Пробежав по кругу, взгляд Геррика остановился наконец на самом царе, стоявшем под своим портретом с грустной улыбкой на еще привлекательном лице.

Высокий, представительный, в элегантном голубом сюртуке, замечательно совпадавшем с цветом умных, проницательных глаз, и черных панталонах, Александр Павлович до сих пор, хотя золотистые кудри уже начали отступать со лба и редеть, сохранял тот шарм, что на протяжении многих лет оставался самым ценным его достоянием.

— Геррик.

— Государь. — Геррик поклонился. — Вы желали поговорить со мной?

— Да. — Император сделал приглашающий жест. — Бренди?

— Нет, благодарю вас.

Сделав пару шагов вперед, Александр Павлович повернулся к собственному портрету. Геррик стал рядом с ним.

— Вы долго и верно служили мне, mon ami.

Глядя на портрет, Геррик усмехнулся. Написан он был вскоре после победы над Наполеоном Бонапартом, во времена триумфа, славы и национальной гордости.

— Да уж. Тогда мы были молодыми идеалистами, а сейчас…

— Идеалистами… — вздохнул Александр Павлович. — Знал бы я тогда, какое это бремя, носить столь тяжкую корону, наверное, оставил бы Москву Корсиканскому Чудовищу.

Геррик недовольно фыркнул. Наполеон, возможно, и был военным гением, но непомерная гордость и безрассудная уверенность в непобедимости своей армии привели его к неминуемому поражению, а Россию — к славной победе.

— В конце этот зазнайка не удержался даже в Париже, — возразил он. — И вы, конечно, не обрекли бы нас на страдания под властью жирного Бурбона?

Взгляд царя машинально метнулся к портрету Екатерины.

— Нет. Бабушка прокляла бы меня из могилы. Она видела на троне только меня.

— Мудрый выбор.

— Мудрый ли?

— У меня сомнений не было и нет.

Император пристально посмотрел на старого слугу из-под полуопущенных век.

— Нам бы всем твою уверенность. А вот меня постоянно гложут сомнения.

Геррик привычно сохранил маску бесстрастности. В последнее время приступы меланхолии приходили к царю все чаще. Сражаясь с предателями, тайными обществами и даже наемными убийцами, Геррик ничего не мог противопоставить тем страхам, что поедали Александра Павловича изнутри.

— Вы имеете в виду что-то конкретное? — мягко спросил он.

С видимым усилием император прогнал нависшую над ним черную тучу, голубые глаза блеснули той силой, что таилась в глубоком, остром уме.

— Да, mon ami.

— Как я могу послужить вам?

Подойдя к столу, Александр Павлович налил в бокал бренди.

— Можете рассказать мне, что за игру ведет сейчас княгиня Мария.

— Игру?

— Мария обладает множеством талантов, но ей никогда не обмануть меня. Что у нее неприятности, я понял сразу же по возвращении в Петербург. Я не стал требовать объяснений, надеясь, что она успокоится, когда из Англии возвратится Софья, но теперь вижу, что дела идут только хуже и хуже. — Он прислонился к столу, пригубил бренди. — Она даже не встает с постели.

Геррик покачал плечами, мысленно проклиная княгиню Марию, из-за которой он сам оказался в затруднительном положении.

— Вы упоминали, что она ссылается на недомогание.

— Будь она по-настоящему больна, не стала бы отказываться от моего личного врача и просить не навещать ее до полного выздоровления. Мария обожает, когда все суетятся вокруг нее.

— Верно.

— Должен признаться, поначалу я заподозрил, что она завела любовника.

Геррик удивленно вскинул брови. Притворяться на этот раз не пришлось.

— Мария всегда была верна вам, государь.

Получив необходимое подтверждение, Александр Павлович кивнул и в упор посмотрел на Геррика.

— Ее что-то гнетет. Я хочу знать, что именно.

— Почему бы вам не спросить саму княгиню?

— Мне нужна правда.

Геррик позволил себе легкую усмешку. Княгиня никогда не отличалась прямодушием и честностью и обращалась ко лжи всякий раз, когда это шло ей на пользу.

— Хотите, чтобы я спросил у нее?

— Геррик, вы же не станете притворяться, будто не пользуетесь полным ее доверием, — мягко предупредил император. — В трудном положении она всегда полагается на вас. И разумеется, вы знаете обо всем, что происходит в Петербурге.

Понимая, что загнан в угол, Геррик состроил гримасу. Император был далеко не глуп, хотя и предпочитал не замечать неприятностей, предоставляя разбираться с ними другим. Требуя ответа, он не принимал ничего другого.

— Вы доверяете мне, государь?

— Я доверил бы вам саму жизнь, — без малейших колебаний ответил царь.

— Тогда вам следует смириться с тем, что в ваших интересах не знать деталей нынешних затруднений княгини.

Император допил бренди и поставил бокал на стол.

— Ей угрожает опасность? Геррик ответил не сразу.

— Полагаю, что нет.

— А Софья? — не отставал император. — Она как-то замешана в происходящее?

— К несчастью.

— Поэтому она и ездила в Англию?

— Да.

Александр Павлович оттолкнулся от стола и с рассеянным, как могло показаться, видом подошел к глобусу.

— Как ни стараюсь, не могу представить, что может дать такое путешествие.

— Ничего, — сухо ответил Геррик, — кроме нескольких бессонных ночей.

Император нахмурился.

— Меня не удивляет, что Мария отправила свою дочь за три моря. Меня не удивляет, что Софья не смогла отказать матери, обратившейся к ней с мольбой о помощи. Но вы меня разочаровали.

— Я понятия ни о чем не имел до отъезда Софьи из Санкт-Петербурга. Мне… — Геррик тщательно подбирал слова. При всей беспечности и даже безответственности княгини, император был искренне привязан к ней. Вероятно, именно эта импульсивная, авантюрная сторона ее натуры, столь отличная от его серьезности, и привлекала его в первую очередь. — Мне это не очень понравилось. К счастью, она благополучно вернулась.

— Да, вернулась. — Император повернул голову и поймал взгляд Геррика. — Но не одна.

— Полагаю, вы имеете в виду герцога Хантли?

— Довольно странно, что он выбрал для посещения Петербурга то же самое время, когда Софья вернулась из Англии.

— Не странно, — пробормотал Геррик. — Опасно.

— Есть причины для беспокойства? — Александр Павлович вопросительно вскинул брови.

Геррик удержал слова, которые, услышь их император, стоили бы герцогу свободы. Его личное недовольство поведением Хантли, неотступно преследующего Софью, вряд ли оправдало бы войну с Англией.

— Герцог несомненно одержим Софьей, но я не думаю, что от него исходит какая-то опасность. Хотя он сейчас, похоже, не вполне способен рассуждать здраво.

— А что Софья? Она тоже увлечена им?

— К сожалению.

— Почему к сожалению? Пара была бы достойная.

Неожиданная реплика императора застала Геррика врасплох.

— Если герцог готов предложить руку и сердце, Софье придется переехать из России в Англию и жить там. Княгиня будет в отчаянии.

Александр Павлович с задумчивым видом пожал плечами:

— Возможно, Софье пора искать свое счастье, а не угождать другим.

— И вы не будете против, если она пожелает выйти замуж за англичанина?

Император вздохнул:

— Мы с Марией были слишком эгоистичны. Я бы хотел только одного: чтобы Софья досталась человеку, который будет любить ее и ценить, как она того заслуживает.

Слова несогласия замерли на языке. Геррик вдруг понял, что его собственная привязанность к Софье мешает непредвзятой оценке ситуации.

Привыкнув к тому, что она во всем полагается на него, он воспринимал ее замужество с поистине родительской ревностью. Для отца уход дочери — пуля в сердце. Неудивительно, что ему так хотелось всадить эту самую пулю в зад герцогу.

По иронии судьбы, именно настоящий отец Софьи напомнил ему, как это жестоко, мешать девушке обрести счастье с человеком, который предложит ей любовь и преданность.

— Без нее Петербург опустеет, — грустно сказал он.

Император улыбнулся.

— Знаете, Геррик, возможно, вам следует подыскать себе жену и самому обзавестись детьми. Из вас получится заботливый отец.

Геррик поежился и потянулся к бренди.

— Не приведи Господь.


Возвращение в Санкт-Петербург стало для сэра Чарльза тяжелейшим испытанием выдержки и выносливости.

После бегства из домика в лесу он едва успел перевязать кровоточащую рану, после чего лишился сознания. Очнувшись через какое-то время в пустом сарае, сэр Чарльз еще долго лежал на грязном полу, корчась от боли и проклиная собственную слабость. Когда же удавалось забыться, в сон вторгались кошмары из далекого и не самого счастливого детства, и в этих кошмарах он плакал от страха, слыша шепчущий в ухо голос матери.

Сэр Чарльз не знал, сколько прошло времени, прежде чем лихорадка спала и Иосиф снова загрузил его в карету и продолжил изнурительное путешествие. Слабость осталась, но по мере того, как колеса отмеряли километры, мысли все чаще отвлекались от боли и обращались к планам мести.

К тому времени, когда карета подкатила к столице, он уже сто раз убил Софью ста разными способами.

И каждая новая попытка доставляла ему все большее удовольствие.

Разгорающаяся ярость придала англичанину сил, так что, когда экипаж наконец остановился, он самостоятельно выбрался на мостовую и обвел окрестности недовольным взглядом.

День стоял солнечный, но запущенный приземистый склад выглядел хмурым даже под ясным голубым небом и на фоне далекой набережной, о которую разбивались накатывающие волны.

В эту часть Петербурга джентльмены предпочитали не заглядывать, и на то у них имелись весьма веские причины.

— Куда ты меня привез? — прохрипел он, обращаясь к Иосифу, который, привязав лошадей, присоединился к своему господину. — Я же сказал отвезти меня домой.

Обезображенное шрамом лицо как будто раскололось в ухмылке.

— Отвезти домой? Где вас, может быть, уже ждут? — Слуга пожал плечами. — У вас, наверное, из-за лихорадки голова повредилась.

— Не забывайся, — сердито одернул его сэр Чарльз.

— Так вы хотите, чтобы я спас вас от тюрьмы? Или, может, прямо туда и отвезти?

Сэр Чарльз не в первый уже раз проклял рану, из-за которой полностью зависел от Иосифа. Однако ощущение собственной уязвимости отнюдь не улучшило настроения.

— Лучше оказаться в тюрьме, чем попасть в руки Дмитрия Типова.

До сих пор все свои сделки с вожаком преступного мира сэр Чарльз проводил через посредников, но до него, конечно, доходили слухи, что Типов скрывается от закона среди подонков общества.

— А вы не думаете, что люди Типова следят и за вашим домом? — спросил Иосиф. — Я почему-то сомневаюсь, что человек, наводящий страх на весь Петербург, настолько глуп, чтобы не подумать об этом.

Слуга был, конечно, прав. Когда кого-то ищут, то в первую очередь берут под наблюдение его дом. И все же ему надо придумать, как добраться до содержимого потайного ящика в письменном столе. В этом ящике хранились не только кое-какие деньги, но и фальшивый паспорт, необходимый на тот случай, если придется выехать из России, а также кое-какие вещицы, которые он забирал у своих жертв на протяжении многих лет. Потеря их была бы невосполнимой утратой.

— Я не могу выехать из России без своих вещей.

Обхватив сэра Чарльза за талию, Иосиф повел его к складу. Вдалеке шумело море, и его тяжелое дыхание было единственным звуком, нарушающим тишину.

— Прежде чем отправляться в путешествие, надо подлечиться. Полежите недельку, наберитесь сил, а заодно и подумайте, как забрать то, что надо.

Споткнувшись на неровной мостовой, сэр Чарльз скривился от острой боли в боку и процедил сквозь зубы:

— Все из-за той ведьмы… чтоб ей гореть в аду…

— Всему свое время.

— Проследи за ней. Я не хочу ее упустить.

Не обращая внимания на кучи мусора, Иосиф повернул к боковой двери.

— Она думает, что раз вернулась домой, то ей теперь и бояться нечего. Никуда не денется. Там ее и найдете, когда выздоровеете и решите наказать.

Сэр Чарльз представил миг расплаты: Софья молит о пощаде, стоя на коленях, а он перерезает ей горло кинжалом. По телу прошла волнительная дрожь.

— Я придумаю для нее наказание, которым смогу насладиться.

— Если попадемся, сможем насладиться виселицей, — предупредил Иосиф, открывая массивную деревянную дверь. — Да не забывайте и про Типова.

Переступив порог и оказавшись в просторном, затянутом паутиной и заполненном тенями помещении, англичанин недовольно поморщился.