– Где твои родители?

– У-мерли. Ут-тонули.

Доброта и понимание наполнили взор большого человека. Он внимательно посмотрел на мальчишку.

– Ты голоден, сын?

– Да, сэр.

В глазах взрослых появилось сочувствие. Как тебя зовут?

– Боумен. Смит Боумен. – Его голос прозвучал как чужой. Все эти дни Смит слышал только крики ворон и высоко парящих в воздухе ястребов, ожидающих, чтобы наброситься на беззащитного кролика или полевую мышь.

– Иди к огню, Смит Боумен. Меня зовут Оливер Иствуд, а это – Билли Коу. Многие называют его просто Усатый Билли, – Билли, положи в тарелку мясо для нашего гостя.

– Доброе утро, – Смит пожал каждому из мужчин руку, затем присел на корточки около костра рядом с ними.

– Я благодарен, но не хочу… торопиться.

– Мы не торопим. Кофе?

– Да… пожалуйста.

Смит посмотрел на тарелку с картошкой и яйцами. Начал медленно есть. Но каждый кусок вызывал все более сильное желание насытиться. Вилка быстрее и быстрее двигалась от тарелки ко рту.

– Тебе лучше не есть больше, ведь ты голодал последнее время, – по-доброму предложил Оливер. – Как долго ты один?

– Неделю или две, может быть, три.

Смит положил вилку. Но то, что он съел, уже мучило его желудок. Мальчик вдруг почувствовал сильную боль. Он встал и, спотыкаясь, бросился в кусты, оперся на маленькое молодое дерево, наклонился, его стошнило. Смит заплакал и даже не пытался сдерживать слезы, которые наполнили глаза и катились по щекам. Когда ему стало лучше, Оливер Иствуд, находившийся все время рядом, по-отцовски утешил мальчишку. Он обнял худенькие плечики и прижал ребенка к себе. Смит уткнулся лицом в рубашку мужчины и долго еще рыдал от горя.

– Плачь, сын. Ты заслужил это. Потом мы пойдем домой.

И только сейчас, в объятиях большого мужчины, Смит ощутил себя в безопасности. Он не был больше один в пустоте. Малыш не стеснялся слез.

С этого дня мальчик привязался к Оливеру Иствуду, и эта сильная привязанность длилась пятнадцать лет.

Одна мысль потянула за собой другие. Вспомнилось, как в первый раз Смит увидел дом Оливера Иствуда. Этот дом был похож на сказочный замок, примыкающий к зелени горы. Большие белые колонны тянулись к верхнему крыльцу, длинные узкие окна доходили до пола, а стеклянные двери всегда были приветливо открыты. Ничего похожего мальчик не видел с тех пор, как покинул Теннисе. Это был настоящий южный большой особняк с белой остроконечной изгородью, утопающий в тенистых аллеях. За изгородью, где обычно располагались хижины рабов, находилась сетка для загона скота и длинный барак, примыкающий к различным строениям. Смит наслаждался тишиной, он не мог поверить в слова Оливера: «Мы идем домой». Думал ли он, что сможет называть этот великолепный особняк своим домом?

Первый раз он засыпал спокойно в бараке, слушая приглушенные голоса Усатого Билли и других мужчин. Но ночью вновь приснилась бурлящая мутная река. Мальчик вскочил в поту и ознобе. Оливер Иствуд был рядом, а позади него маячила фигура Усатого Билли.

– Все хорошо, Смит, ты в безопасности здесь. Я шел посмотреть, как ты, и услышал крик. Засыпай спокойно. Ты не один, Билли будет рядом…

И еще Смит никогда не забудет, как стоял у кухонной двери и слышал пронзительный крик миссис Иствуд; сердитый спокойный голос Оливера, который пытался убедить свою жену в том, что мальчик должен быть членом семьи.

– Выгони этого ублюдка из моего дома! Я не хочу видеть его здесь!

– Ему некуда идти, Мод.

– Это не значит, что мы должны подбирать всех заблудившихся. Выгони его!

– Его родители утонули…

– Какого черта я должна об этом заботиться? Многие тонут.

– Мод…

Это мой дом или нет?

Конечно, это твой дом.

Я не хочу, чтобы он жил здесь, с нами.

Хорошо, Мод, он может находиться в бараке с Билли.

Почему ты так хочешь оставить его? Разве недостаточно меня и Фанни?

Какую глупость ты говоришь! Ты – моя жена, Фанни – твоя дочь, а теперь и моя. Присутствие мальчика ничего не изменит.

– Пусть лучше не подходит к Фанни, иначе я отхлестаю его кнутом.

Он не будет беспокоить девочку, – твердо произнес Оливер. – И он не будет беспокоить тебя. Но я вот что скажу, Мод. Этот мальчик останется здесь столько, сколько захочет. Лучше понять это раз и навсегда.

Слезы ослепили Смита, когда он слышал, как эта невидимая женщина отвергала его. Он даже не заметил, как подошел Оливер. Он положил свою большую руку на плечо мальчишки.

– Извини, что довелось услышать это, парень. Женщины такой народ: у них ужасные мысли и скверный характер.

Вскоре Смит и Оливер стали настоящими друзьями. Мистер Иствуд большую часть времени проводил вне дома. Он часто брал мальчика с собой, и Смит был благодарен ему за это.

Парнишка вырос, стал настоящим мужчиной. Он боготворил своего учителя, и не желал никого иного, кроме Оливера и Билли, и ничего, кроме волшебного мира каким и было ранчо Иствуд.

Через неделю после прибытия в Иствуд Смит Боумен увидел Фанни, падчерицу Оливера. Мужчины в бараке многое рассказывали о ней и миссис Иствуд, но первое ее появление не забудется никогда. Она была примерно такого же возраста, как и его младшая сестричка. Мальчик подумал, что это самая красивая девочка, которую он когда-либо видел.

Фанни была одета в белое платье с розовым поясом, охватывающим тонкую талию; каштановые, с красным отливом волосы спадали на плечи, а лицо было таким белым, казалось, солнце ни разу не прикасалось к нему своими лучами. Фанни стояла, обняв рукой колонну на крыльце, пристально смотрела на горы. Когда Смит подошел поближе (ему нужно было взять лопату, оставленную возле дома), то поднял край старой фетровой шляпы, которую нашел для него Усатый Билли. Девочка враждебно посмотрела на него и показала язык. Потом зашла в дом и хлопнула дверью.

Из обрывков разговоров, которые доводилось слышать в бараке, Смит узнал, что миссис Иствуд жила на ферме со своим первым мужем. Когда Оливер Иствуд приехал на запад, он был такой же молодой и зеленый, как трава. Однажды, путешествуя в горах Бигхорн, он упал с лошади, подвернул ногу и наверняка умер бы, если бы не муж Мод, который нашел его и привез домой. Мод вправила ногу и вернула ему здоровье. Муж неожиданно умер, и женщина вышла замуж за Оливера Иствуда. Она знала, что Оливер молод и неопытен, но не знала, что богат.

Мистер Иствуд построил на своей земле красивый дом для жены и приемной дочери. Затем занялся разведением крупного рогатого скота в Техасе. Животные имели сильный темперамент и драчливый характер. Они убегали от пастуха со скоростью ветра, а если человек к тому же не был верхом на лошади, мгновенно нападали на него.

Вернувшись мысленно в прошлое, Смит вновь отхлебнул из бутылки и в сотый раз подумал: почему же Оливер Иствуд, образованный, добрый человек, почти всю жизнь выращивал диких, непредсказуемых животных и женился на такой сварливой женщине, как Мод, которая с годами стала еще более воющей, более безрассудной и более требовательной.

Смит провел рукой по небритому лицу. Он устал. Это было долгое путешествие, и хотя он покинул город несколько дней назад, все еще был далеко от дома. Одно было точно. Фанни, которая теперь настаивала, чтобы ее называли Френсин, не вернулась домой. Вот гадина! Он мог бы свернуть ей шею. Если бы она просто ответила на письма матери, Смиту Боумену не пришлось бы отправляться в это неприятное путешествие. Смит чувствовал себя стариком. Он был охвачен тем, чего никогда не сможет забыть, и приговорен провести остаток жизни, постоянно ощущая умоляющий взгляд в глазах Оливера, вспышку смертельного страха как раз перед смертью старика.

Он вновь потянулся за бутылкой. Вина разрывала душу. Смит отдал бы полжизни за возможность вернуть тот злосчастный день.

ГЛАВА 2

Вилла лежала на соломенном тюфяке, слушая скрип и стон телеги, сердце сжалось внутри. К боли, одиночеству и острому чувству потери прибавилась вина за то, что не смогла похоронить самого близкого человека. До наступления темноты горе, переполняющее девушку, было диким и кричащим. Пришли сумерки и заключили ее в свои объятья.

Теперь мисс Хэммер чувствовала себя спокойнее; бушевавшая буря горя уменьшилась, но унижение от побоев хлыстом было похоже на голодную собаку, которая все грызла и грызла ее гордость. Слова, произнесенные проповедником много лет назад, вернулись, чтобы преследовать ее. Он сказал, что когда грешник умрет, то будет жариться в вечном аду, но он также упомянул, что мучение грешника начинается в этом мире. Да, она, должно быть, грешна, иначе Бог не наказал бы таким ужасным способом.

Что могло привести толпу в такую ярость? Люди сорвали одежду с папы Айгора и выставили напоказ толпе его горбатое тело. А ведь он был самым добрым, самым нежным человеком в мире. Хорошо образованный, он любил общаться с людьми и мог говорить на любую тему. Вилла была обязана ему многим. Благодаря Айгору, девушка полюбила книги и историю. Почему же люди не смогли разглядеть под несчастным телом и искаженными чертами лица большую душу и добрый нрав…

По настоянию Виллы они шесть раз меняли место жительства за последние четыре года. Как только Айгор чинил часы, которые нуждались в ремонте в этом городе и продавал все часы, которые должны были быть проданы, они сразу же уезжали. Люди терпели смешного маленького человека ровно столько, сколько им нужна была его помощь. А потом начинались насмешки. Матери пугали детей: «Будь хорошим, иначе заберет часовщик».

Вилла почти не помнила свою жизнь без папы Айгора. Она лишь вспомнила, как жила с матерью около дороги, ведущей в город на реке Миссисипи, где она родилась. Когда закончились деньги и нечем было платить за жилье, их выгнали из мебелированной комнаты, которую они снимали. Усталые и голодные, не имеющие ни денег, ни ночлега, мать и дочь встретили на дороге телегу, с которой торговали вразнос. Упряжка остановилась. Маленький мужчина спрыгнул вниз, забросил узлы с вещами внутрь, затем поднял девочку на сиденье и помог матери взобраться на место рядом. Он приветливо улыбнулся и сунул кусок мятной лепешки в детскую ручонку. С этого момента Вилла полюбила горбуна, да и он привязался к ней и всегда относился к девчушке, как к собственной дочери.

Папа Айгор и мать Виллы никогда не были женаты. Отец девочки покинул семью вскоре после рождения дочери. Мама рассказывала, что он был безответственным парнем с вечно зудящими ногами. Став немного взрослее, девчушка поняла, что ее мать и папа Айгор никогда не спали вместе, и их связь была скорее похожа на отношения между братом и сестрой. Миссис Хэммер нежно любила маленького мужчину, и он испытывал к ней самые высокие чувства.

Так продолжалось до тех пор, пока не умерла мать, и на лице папы Айгора стали появляться бородавки. Это произошло шесть лет назад. Вилла настояла на том, чтобы горбун обратился к докторам, однако несмотря на многочисленные исследования, никто не мог вразумительно объяснить это явление и хоть чем-то помочь ему. И вот уже шесть лет они без конца меняют места жительства, а в этот город приехали всего четыре месяца назад.

– Ты собираешься лежать здесь весь день?

Вилла почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо, и открыла глаза. Какая-то девушка сидела на сундуке, свесив ноги.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – уголки рта незнакомки были недовольно опущены. Нерасчесанные, спутанные густые волосы закрывали лицо. Девочка уперлась ногами в сундук, придавая тем самым особое значение словам.

– Кто ты, откуда? – хрипло прошептала Вилла.

– Джо Белл Френк. Черт, не пойму, где мы? Девчушка думала, что шокирует незнакомку своим ругательством. Однако Вилла не обратила на это никакого внимания, она просто смотрела на небо, латунное от солнечного света. «Растерзала ли толпа Бадди? – размышляла девушка, – видимо, да, иначе собака предупредила бы. Проклятые, проклятые! Черт бы их побрал!»

– Папа сказал дать тебе одежду, когда проснешься. Ты почти голая.

Слово «голая» привлекло внимание Виллы. Она поняла, что под одеялом, прикрывающим ее, была только разорванная ночная рубашка. Девушка села, натянув одеяло до груди и согнула плечи. Каждая косточка болела, а спина будто была объята огнем.

– Они хорошо отхлестали тебя, – заметила Джо Белл с такой легкостью, будто разговаривала о погоде. – Я смазала целебной мазью твою спину, так как папа сказал мне сделать это.

– Спасибо.

– Ты не красивая, но и не безобразная. Неужели этот горбун был твоим отцом? У тебя ведь нет горба, и бородавок тоже нет.

Вилла молчала, она сидела, уставившись на девчонку, глаза были сухими и горячими, ужасно хотелось пить. Она пристально посмотрела на Джо Белл, на вид ей было десять или одиннадцать лет. Но при более пристальном разглядывании поняла, что девочка старше, возможно, ей пятнадцать или шестнадцать лет. Платье ее было свободным, но не настолько, чтобы скрыть округлую грудь. Икры ног не были детскими. Девчонка была бы приятной, даже красивой, если бы не угрожающий вид и злое лицо.