При всей своей сообразительности Софья не сразу поняла, что кроется за этим заявлением.

— Mon Dieu, — выдохнула она, сделав большие глаза. — Так вы думаете… вы действительно считаете, что я…

— Да, да. Вы ведь согласитесь продолжить наш восхитительный роман, если я сделаю вас герцогиней Хантли, не так ли?

В следующее мгновение Софья уже оказалась рядом с ним, а ее кулачки обрушились на его грудь.

— Мерзавец!

Никак не ожидавший нападения, Стефан опомнился с некоторым опозданием, но все же успел схватить ее за руки.

Что за дьявольщина? С чего она так разошлась?

Разве он не пошел на самую большую жертву? Почему же она восприняла его предложение как оскорбление?

— Будь я мерзавец, мы с вами не оказались бы в таком положении, — прорычал он. — Никто ведь и не ждет, что госпожа Софья выйдет замуж за простого горожанина.

— Ваша самоуверенность безгранична, — прошипела она.

— Самоуверенность здесь ни при чем. Я всего лишь хочу прояснить положение дел.

— В Англии женщины, может быть, и ослеплены блеском титула, ваша светлость, но я всегда жила среди особ высочайшего круга. — Глаза ее сверкнули, словно сапфиры на солнце. — Если бы мне понадобился титул, я могла бы выбирать из широкого круга желающих, среди которых два графа, три барона и с полдюжины принцев.

Стефан скрипнул зубами.

— И все до единого годятся вам в отцы да еще без гроша в кармане.

— Вот оно что. — Ее губы тронула кривая усмешка. — Так вы, получается, не только герцог, но еще богаты и красивы. Как тут можно устоять?

— Я этого и не жду.

Глаза ее потемнели. Она вырвала руки из тисков его пальцев.

— Вы… — Софья откашлялась. — Вы действительно просите меня выйти за вас замуж?

Он и сам еще не знал.

Смешно, но во рту вдруг пересохло, а сердце застучало часто-часто.

На протяжении нескольких лет Стефан отказывался даже думать о том, чтобы привести в дом новую хозяйку Мидоуленда. Да, когда-то, очень недолго, он представлял в этой роли Брианну. В отличие от других она знала эту жизнь, была не чужой и любила Мидоуленд так же сильно, как он сам. Что еще важнее, он не сомневался, что родители одобрили бы такой выбор.

Сейчас он не мог делать вид, что в его чувствах к Софье Мидоуленд играет хоть какую-то роль. Как, впрочем, и будущее семейства Хантли.

Все объяснялось исключительно желанием. Вожделением. Страстью.

— Я уже сказал, что не вернусь в Англию без вас. — Он говорил и не узнавал собственный голос. — И если для этого нужно жениться, так тому и быть.

Казалось, даже сад, затаив дыхание, замер в ожидании ответа. Ждал и Стефан. Конечно, он знал, что Софья не упадет в обморок. И даже не завизжит от радости. Гордость не позволяла этой женщине демонстрировать столь открыто свои чувства.

Но на какое-то выражение удовлетворения он все же рассчитывал, а потому и всматривался внимательно в ее лицо, надеясь заметить либо радостный блеск в глазах, либо тень улыбки на губах. В конце концов, она же получила что хотела.

Но вместо этого лицо ее только посуровело, а глаза потемнели, словно он обидел ее чем-то.

— Так тому и быть, да? — Его собственные слова полетели ему в лицо. — Какое романтическое предложение.

Я просто на седьмом небе от счастья.

Стефан задохнулся от возмущения.

— Если вы ожидали, что я преклоню перед вами колено и все такое, то сильно ошибались. Просить выйти за меня замуж я не стану. И не рассчитывайте.

Софья покачала головой:

— Если ваш брат столь же бесчувственен, то остается только удивляться, как ему удалось покорить сердце Брианны.

— Он ее похитил, — буркнул Стефан.

— Mon Dieu. Неужели все англичане такие варвары?

Ему пришлось убрать руки за спину, чтобы не пустить их в ход. А что делать, если женщина не понимает своей же пользы?

— Только тогда, когда сталкиваются с упрямицами вроде вас.

Словно почувствовав исходящую от него опасность, Софья торопливо отступила. Сообразила. И правильно сделала. От мужчины, когда он объят праведным гневом, лучше держаться подальше.

— Я все же надеюсь, что шутите, — пробормотала она.

— Вы потребовали, чтобы я дал что-то еще. Я дал. Предложил вам стать моей женой. Если и это не то, то тогда я просто не понимаю, какого еще дьявола вы хотите!

— И вы спрашиваете? Неужели не понимаете? — Она развела руками. — Ну, тогда вы абсолютно безнадежны.

Стефан провел ладонью по волосам и тут же опустил руку, чтобы не начать их рвать. Наверное, судьба нарочно послала эту женщину, чтобы до срока свести его в могилу.

Или отправить в Бедлам.

— Я уже предложил вам все, чем располагаю.

— Да, похоже что так, — задумчиво, грустно и как-то отстраненно сказала она. — Прощайте, Стефан.

Невероятно. Будто обращенный в статую, Стефан замер посреди сада, глядя в удаляющуюся спину.

Что? Уходит?

Мгновения растягивались в вечность — она не обернулась. В какой-то момент желание броситься за ней, догнать, вернуть почти взяло верх, но он сделал над собой неимоверное усилие и загнал это желание глубже. Он преподнес ей все на тарелочке — имя, богатство, гордость, — а она швырнула это все ему в лицо.

Что ж, хватит. Никаких танцев под дудочку Софьи.

Резко повернувшись, Стефан вылетел из сада и устремился к карете, ожидавшей его неподалеку, у конюшни. Если эта гордячка думает, что может вертеть им, как ей хочется, то ей впору очнуться и понять кое-какую суровую правду жизни. Хватит бегать за ней как собачка.

До дома графини Анны он добрался на удивление быстро. Позади, правда, остались несколько изрыгающих проклятия пешеходов и с полдюжины разгневанных возниц, которым пришлось демонстрировать чудеса ловкости, дабы избежать столкновения с бешено несшимся экипажем.

Швырнув поводья подбежавшему конюху, Стефан взбежал по ступенькам. Чувство обиды, оскорбленного достоинства успело поостыть, но осталась ярость, утихать которой он не давал.

Уж лучше яриться и злиться, чем чувствовать себя преданным и несчастным.

Не замечая открывшего дверь лакея, Стефан пронесся через приемную с намерением подняться прямиком в свои комнаты. Ему больше нечего здесь делать. Ноги его не будет больше в России.

Вот только не так все просто.

У лестницы его настиг голос Анны:

— Стефан. — Она остановилась, удивленно на него глядя. — Судя по всему, встреча с Софьей прошла не так хорошо, как вы рассчитывали?

— Эта женщина… — Он сердито выдохнул. Нет, жаловаться — это лишнее. Для одного дня глупостей уже достаточно. — Не важно. Борис вернулся?

— Да. Сказал, что подождет вас в вашей комнате.

— Спасибо. — Он ступил на лестницу.

— Подождите.

Его остановила прозвучавшая в ее голосе нотка глубокой озабоченности. Он нетерпеливо обернулся:

— Вообще-то я спешу.

— Расскажите, что между вам произошло.

— Ничего особенного. Я предложил ей отправиться со мной в Англию. Она отказалась.

Анна нахмурилась:

— Вы сказали ей о своих чувствах? Горький смех запрыгал по приемной сухим эхом.

— Я даже попросил ее стать моей женой.

Еще один сюрприз — Анна состроила гримасу и покачала головой, как будто он произнес что-то неприличное.

— Вы сказали, что любите ее?

Любовь? Что еще за любовь! У него и в мыслях не было обсуждать с Софьей какие-то неопределенные, смутные, непонятные чувства. Он старался не замечать их, не признавать их существования.

— Спасибо за гостеприимство, но мне нужно собрать вещи. Хочу поскорее попасть на корабль. И избавиться от всего этого безумия.

— Стефан…

Он не стал слушать. Хватит. Софье нет места в его жизни. Отныне он не потратит на нее ни секунды.

Она была ошибкой, и чем скорее удастся стереть память о ней, тем лучше.

Поднявшись по лестнице, Стефан толкнул дверь и вошел в комнату. Борис сидел на диванчике у окна и потягивал что-то из серебряной фляжки. Увидев герцога, слуга поднялся и бросил ему фляжку.

— Вид растрепанный. Вам не помешает выпить. Подкрепитесь.

Стефан поднес фляжку к губам и сделал хороший глоток.

Водка пронеслась огненным потоком по горлу и дальше и взорвалась в желудке.

— Господи, — выдохнул Стефан. И как только русские пьют такое. Еще пара глотков, и Борису придется заносить его на корабль. — Узнал расписание?

— Узнал. Ближайший корабль отправляется через два часа.

— Нас возьмут? Слуга пожал плечами:

— Если хорошо заплатить… Ничего другого Стефан и не ожидал. Какой капитан откажется от возможности выстелить свое гнездышко парой мягких перышек? Стефан, как правило, осуждал тех, кто поступал так, ведь страдали всегда самые бедные пассажиры. Но сегодня он готов был купить весь чертов корабль и, если понадобится, выбросить всех за борт, чтобы только поскорее выбраться из этой сумасшедшей страны.

— Деньги не важны.

Борис убрал фляжку в карман и сложил руки на груди.

— Значит, вопрос только один: сколько надо взять билетов? — с невинным видом спросил он.

Стефан стиснул зубы, чтобы не взорваться.

— Предлагаю сделку.

— Слушаю. Стефан твердо посмотрел русскому в глаза.

— Я куплю тебе столько водки, сколько ты захочешь, но только с условием, что за все время пути не услышу от тебя имени Софьи.

Борис нахмурился:

— Софья? Я такой не знаю.


Экипаж герцога умчался с бешеной скоростью, а Софья вернулась в сад.

Не хватало только, чтобы кто-то из слуг увидел ее плачущей из-за герцога Хантли. Да и запереть себя в четырех стенах совсем не то, что ей сейчас требовалось. Пусть солнце и ветерок высушат глаза и щеки. Пусть тепло растопит тот лед, что залег под сердцем.

Выбрав для уединения скамейку в глубине сада, Софья дала волю слезам. Ничего, успокаивала она себя, боль стихнет, и печаль пройдет. Всему свое время. Может быть, ей потребуются дни. Может быть, недели.

Или месяцы.

Как ни горько, как ни больно, но выбор она сделала правильный.

Господи. Ничего на свете она не хотела больше, чем стать женой Стефана. Именно женой Стефана, а не герцогиней Хантли. Ей не нужен титул. Не нужно положение в английском обществе. Она просто хотела бы быть с любимым мужчиной. Естественное для каждой женщины желание.

Но Александр Павлович был прав.

Даже если Стефан и согласился бы ради удовлетворения страсти дать ей свое имя, разве смогла бы она жить с ним, не получая любви, внимания и тепла, всего того, чего он не чувствовал? Разве сам Стефан не пожалел бы со временем о том, что взял в супруги нелюбимую?

Нет, она не выдержала бы такой жизни.

И Стефан тоже ее не выдержал бы.

Софья не знала, сколько прошло времени, но слезы в конце концов иссякли, щеки высохли, и она осталась вдвоем со своим горем, утешая себя тем, что вот-вот успокоится, возьмет себя в руки и вернется домой. Как бы там ни было, но из-за того, что Стефан уехал из России, жизнь еще не кончилась.

Ее мать по-прежнему в опасности, и до тех пор, пока они не установят, кому достались письма, эта опасность постоянно будет висеть над ними черной тучей. К тому же есть еще сэр Чарльз. И пока он на свободе, на улицах Санкт-Петербурга ей повсюду будет видеться ловушка.

Софья уже собиралась идти в дом, когда неподалеку хлопнула калитка.

— Петр? — Она поднялась. — Что ты… — Слова застыли на губах, а сердце замерло от страха, когда она узнала того, кто вошел в сад, — невысокого мужчину с рваным шрамом через пол-лица. Того самого, который помогал сэру Чарльзу держать ее в заложницах. — Нет.

Она открыла рот, чтобы закричать, позвать на помощь. По крайней мере, кто-то из слуг обязательно услышал бы и поспешил на помощь. Но человек со шрамом оказался проворнее, и не успела она даже пискнуть, как он зажал ей рот. В другой его руке оказался пистолет.

— Простите, но я не могу позволить вам привлечь внимание к моей скромной особе. — Ледяная улыбка тронула его губы. — Я уберу руку, но помните, что, если вы попытаетесь позвать на помощь, выстрелю без предупреждения.

Дрожа от страха, Софья ждала, когда же страшный человек уберет руку. Даже выбритый и чисто одетый, Иосиф все равно внушал ей ужас. Она нисколько не сомневалась, что он исполнит свое обещание без малейших колебаний.

— Что вы здесь делаете?

— Вас желает видеть мой хозяин. — Иосиф кивком указал на небольшую карету, остановившуюся сбоку от конюшни. Занятая своим горем, Софья даже не заметила подъехавший экипаж. — Проявите благоразумие, и, обещаю, ничего плохого с вами не случится.