной площадке их ожидала экономка, Пандоре незнакомая, и она удивилась отсутствию старой миссис Мэдоуфилд, которую знала, будучи еще ребенком. Новая была моложе и своей высокомерной, нагловатой манерой держаться напоминала нового дворецкого.

– Добрый вечер, дамы, – приветствовала она гостей, и последнее слово прозвучало у нее несколько иронично: – Позвольте мне показать вам ваши апартаменты!

Все остановились, а Китти предупредила:

– Положитесь на миссис Дженкинс! И не опоздайте к обеду! Его Лордство рассердится, если суфле осядет, потеряв присущую ему пышность, чего не желаю сегодня никому из вас!

И Китти направилась по коридору к покоям, которые всегда занимал дедушка Пандоры, а миссис Дженкинс повела остальных женщин к спальням, состоящим из двух смежных комнат. Все происходящее очень удивило Пандору: она вспомнила, что когда мать исполняла обязанности хозяйки Чартхолла, то всегда предоставляла одиноким мужчинам и женщинам помещения в разных крыльях дома.

Сама Пандора в последнюю очередь удостоилась внимания экономки, объявившей несколько фамильярным тоном:

– А вас, мисс Стрэттон, я устрою в Розовой комнате.

– Очень рада! – воскликнула Пандора. – Я всегда ее любила! Мне так нравится вид из ее окон на здешний сад!

– А вы действительно приходитесь кузиной Его Лордству? – полюбопытствовала миссис Дженкинс.

– Действительно! Моя мать до замужества звалась леди Эвелина Чарт, и старый граф приходился ей дедушкой.

– Ну, с тех пор здесь кое-что переменилось!

Пандора не нашлась, что ответить, и поспешно вошла в Розовую комнату, где знакомая ей горничная уже распаковывала сундучок.

– Добрый вечер, Мэри, – поздоровалась Пандора. – Как приятно увидеть тебя снова. А я и не знала, что ты работаешь в Холле.

– Она у нас новенькая, – вмешалась в разговор миссис Дженкинс, прежде чем Мэри успела что-либо ответить, – и надеюсь, мисс, если она будет плохо исполнять свои обязанности, вы мне об этом скажете, и я пришлю вам кого-нибудь взамен.

– Но я уверена, что Мэри обслужит меня превосходно!

– Ну, по-моему, эти деревенские девушки такие невежественные, – презрительно фыркнула миссис Дженкинс и ушла.

– Как же я рада видеть вас, мисс Пандора, – вырвалось у молчавшей до сих пор Мэри, – я честно говорю! Теперь здесь все по-другому устроено, не так, как прежде, когда старый лорд веселился, а я приходила помочь маме со столом.

– А тебя сейчас наняли на постоянную работу?

– Надеюсь, что да, мисс, но столько прежних слуг отсюда уволили и столько наняли новых, что мы, прежние-то, не знаем, и никто из деревенских тоже понятия не имеет, что будет потом.

– А чем теперь занимается твоя матушка?

– Она помогает на кухне и говорит, что главный повар такой сердитый, ну просто ужас!

– Я слышала, что он француз, так что скажи матушке, пусть не волнуется, – улыбнулась Пандора. – А вы, наверное, рады, что обе сейчас на жалованье?

– Да, мисс, мы очень рады!

Тут Пандора вспомнила, что у Мэри могут быть неприятности из-за того, что она ведет столь долгие разговоры с одной леди, когда ее услуги требуются и другим.

– Приходи потом, поможешь мне привести в порядок вечернее платье, а я пока обойдусь своими силами.

– А когда я узнала, мисс, что вы тоже приехали в гости, то у меня ноги подкосились от радости! Вот уж не думала, что мы опять увидимся здесь, в Чартхолле: мы ведь наслышаны, что здесь происходит, и вообще.

Наверное, будет очень невежливо по отношению к графу, если она станет поощрять готовность Мэри посудачить, хотя горничную просто распирало желание поболтать – подумала Пандора и приказала:

– Ты сейчас оставь меня, Мэри, и приходи примерно минут через пятнадцать.

– Очень хорошо, мисс! – и Мэри пододвинула сундучок к стене. – Я потом кончу разбирать вещи, когда вы будете обедать, – и, подойдя к двери, повторила: – Ну как же я рада, мисс, что вы тоже здесь, просто выразить не могу!

Мэри ушла, и Пандора, слегка нахмурившись, стала переодеваться. Мэри чего-то опасается, в голосе ее звучал страх. В Чартхолле явно происходит нечто неблаговидное, и это настораживает. Пандоре не понравились и новые слуги, и не только потому, что прежний штат был так внезапно уволен. Интересно, что бы подумали о графе ее родители? Он, несомненно, очень странный человек. Его можно даже назвать эксцентричным, а все же нельзя сказать, что он ей не нравится, как сразу не понравился сэр Гилберт Лонгридж. «Но к чему все эти домыслы, каков он, и фантастические предположения о том, что здесь творится? – тут же упрекнула она себя. – Я приехала сюда, попав в отчаянное положение, в страхе за свою судьбу, и должна постараться наладить с новыми людьми приемлемые отношения, независимо от того, что эти люди собой представляют».

Лишь в одном она была уверена: Просперу Уизериджу очень не понравились бы Китти, Хетти, Лотти и Кэро, как звали актрис. Он ведь, помнится, говорил, что театр – это ловушка дьявола для невинных душ и рассадник греховных помыслов.

– Надеюсь, что после моего пребывания здесь, – вслух произнесла Пандора, – он больше не захочет на мне жениться! Я в этом уверена!

Однако что подумают о ней тетя и дядя, когда узнают, где она сейчас находится?

– Если граф позволит мне остаться, я пробуду здесь до утра пятницы, – проговорила Пандора, – потому что если я возвращусь в епископский дворец раньше, то Просперу Уизериджу опять захочется на мне жениться.

И каким же он будет при этом лицемером и ханжой, как станет важничать! Но тут, словно одна только мысль о Достопочтенном Уизеридже могла его воплотить, открылась дверь и опять показалась Мэри:

– Меня просили передать, мисс, что внизу вас ожидает джентльмен!

– Какой джентльмен? – удивилась Пандора.

– Лакей сказал, что это пастор, мисс!

Сердце Пандоры испуганно сжалось! Сомневаться, кто этот посетитель, не приходилось, но она не ожидала, что мистер Уизеридж появится так скоро: ведь уже семь вечера и, значит, он вернулся в Линдчестер раньше, чем предполагалось, и, прочитав ее записку, сумел сегодня же добраться до Чартхолла!

«Ах, надо было предупредить, чтобы записку доставили только завтра утром», – упрекнула она себя, но – дело сделано и упреки напрасны!

Мэри торопливо привела в порядок вечернее платье Пандоры, которая, предусмотрительно переделав его из парадного туалета матери, взяла с собой как самое нарядное, а кроме того, было нечто закономерное и справедливое в том, чтобы появиться в этом платье именно в Чартхолле! Она хорошо понимала, что ее туалет может показаться слишком простым и старомодным по сравнению с пышными и колоритными нарядами актрис. Тем не менее сама эта яркая пышность была криклива и вульгарна и не понравилась бы родителям Пандоры. А на себя она даже не взглянула в зеркало – так неприятно была поражена известием, что внизу, около лестницы, ее ожидает Проспер Уизеридж.

Пандора застегнула на длинной шейке бархотку того же синего цвета, что и ленты на платье.

– Я должна спуститься в холл. Там еще кто-нибудь есть, кроме мистера Уизериджа?

– Вряд ли, мисс! Горничные жалуются, что дамы никогда не готовы вовремя со своими туалетами, а еще опаздывают потому, что очень долго красятся!

Пандора в нерешительности помедлила:

– Как ты думаешь, Мэри, можно попросить кого-нибудь из лакеев доложить Его Лордству о том, кто ко мне приехал?

– Да, конечно, мисс, лакей сообщит это камердинеру Его Лордства!

– И пусть он обязательно скажет, что приехал тот самый джентльмен, которому я послала записку.

– Доложу, мисс!

Но Пандора все еще колебалась: а вдруг граф, узнав о появлении мистера Уизериджа, тоже захочет спуститься в холл вместе с ней? Нет, нельзя быть такой трусихой, она ничего не боится, а кроме того, не стоит человека, пусть он даже кузен, но с которым она только что познакомилась, вовлекать в свои личные дела!

Высоко подняв голову, с тревожно бьющимся сердцем, Пандора медленно спустилась по главной лестнице, а со всех стен, с портретов на нее смотрели предки, словно хотели вселить в нее мужество.

«Да, помогите мне! – мысленно воззвала к ним Пандора. – Хотя и непонятно, почему я должна бояться человека вроде Проспера Уизериджа?»

Тем не менее она его боялась, и руки у нее похолодели.

– Я проводил вашего посетителя, мисс, в Малый салон. – Тон, которым дворецкий это сказал, свидетельствовал, что он учуял некоторые драматические обстоятельства и это его забавляет, почему Пандора с ледяным достоинством отвечала:

– Благодарю вас! Полагаю, что перед обедом гости соберутся в Серебряном салоне?

– Совершенно точно, мисс, – ответил дворецкий, и ей показалось, что он посмотрел на нее с бо́льшим уважением: оказывается, мисс знакома с порядками, принятыми в этом доме!

Он распахнул перед нею дверь Малого салона, той самой комнаты, которую всегда любила ее мать и где она часто принимала посетителей, когда дедушка был нездоров и не мог сам встречать гостей.

Проспер Уизеридж стоял, повернувшись спиной к мраморному камину, и вид у него был чрезвычайно раздраженный и воинственный. Да, он был так разгневан, что между выпученными, чересчур близко поставленными глазами залегла глубокая складка, а губы сжались в одну тонкую линию.

Пандора услышала, как за ней затворилась дверь, и усилием воли заставила себя медленно и с достоинством подойти к мистеру Уизериджу. Он остался неподвижен, ожидая, когда она к нему приблизится, а затем спросил, едва контролируя ярость:

– Вы что, сошли с ума? Зачем вы сюда явились?

– Как вам известно, я приехала в гости к своему кузену.

– Тогда быстро укладывайте вещи! Я немедленно отвезу вас обратно, – отрывисто заявил мистер Уизеридж.

– Мой кузен просил меня остаться и погостить два дня, что я и собираюсь сделать!

– Вы, насколько я понимаю, совсем потеряли способность здраво мыслить! Вы же прекрасно знаете, что дядя и тетя никогда бы не одобрили вашего поступка! Да и собственное чувство приличия должно подсказать, что это не тот дом, в котором вам можно остановиться!

– Этот дом когда-то принадлежал моему деду!

– Однако теперь его хозяином стал распутный повеса, и я не позволю вам пребывать в его обществе ни одной секунды!

– Но у вас нет никакого права препятствовать мне!

– Как ваш будущий муж, – начал было Проспер Уизеридж.

– Я никогда в жизни за вас не выйду! Позвольте мне заявить об этом самым категорическим образом здесь и сейчас, – перебила его Пандора. – Я не вышла бы за вас, даже если вы бы оказались единственным мужчиной в целом мире!

С минуту Достопочтенный Проспер Уизеридж молчал как громом пораженный. Он был человеком очень самовлюбленным и тщеславным. Столько женщин льстили и лебезили перед ним, поэтому он даже вообразить не мог, что Пандора, услышав брачное предложение, не упадет в его объятия благодарно и радостно!