После разговора остался тяжелый осадок, хотелось в словах товарища найти неправоту или даже предвзятость — не получалось.

Анжела постоянно устраивала скандалы — по ее мнению, он не был к ней так внимателен, как раньше. А откуда ему взяться, этому вниманию? Однажды ему в голову пришла гениальная по своей простоте мысль — да ведь он сам, по своему желанию убил любовь! Два месяца мучился нестерпимо и сознательно эту любовь уничтожал, чтобы она оставила его, дала свободно дышать и жить! И теперь, когда Анжела к нему вернулась, он эту любовь уже прикончил — оставалось только достойно похоронить. Все! Все! То, что он пытался вернуть прошлое, было вовсе не проявлением любви, а обычной ностальгией, когда человек, вспоминая прошедший день, сознательно забывает плохое, а хорошее помнит. Так и получается, что трава была зеленее, а небо голубее…

Сам не зная как, Слава во время очередной телефонной беседы с Анжелой ляпнул ей, что уезжает в командировку. Хотелось спокойно посмотреть кино, в бассейн сходить, поиграть с ребятами в баскетбол, без всех этих душераздирающих выяснений отношений — кто кого обидел, подставил, отпустил, запустил и подвел.

На некоторое время вздохнул свободно.

Как-то на службе, торопясь передать документы в другой отдел, Слава в коридоре столкнулся с Лизой. Ему показалась, что у той на щеках вспыхнул румянец.

— Какими судьбами? — удивился он.

— К братику заскочила. Как твои дела?

— Нормально. Кстати, хорошо выглядишь.

— А ты — просто отлично… Ну что молчишь, говори что-нибудь!

— А… Что говорить?

— Ну, например, Лиза, я так рад, что тебя вижу, я давно собирался тебе позвонить и пригласить куда-нибудь, да стеснялся, но благодаря этой неожиданной встрече у меня появилась возможность сказать, что все время после нашего последнего свидания я хотел увидеть тебя…

— Ты шутишь, а я ведь и вправду хотел…

— Да неужели? — явно обрадовалась она.

— Да. Думал позвонить. Например, сегодня ночью.

Лиза засмеялась, хлопнула его рукой по плечу:

— Котяра!.. — и пошла к лестнице. Неожиданно повернулась и крикнула: — Позвони мне, кабальеро!

Но со звонком Слава решил повременить — не хотелось одновременно крутить два романа. Вскоре он должен был «вернуться из командировки». Разговора, будет ли Анжела продолжать учебу в Америке, у них пока не было, но оба понимали, что это случится неизбежно. Шло время. Они изредка встречались, и она сообщила о дате отъезда. В этот раз Анжела настаивала, чтобы Слава ее проводил в аэропорт, но он отказался — не видел смысла в лишних соплях.

Когда он понял, что она действительно улетела, ему стало хорошо и спокойно.

Через три дня в ящике на mail.ru он нашел ее письмо — по сравнению с прежними просто огромное. Тут было все — и «ты имел полное право возненавидеть меня», и «делай, что хочешь, только позволь мне по возвращении быть рядом с тобой», и «когда ты сказал, что не поедешь в аэропорт меня провожать, я поняла, что это — все», и разное другое. Пока он собирался ответить, пришло второе послание, примерно такого же содержания. Когда появилось третье, он подумал и… удалил, не читая. Ее звонки на мобильный сбрасывал.

Лиза отдыхала с подругами в Италии, приехала шоколадная от загара. Слава предложил пойти в кафе, но они отправились к ней домой, пили вино, и после в постели она взяла инициативу в свои руки: «Подожди, дай мне самой потащиться…»

Характер у нее был сложный, она старалась доминировать во всем. Уже через неделю, наорав друг на друга, они расстались «навсегда», но на следующий день опять спали вместе. Маршрут Пресня — Крылатское был изучен, как пять пальцев. В его шкафу «на всякий случай» висели Лизины вещи, в ее — обязательные Славины джинсы, чистые футболки и рубашки. На каком-то корпоративном празднике, куда Лиза пришла уже не в качестве двоюродной сестры своего брата, а как Славина подруга, она заметила, что Слава, выпив лишнего, чересчур увлеченно болтает с какой-то красавицей. Она утащила его в сторонку и свирепо пообещала оторвать член, а ей — выдрать волосы. В Correas она вдруг, отодвинув тарелку, с горечью произнесла:

— Славик, ну какой же ты дебил!

— Почему? — поперхнулся тот.

— Ну что тебе стоит сказать: «Лиза, мы взрослые люди, я вижу, ты устала кататься туда-сюда. Мне без тебя скучно, давай жить вместе!» Ну почему я всегда тебя направляю в нужное русло и все подсказываю?

— Лиза! — Он нарочно нахмурился. — Мне надоело кататься туда-сюда. Давай жить у тебя.

— Делов-то! — заулыбалась Лиза.

Она познакомила его с родителями, пригласив для первого раза своего двоюродного братца, коллегу Славика. Мать осторожничала, папа, весьма солидного вида, хлопнув принесенный Славой коньяк, вежливо намекнул — если что не так, то… Слава согласно кивнул.

Совместная жизнь оказалась обремененной множеством обязательств, в частности, постоянным посещением многочисленных родственников, подруг и приятелей. Свободно нельзя было и шагу шагнуть. Крепкие спиртные напитки были исключены. На вино Слава уже просто не мог смотреть. Ссорились еженедельно, если не чаще. Вскоре он пожалел, что не оставил себе на всякий случай съемную квартиру. После очередного «у всех люди, как люди, а у меня…» он плюнул, встал и ушел. Неделю в беспробудном пьянстве провел у земляка, пока ему подыскивали квартиру. Район, где они жили с Лизой, ему очень нравился, Слава решил здесь и остаться. По поводу цены найденной квартиры не торговался. Лиза иногда звонила, была шелковая. Однажды, добираясь с работы на такси, оказался у ее дома. «Судьба!» — подумал он и позвонил в ее дверь. Ничего друг другу не объясняя, не доказывая и ни в чем не обвиняя, завалились в постель. Отметив, что ежедневно смотреть на «морды» друг друга тяжело, решили «встречаться». Друзья крутили пальцами у виска. Времени он у нее проводил больше, чем у себя, но периодически «сваливал». Лиза у него в квартире нашла банку из-под кока-колы со следами губной помады. Уверения, что заезжал товарищ с подругой, не подействовали, и две недели Слава ее не видел. На работе к нему подошел ее брат и отчитал: «Что ты с бедной Лизой делаешь, ревет каждый день, смотреть на нее страшно». Слава купил цветы и поехал мириться.

Скоро они опять сошлись, но съемную квартиру он оставил, и она об этом знала. Квартира была «сдерживающим фактором», как ядерное оружие у стран-антагонистов.

На следующий год летом Слава случайно встретил однокурсника Анжелы, и тот рассказал, что она прилетала на каникулы, сильно растолстела, что постоянно вставляет жаргонные словечки на английском, а fuck у нее вообще в каждой фразе. Мамаша вышла замуж за инженера, и живут они в его доме. Мать преподает, Анжела учится и подрабатывает, чтобы иметь карманные деньги.

Вечером он ужинал дома с Лизой, и когда она вышла из кухни поболтать с подругой по телефону, достал из заначки бутылку водки, налил в чайную чашку и выпил. Чашку ополоснул под струей воды и поставил на место. Но не «схватило». Вновь достал бутылку, тут зашла Лиза.

— Что ты делаешь? — шипя от злости, спросила она.

— Поминаю, — ответил он.

— Кто-то умер? — Лиза испуганно схватилась за сердце.

— Да.

— Кто?

— Ты не знаешь.

— Ну ладно, — замялась она. — Пойду телевизор посмотрю.

Кто же умер в этот день? Умер он, Слава, но не нынешний, а тот, молодой, беззаботный, веселый, живущий на одну стипендию и не имеющий никаких обязательств. Слава, который горячо любил и был любимым… И кораблик с джаз-бендом по Москве-реке теперь не ходит, и дешевая грузинская забегаловка превратилась в дорогущий ресторан… И кого раньше волновали пробки, если передвигаться все равно приходилось на метро?.. Провести хорошо выходные — это поехать с Анжелой и Настей в Коломенское, прихватить «Зубровку» и пластиковые стаканчики, посидеть на крутом склоне, полюбоваться на маленькие кораблики вдалеке и дышать раннеосенним воздухом, а не ехать в Moscow Country Club, якобы из душного города. А как зимой радовались они батарее в ее подъезде, к которой, прибежав с мороза, поочередно прислонялись попами во время поцелуев! Как, лежа в сухой листве, целовались в маленьком овраге на Воробьевых горах, как целовались в троллейбусе и между гаражами! Как стучали в дверь общаги соседи по комнате, намекая, что пора заканчивать… Все проходит.

Видимо, правда — раньше трава была зеленее, а небо — голубее.

Все проходит…

Правда с кулаками

В этой жизни доброжелатели всегда найдутся. В самый неподходящий момент возникает человек, считающий, что именно ему известны правила поведения, и постоянно вмешивается, чтобы все было «как надо».

Серега Леший гнал по Третьему кольцу, не разбирая дороги. Он не был дорожным хулиганом, просто сегодня злился, как никогда, к тому же было темно, как известно где и у кого, а мокрый снег залеплял стекло. Мелькающие перед глазами «дворники», работая на износ, все равно не успевали его счищать, да и разметку черта с два разберешь. Леший спешил, вдавливал в пол чувствительную педальку газа, и благодарный двигатель, привыкший к московским пробкам и работающий в рваном режиме «дыр-пыр», радовался, что, наконец, вспомнили о его трех литрах и шести цилиндрах, и разгонял тяжелое авто как ракету. «Сейчас какой-нибудь дедушка на «копейке» поднимется с набережной, — подумал Сергей, — не поглядит налево, и мы с ним, уже на одной скорости, отправимся — я под землю, а он на небо. Надо придержать лошадей».

Двести сорок две лошадиные силы послушно замедлили бег.

«Сука, сука, тридцать три раза сука!..» — иногда рычал Серега и бил ладонью о руль. Суку, то есть девушку, звали Диана. Они встречались четыре месяца, и все это время голова Сереги шла кругом — красота Дианы, ум, отзывчивость, внимание к его проблемам, а особенно сиськи сводили его с ума. О, сиськи! О, ну эти сиськи! За свои двадцать восемь лет он впервые встретил такие грудь, попу, ноги и все остальное. Серегу Алешина, которого за фамилию, но также за крутой нрав и взрывной характер друзья прозвали Лешим, Диана в пику им называла Лешиком, но чаще — котенком. Да, такой своеобразный котенок с немигающим стальным взглядом, квадратной челюстью, стриженный наголо и состоящий из восьмидесяти двух килограммов сплошных мускулов. Правда, при ней это чудище лесное, болотное превращалось в мягкое, пушистое создание и стелилось ковриком, чтобы ей было удобно ступать изящными ножками.

Сегодня об этот коврик вытерли сапоги. Где-то на улице ноги, обутые в сапожки, вступили в собачье дерьмо. Это был большой пес, не иначе водолаз, дерьма оказалось много, и все оно теперь осталось на коврике.

Леший вынужденно притормозил — менты в антидождевых плащиках «семафорили» подручными средствами. Двое у заграждения справа доездились — у одного вздыбился гармошкой капот, а фары, не говоря о бампере, просто отсутствовали, у второго лопнули стойки, и одна дверца валялась на мокром асфальте. Вокруг были разбросаны мелкие обломки. «Бедные ребята… А ты-то сам куда летишь, дурак? Спокойнее, спокойнее, успеем, обязательно успеем…» — сказал Серега самому себе.

Уже недели две, а то и три они с Дианой стали гораздо меньше времени проводить вместе. То, что раньше общению не мешало — учеба в университете и встречи с мамой и подругами, — вдруг приобрело та-а-акую значимость… У него вот тоже работы — выше крыши, но он везде успевает…

А сейчас все и выяснилось… Позвонил некий «друг», доброжелатель, так сказать, и спросил:

— Ты что, слепой, совсем ничего не видишь?

Блин, как же это произошло? Нет, ну почему сама не позвонила — прийти лично, конечно, побоялась бы. Сказала бы — так и так, ты мне не подходишь, у меня другой… Разве стал бы он ее выслеживать, искать встречи, объясняться? Ну уж нет, не такой он человек. Да, было бы больно, но он сохранил эту боль в себе, а ей бы сказал: «Пошла ты туда-то…» и вычеркнул из жизни. А что сейчас? Позвонил дебил, сказал:

— Я в клубе «N», тут твоя Дианка с девками…

Да знаем, знаем, Светка и Дашка, однокурсницы, лучшие подруги, шлюшки завистливые!

— …и тремя пацанами зажигают. Я тебе скажу, упакованы пацаны по полной, зашибись упакованы. Реально с нереальными бабками! Пьют че-то непонятное, ну, крутые, короче… И Дианка с одним из них так зажимается, ну, в открытую, типа, это любовь у них, трандец-мандец, нешутейная. Я так смотрю — ща под стол ему минет полезет делать. Ты не ори, бля буду, минет. Ну я те друг, я честно все говорю. Ну я в непонятках, а моя мне — да они тут постоянно ошиваются, ты че? Я — а почему молчала?! А она — я в чужую жизнь никогда не лезу, хуже нет, как языки попусту чесать. Я — бля, какой нам Леший чужой, ты че? Ну и выбежал те в коридор звонить…

Серега тут и вылетел из квартиры в чем был — футболке да джинсах, куртку только накинул. Теперь, наверное, в клубе хренов фэйс-контроль не пройдешь… Леший знал клуб «N», был там пару раз, но не любил его — чересчур помпезный. Не то чтобы денег жалко, но там такая публика собиралась… У него самого с ребятами имелся автосервис. Не крутой, не в системе, но был круг постоянных клиентов, ездящих на иномарках, которые вроде еще ничего, но в фирменные сервисы отправлять их действительно дорого. Плюс вкалывали они с утра до вечера — так что бедным он не был, но так швыряться деньгами, как тамошние посетители!..