Юлька заглянула в свой пустой бокал, ища на дне глоток поддержки; не найдя, посмотрела на бармена за стойкой.

– Любань, готова принять ещё по одному коктейльчику? – Юлька подняла руку с двумя выброшенными вверх пальцами. – Нам два, повторите, пожалуйста! – не совсем твёрдым голосом обратилась она к официантке. – По последнему и домой, так ведь, Любаня? Ну а Катька на свидание, к своему новому бойфренду.

Слово «новый» она произнесла как то уж совсем зря. Неужели она думала, что это сойдёт ей с рук? Из-за излишне выпитого или какой-то ревности, неудовлетворенности своей личной жизнью, она явно рвалась в бой. Обычно добрая, покладистая и совсем не конфликтная, сейчас она была не похожа сама на себя. Где-то в глубине моей души уже зарождался ответ, объясняющий ее поведение. Ведь это я сама её спровоцировала, нанеся удар ниже пояса, так некстати приведя пример с её институтской любовью по имени Вениамин. Теперь она пытается отыграться, к месту и не к месту, произнося Костино имя и всё, что с ним связано, включая этот дурацкий «Эдельвейс», к которому я не имею никакого отношения и даже не пытаюсь на него каким-то образом претендовать.

Я еду на первое свидание с человеком, которого никогда в жизни не видела. Одно дело переписка, какая бы долгая и доверительная она ни была, и другое дело встреча вживую. Чем она закончится, кем мы станем друг для друга, одному Богу известно. Я посмотрела на давно молчащую Любаню в надежде, что она вкинет словечко или новую тему, уводящую нас от ненужной пикировки. Сидеть молча уже несколько минут было совершенно несвойственно ей, но сейчас она молчала, видимо, решая, на чью сторону ей встать. По закону дружбы она должна быть, конечно, на моей стороне, но и потерять Юлькину поддержку в случае, если после очередного коктейля она вновь захочет пообсуждать мою вечернюю встречу с Костей, ей тоже не хотелось.

– А вот и не вру! – Юлькин голос вернул меня из моих размышлений к нашему, как мне казалось, оконченному разговору. – Лично мне плевать, будет ли мой друг иметь квартиру в дорогом доме или однушку в хрущёвке, – не унималась она.

Я искренне пожалела, что мы не пошли в кино. В любом случае оно было бы интереснее этого концерта под названием «Когда я выпью тянет поговорить». Мне совсем не хотелось спорить или что-то доказывать, но видя, что Юлька явно не желает закрывать тему, мне ничего не оставалось, как перейти в который уже раз за сегодняшнюю встречу в наступление.

«Да», – подумала я, – «не любишь ты, Катенька, сдаваться или проигрывать. А что? Не самая плохая черта характера», – улыбнулась я про себя, начав атаку голосом, который обычно применяют, доказывая, что дважды два – четыре.

– Юль, а почему некоторые люди и, видимо, в том числе ты, уверены, что молодые пары обязательно должны быть без гроша в кармане, должны съесть вместе пуд соли, добиваясь каких-то благ в жизни, и только в этом случае они могут быть счастливы? А пока их отношения должны пройти испытания на прочность в съёмной квартире – ведь только там, по вашему мнению, и может зародиться настоящая любовь. Но если у молодых людей, или у одного из них, при встрече уже есть машина, квартира, дача, то это, скорее всего не любовь, а прямой расчет, меркантильность, а счастья и любви здесь нет и быть не может! Мне кажется, так рассуждать могут люди либо завистливые, либо не сумевшие ничего добиться в жизни. Ты вроде молодая, а рассуждаешь, как человек, из чьей головы ещё не выветрилась совковская пропаганда типа «не в деньгах счастье». При этом тот, кто пичкал нас лозунгами, сам, оказывается, не только любил эти самые деньги, но и имел их в большом количестве. За окном – 21-й век, и деньги правят нашей жизнью, многое изменилось. Хотя я совершенно не отрицаю, что любовь может быть и в шалаше, и, наоборот – ею может даже и не пахнуть в самой дорогой и роскошной квартире. Но всё же, согласись, людей, рассуждающих как ты, сейчас не часто встретишь.

– Завистливых и лицемеров? – Юлька явно была готова к конфронтации. – Это я, что ли, завистливая?

Она посмотрела на меня прищуренными глазами, то ли пытаясь пристыдить за такое мнение о ней, то ли пригвоздить к креслу. Поняв, что ни то, ни другое не выходит, она перевела взгляд на молчавшую всё это время Любку, ища её поддержку. В Любкиных глазах читался устойчивый нейтралитет. Поняв это, Юлька выложила, как ей казалось, убийственный аргумент: – Между прочим, мои родители купили домик в посёлке «Грязи», и через три дома от нас находится замок Галкина. Каждый день я вижу завистливые физиономии соседей, обсуждающих, сколько он стоит. А вот мне лично пофиг, сколько он стоит, и сколько Галкин зарабатывает на своих концертах, шоу, ну и так далее. Мне лично все равно!»

Выпалив всё это, она обвела нас взглядом, не оставляющим сомнения, что её аргумент достаточен для того, чтобы я сняла с неё все обвинения в завистливости.

Я поняла, что не готова сдаваться. Посмотрев на неё секунду, как можно более безразличным тоном произнесла:

– Юль, понимаешь, ты путаешь значение слов «зависть» и «всё равно». Тебе «всё равно» до замка Галкина лишь потому, что ты понимаешь – твой родительский домик никогда не вырастет до размеров замка Максима Галкина. Но не факт, что ты, я надеюсь по-доброму, не завидуешь ему белой завистью. Знаешь, в прошлом году я отдыхала на Лазурном берегу и видела яхту Абрамовича. Впечатлила – красивая, большая очень, но, ты не поверишь, мне тоже было всё равно. Потому что не только обладать ею, но даже прокатиться на ней меня все равно никто не пригласит! Но можно ли сказать, что я не завидовала? Сомневаюсь. Поэтому люди, утверждающие, что они не завидуют, скорее всего лицемерят. Да к тому же не умеют мечтать. Главное – если уж человек завидует, то пусть завидует белой завистью. Вот лично я завидую людям, сидящим в Феррари или Ламборгини, обгоняющим меня, едущую на Мерседесе. Кроме улыбки и возгласа «Ух ты!», эти машины вызывают у меня зависть, которая, в свою очередь, порождает желание когда-нибудь иметь такую же. Лично для меня такая зависть является мотиватором в бизнесе. Поэтому к зависти в её нормальном, не гипертрофированном проявлении я лично отношусь нормально. Зависть является своего рода двигателем прогресса, если хочешь.

Послышались лёгкие хлопки в ладоши. Это, наконец, очнулась Любка: – Браво, мать! – протянула она, улыбаясь. – Только я не пойму, кто из нас пил – мы или ты? Чего это ты разошлась, а? Я всегда признавала за тобой ум, умение агитировать и повести за собой массы, но здесь же не собрание в твоём кабинете, и это не вечер дискуссий или агитации. Мы просто хотели посидеть поболтать, сходить в кино, после чего ты должна ехать на свидание. Ты не передумала ещё? Всё-таки уже темно за окном, может, перенесёшь встречу на завтра на обед вместо ужина?

– Люба, я тебя умоляю! Что ты несёшь? Какое «темно» и какое «завтра»? Это Москва, Арбат и Кутузовский, а не горный аул, и это – нормальный русский парень, в обычаи которого не входит воровство девушки. Нет, Любка, как была ты паникёршей, так ей и останешься. Всё, целую вас! Мне пора.

– А мы ещё посидим немного. Да, Юль? – обнимая меня и прощаясь, сказала Любка.

Я подошла сзади и, обняв сидевшую в кресле Юлю и прошептав на ухо: «Я люблю тебя. Пока, удачи, созвонимся», – направилась к выходу. Выйдя из кинотеатра на улицу, спустилась в подземный переход и через минуту уже садилась в свою машину, оставленную на парковке у кафе «Весна». С оплатой за парковку стали наводить порядок, но, как всегда бывает у нас, сделав первый шаг, мы долго, а иногда и вообще никогда не делаем второй. На въезде поставили автомат, выдающий талон, но деньги за пользование стоянкой всё равно с тебя берёт дядечка, выходящий из своей будки. Недаром нашу пословицу «Русский долго запрягает, но быстро едет» иностранцы изменили, и теперь она гласит: «Русский долго запрягает, а потом часто вообще никуда не едет». И действительно, наши депутаты месяцами, а иногда и годами могут принимать закон, биться насмерть на трибуне перед объективом кинокамер, показывая тем самым свою бурную деятельность, а потом – Бац! – и этот закон либо устарел и потому не работает, либо он вообще никому не нужен и исполнять его никто не собирается.

С этими мыслями я выехала на Новый Арбат, быстро доехала до кинотеатра «Художественный», нырнула в туннель, чтобы развернуться в обратную сторону и… встала. Из динамиков радио лилась информация, подтверждающая и без того известную истину, что в пятницу, вечером, да ещё в первых числах мая Кутузовский в сторону области просто по определению не может быть свободным. Другое дело депутаты, чиновники, не говоря уж о первых лицах, для кого Кутузовский всегда будет свободным, включая выходные, праздники, в любое время суток 360 дней в году.

Так как я не относилась ни к одной из этих категорий, как, собственно, и сотни тысяч других людей, сидящих в данный момент в своих автомобилях, то я понимала – двигаться будем медленно, скучно и долго. До торгового центра «Времена года», стала прикидывать я, километра четыре, мы двигаемся в среднем со скоростью 5-10 км в час, значит, в дороге я буду минут пятьдесят.

«Мда, весело начинается вечерок знакомства», – подумала я и стала вертеть головой по сторонам, пытаясь как-то отвлечься от скуки. Несмотря на то, что почти девяносто процентов зданий, тянувшихся вдоль проспекта, были построены ещё в 50-60-х годах прошлого века и имеют не самый, если не сказать больше, современный вид, ночной Арбат, в отличие от дневного, конечно, впечатляет! Особенно сейчас, за несколько дней до празднования Девятого мая. Ночной Арбат залит огнями реклам всевозможных кафе и ресторанов, бутиков и магазинов, аптек и салонов связи, подсветкой зданий, офисов и отелей. Ночной Арбат всегда манит и завораживает своей жизнью, своим ритмом, своими возможностями, надеждами и мечтами.

Десятки кафе и ресторанов предложат меню на любой вкус. Здесь ты услышишь людей, разговаривающих на многих языках дальнего и ближнего зарубежья, языках дружественных стран и не очень, а иногда, и совсем недружественных, но почему-то гостеприимно принимаемых нами. Некоторые из них звучат всё громче, иногда, я бы сказала, наглее и настойчивее, что мне лично не нравится.

Слева от меня медленно проплывал знаменитый и когда-то очень популярный, знавший куда более лучшие времена, развлекательный центр «Арбат». Его фасад, стилизованный под корабль с большими красно-белыми палубными трубами, с иллюминаторами и огромным якорем на борту, омывали, освещая сине-белыми барашками волн, изогнутые иллюминационные трубки. Казалось, что корабль движется навстречу потоку машин или машины движутся ему навстречу. Но это была лишь иллюзия движения.

Перпендикулярно пересекая Новый Арбат, под нами лежало Садовое кольцо, сомкнув свои концы в девятибалльной пробке. Казалось, нескончаемые потоки автомобилей, тянущиеся слева направо, от Смоленской площади до Новинского бульвара и от начала Нового Арбата за моей спиной до Кутузовского проспекта впереди меня, ставили большой, светящийся от света фар крест на наших надеждах когда-нибудь попасть в пункт назначения. Самые нетерпеливые водители отрывисто сигналили, свет фар их авто, словно стаи гончих собак с нервным лаем, потерявшие след, выискивали свободный клочок асфальта, чтобы занять его, и оказаться на метр впереди. Другие, наоборот, словно смирившись со своей участью, жили обычной жизнью – кто-то звонил, читал книгу, смотрел фильм, ужинал, выходил из машины покурить, разминая затёкшие ноги и спину, кто-то ругался или, наоборот, целовался со своей женой, любовницей, а иногда и со случайной попутчицей. Двух-трёхчасовое стояние в пробке порой было способно перевести попутчицу в разряд любовницы.

В общем, здесь было всё, кроме желания торчать в этой долбанной пробке, и туалета. И если уж совсем невтерпёж, то мужчина может хотя бы выйти, прислонившись к открытой двери авто и делая вид, что любуется луной, освежить колесо, то женщинам остаётся только сжать зубы и колени, мысленно взывая к совести своего мочевого пузыря, прося его ещё немножко потерпеть. Справа вырисовывалось достраиваемое здание Института Курортологии. По крайней мере такая информация была размещена на огромных плакатах. Возвышаясь, оно не только обещало поправлять посаженный мочевой пузырь, нервы и общее здоровье граждан (по иронии судьбы частично оставленное от стояния в пробках, в том числе, и у этого здания), но и создавало новые пробки, затрудняя и без того перегруженную артерию Нового Арбата.

Вой сирен и вспышки проблесковых маяков стартовали от Белого Дома, унося на бешеной скорости его хозяина по гладкому как стекло перекладываемому по два раза в год асфальту Кутузовского проспекта в неизвестность. Эта неизвестность может закончиться ужином в загородной резиденции или начаться взлётной полосой Внуковского аэродрома. Стихнувший вдали вой сирен давал разрешение или хотя бы надежду на движение. Захлопав закрывающимися дверями, поток машин медленной и плотной лавой пополз вперёд, чтобы остановиться на светофоре у раскрытого, словно книга, бывшего здания СЭВ, ныне – занятого Правительством Москвы. Красный свет светофора, усиленный взмахом полосатой палочки постового (как– никак Белый дом рядом), разрезал однородный поток автомобилей на две части, оставив меня в первой четвёрке дожидаться зелёного света, с завистью смотреть на красные габариты уползающих в ночь авто и любоваться панорамой.