— Это не любовь.

— Как будто ты знаешь, что такое любовь, — обречённо проговорил он.

— Знаю. В моей жизни была любовь. Я…

— Никогда, — сорвался он и схватил мой подбородок пальцами, больно сжимая, — никогда не смей упоминать его при мне.

— Отпусти, мне больно, — прошипела я.

— Запомни, Ира, ты моя.

— Я лучше умру.

— И оставишь Германа одного.

Сердце моё дрогнуло. Я надеялась, что Захарий Леонтьевич позаботится о моём сыне.

Гордо выпрямив спину, я сощурила глаза и презрительно посмотрела на Артёма.

— Лучше убей меня, потому что я не буду с тобой.

Он зарычал, и, отпустив меня, толкнул, и я больно ударилась голой спиной об кирпичную стену. Поморщившись, но, не высказав того, что мне больно, я подтянула колени к груди и принялась следить, как Артём ходит из угла в угол, схватившись за голову.

— Как же ты не поймёшь, что мы с тобой пара.

— Это не так.

— Так. Я взял тебя в полнолуние, заявил права, и уверен, что скоро выяснится, что ты ждёт моего ребёнка… нашего ребёнка.

Я побледнела. Только не это. Я не хотела от него ребёнка. Я… Закрыв лицо руками, я сжалась. Нет, я не плакала, я просто отгородилась от него. Не видеть его было легче, но знать, что возможно я забеременела от него — ужасало меня. Это значило, что я предала свою пару, своего сына. Это значило для меня погибель.

Я почувствовала омерзение, когда он прикоснулся ко мне. Артём гладил меня по волосам, что-то шептал, но я не слушала. Я так хотела, чтобы это быстрее закончилось.

— Что тебе ещё от меня надо? — не смотря на него, спросила я. Я боялась услышать ответ, но всё же я должна представлять, что мне ждать.

Он рассмеялся, а потом притянул меня в объятия.

— Мне нужна ты и только ты. Я люблю тебя, и всегда буду любить.

Он принялся целовать меня, но я вертела головой, и вскоре ему это надоело. Артём с размаху отвесил мне пощёчину, а потом впился в мои губы поцелуем.

Слёзы обжигали мои щёки, но я не могла сопротивляться, но также я не отвечала на поцелуй, за что он ещё раз ударил меня. Наверное, моё лицо покрылось синяками, потому что оно жутко болело. Хорошо, что волчья кровь была целительной.

— Неужели так трудно ответить мне? — спросил он, всматриваясь в моё лицо.

— Да, трудно.

Он дёрнулся, будто я ударила его. Что ж, так ему и надо.

— Ты полюбишь меня, — прорычал он, — рано или поздно, но полюбишь.

Я лишь качала головой на его слова. Я полагала, что он снова ударит меня, но нет, Артём пнул ни в чём не повинные вёдра, что стояли у лестницы, и поднялся по ней наверх, оставляя меня одну в полумраке, обнажённую и нацепи.

Стоило мне остаться одной, как я позволила себе расплакаться. Мне было страшно, больно и обидно, я хотела, как в детстве оказаться в нежных и заботливых объятиях мамы, чтобы все мои страхи испарились. Мама… При мысли о ней, мои губы задрожали. Господи, мама. Я вспомнила её. Её нежную улыбку, любящие глаза, то, как она ругала меня, когда я что-то делала не так, и то, как она подбадривала и радовалась за меня, когда у меня что-то получалось. Ох, помню, она… да… она ругалась с отцом, из-за того, что тот не разрешал мне задержаться у друзей подольше. Она всегда отстаивала мои интересы перед отцом, а я защищала её.

Глаза снова наполнились слезами, но уже не теми, я плакала, потому что вспомнила родных мне людей, которых я безумно любила. Я вспомнила и отца, который вечно меня баловал, но иногда был слишком строг. Я вспомнила их, я вспомнила своих родителей, и то, что сейчас они жили в Германии.

Это был мой шанс. Только бы сбежать и забрать Германа, и тогда я могла уехать к ним, скрыться от Артёма, сбежать от своего мучителя.

Дверь открылась, впуская более яркий свет, от которого мне пришлось щуриться. Артём спускался медленной походкой и что-то крутил в руках, я никак не могла понять что, пока он не подошёл ближе. Я вжалась в стену и начала вертеть головой. Я не могла ему позволить накачать себя, чем попала, поэтому, когда он присел на корточки, я толкнула его в грудь и он упал. Я попыталась дотянуться до его шеи, и мне почти удалось, но он дал мне пощёчину. Голова дёрнулась в сторону, а я зашипела от новой боли, а после охнула, так как он вогнал шприц мне в бедро. Не знаю, что там было, но вскоре я начала терять сознание.

В забытье я видела какую-то деревню, лес, озеро и волка, чёрного волка. Я не боялась его, я смело гладило его по шерсти, а он весело вилял хвостом. А когда он лизнул меня, я рассмеялась, но вот только на месте моего волка был мужчина. Его чёрные глаза будто заглядывали мне прямо в душу, а его губы что-то шептали. Он хотел уже было поцеловать меня, как я почувствовала холод и вскрикнула.

Прейдя в сознание, я обняла себя и попыталась сесть, но живот саднило, и я оставила эту затею. Я понимала, что этот мужчина из моего сна был Алексом, моим Алексом, и от этого мне становилось только хуже и тоскливей. Я хотела к нему, я знала, что он защитил бы меня. Но вставал вопрос, на который у меня не было ответа: Где мне его искать?

Так прошло несколько дней моего заключения. Я поняла это, так как Артём приходил то со щетиной, то выбритым. Он приносил мне еды, но я отказывалась, и тогда он насильно запихивал в меня пищу. А когда я выплёвывала, он бил меня по лицу.

В тот день, когда он сделал мне укол, и я более или менее пришла в себя, я поняла, почему живот саднило. Он сделал мне тату. Он сделал надпись, что я принадлежу ему. Он… он заклеймил меня как скотину, и за это я его ещё больше возненавидела. После того дня я с ним не разговаривала, зля его ещё больше.

Не знаю, что сейчас было день или ночь, но Артём не показывался уже несколько часов. С одной стороны я была рада, но с другой… с другой, я боялась, что он нашёл Германа и сделал с ним что-нибудь. Если это случится, я не переживу, не смогу жить и просто удавлюсь этими самыми цепями.

Вот такие невесёлые мысли гуляли в моей голове, когда открылась дверь и на пороге появился незнакомый мне мужчина. Я сразу же признала в нём оборотня. Я хранила молчание, внимательно наблюдая за ним.

Он был немного старше меня, с бритой головой и широкими плечами. Ростом он был, наверное, метр восемьдесят, трудно сказать. Но что я точно знала, так то, что он пришёл за мной.

Когда он возвысился на до мной, и мне пришлось задирать голову, то улыбнулся и присел перед до мной.

— Ну, наконец-то мы тебя нашли.

Я подумала, что мне показалось, но нет, он стал рассматривать мои оковы, а потом и вовсе их сломал, приложив к этому не малое усилие. Когда он поднялся, а я нет, он долго не стал раздумывать, схватил старый плед, которым я укрывалась, и закутал меня. Подняв меня на руки, он широкими шагами пересёк подвал и поднялся вместе со мной наверх.

От яркого света я зажмурилась, но я получило достаточно информации, где Артём держал меня. В том же доме, где мы и жили весь это год. Я слышала других мужчин, он переговаривались и… и собирали оставшиеся мои вещи. Когда из комнаты показался молодой парень с сумкой в руках, он опустил взгляд, когда наши глаза встретились.

— Привет! Не волнуйся, мы отвезём тебя к сыну.

Я перевела взгляд на мужчину, что держал меня на руках. Он тоже старался на меня не смотреть.

— Я правнук Захария, Герман, так что не бойся нас. Мы тебя несколько дней искали, но вот нашли. А этот убл…док… он тебя не тронет больше, девочка, ты в безопасности.

Я дослушала его и, уткнувшись в его широкое плечо, всхлипнула. Я была в безопасности. Мой сын был в безопасности. Этот кошмар закончился. Я рыдала у него на плече, и похоже, смутила своего спасителя.

Когда он вынес меня из дому, я всё ещё плакала и не видела, как двое держат Артёма подальше от меня. Я была поглощена мыслью, что скоро увижу Германа.

* * *

Маша корпела над учебниками в столовой, когда появилась сонная Вика. Девушка показалась в дверях, широко зевая.

— Что, — оторвавшись от учебников, начала Маша, — не дают поспать?

Вика подошла к столу и плюхнулась на ближайший стул от подруги и положила руки на стол.

— Да какой сон с ними. То один, то второй, и всем от меня что-то нужно.

Маша заулыбалась. Она прекрасно понимала девушку, вот только ей доставалось гораздо больше, потому что у неё был Макс и были близняшки, которых скоро нужно будет покормить. Посмотрев на часы, Маша прикинула, сколько у неё ещё есть времени на учёбу. Да уж, не так много, как она бы хотела. Всё-таки дети отнимали уйму времени.

— Кстати, как Кристиано после того инцидента? Я его не видела несколько дней.

— Ну, правильно, ты вся в учёбе, а он… — Вика поморщилась, — жалуется.

— На что? — удивилась Маша.

— Что я его не жалею, вот на что, — махнула рукой Вика и потянулась за стаканом, который стоял около графина с водой. — Как у тебя с учёбой?

Маша скривилась. Раньше было лучше. То есть, ей, конечно, грех жаловаться, она любит и любима, но вот с получением любимой профессии теперь напряжно. Раньше она почти всю себя посвящала учёбе, а теперь…

— Всё так плохо? — поинтересовалась Вика, делая глоток.

— Я ничего не успеваю. Даже не помогло то, что у нас теперь няня.

— Няня, — пренебрежительно произнесла Вика. — Знаешь, она мне не нравится. И тот факт, что она знакомая Кристиано, не делает её лучше.

— Думаешь, у них что-то было?

— Он клянётся, что нет.

— Ты веришь?

Теперь пришло время Вики скривиться, чем вызвала хохот у Маши. Да уж, похоже, подруга не доверяла своему волку, но это и понятно. Маша помнила о том, что рассказывала им Катя про их волков, и Кристиано с Джо не отличались застенчивостью и целомудрием, оба бабники, каких свет не видывал.

— Дело не в том, что я верю, а в том… — Вика не закончила, потому что показалась в дверях Катя, а следом за ней влетела Лена, будто ужаленная.

— Девочки, я попала! — вскрикнула Лена и начала ходить туда-сюда.

Катя присела рядом с Викой и переглянулась с девчонками.

— И что у тебя случилось? — продолжая зевать, поинтересовалась Вика, но теперь положив голову Кате на плечо. — Ой, как удобно.

— Я… — запнулась Лена, краснея, — похоже, я беременна.

Девочки замерли и уставились на Лену с открытыми ртами.

— Как… как беременна? — спросила Катя, не веря своим ушам.

— Как-как… — обиделась Лена, — а ты будто не знаешь, как беременеют.

— Знаю, но…

— Вы что не предохранялись в полнолуние? — выгнув бровь и закрыв учебник, спросила Маша.

— Ну-у-у… Джо, он проказник. Да и мы никогда не используем защиту. Мы же можем забеременеть только в полнолуние. А это полнолуние прошло у нас… так скажем, на ура.

— Ой, только без подробностей, — застонала Вика. — Мы и так знаем больше, чем нам хотелось бы.

Лена закатила глаза.

— Вот давай не будем. Я хорошо знаю, как вы с Кристиано развлекаетесь.

— Чего?! — воскликнула девушка, вся её сонливость куда-то делась. — Ты это о чём?

— Тебе что пример привести?

— Ой, не надо, — взмолилась Маша. — Я же готовлюсь к экзаменам.

— Да и ты тоже не ангел, — не унималась Лена. — И Катя, и… Ладно, о мёртвых либо хорошо, либо никак. Извините. Просто я немного в шоке. Я не рассчитывала на скорую беременность.

— Боишься реакции Джо? — спросила Катя, которая поглаживала Вику по плечу, чтобы та успокоилась.

— Да. А что если он не захочет ребёнка?

— Захочет. Ты же видела, как он обожает Еву, так что не стоит волноваться, — попыталась успокоить её Маша, и отодвинула учебники подальше, так как видимо ей не судьба сегодня выучить ещё парочку параграфов по биоорганической химии.

— Думаешь?

— Да, — уверила её Маша и закатила глаза, когда в столовой показалась их няня.

— Доброе утро! — поздоровалась с ними девушка.

Девушки в ответ что-то промямли, каждый своё. Когда Таня села напротив Вики и Кати, и улыбнулась им, вот только девушки никак не отреагировали на её дружелюбие.

— Что-то не так? — поинтересовалась Таня, и Маша закатила глаза, потому что реально было много чего не так. Во-первых, они все уже знали, что их няня положила глаз на Алекса, и они были против этого, как бы эгоистично это не казалось. Во-вторых, лично Маше она сама по себе не нравилась. Эта няня любила поспорить, утверждая, что она лучше знает, потому что работала одно время нянечкой в яслях, да и любую критику принимала в штыки. В общем, с этой няней было весьма весело.

— А должно было быть что-то не так? — съязвила Вика.

Маша видела, как подругу корёжило от самого вида няни. Ну что сказать, не возлюбила она девушку, да и никто из них её не любил, хоть она и пробыла в доме совсем ничего. Правильно говорят, что наглость второе счастье — это можно было и сказать про Таню.