– Конечно. Тренера хорошего найти сейчас очень непросто. – Тропилин хихикнул. – Это я шучу. Меня ситуация наповал сразила. Сразу представил, как я с рогами своими ветвистыми за мячиком скачу. Козликом.

Вера тут же представила олигарха Ивана Тропилина в белых спортивных шортиках, с ракеткой и рогами, не удержалась и тоже захихикала.

– Вот именно. И я о том же. – Тропилин горестно вздохнул и подпер щеку рукой.

– А моя померла. – Ашраф залпом выпил бокал вина. – Чай-то пить будем? Чего мы все вино, да вино. Оно хоть и крю, а не забирает. Только плакать с него хочется, да себя жалеть.

Вера и Тропилин ошарашено посмотрели на Ашрафа.

– Как померла?

– Так. Взяла и померла. Я вот думаю, лучше б с теннисистом каким закрутила. Или не лучше? – Ашраф тоже подпер щеку рукой, и Вера подумала, что с вином действительно пора завязывать. Эдак дело может водкой закончится. У каждого, как оказалось, есть о чем под водочку пострадать.

– А я вот думаю, лучше б моя зараза померла, чем с теннисистом! – Тропилин стукнул кулаком по столу.

– А мой муж с бабой в Париж улетел, мне сказал, что в Китай в командировку, – ни с того ни с сего ляпнула Вера. Сама себе удивилась. Ведь минуту назад хотела уже это мероприятие прикрыть. И уж тем более совершенно не собиралась делиться в сущности с незнакомыми людьми проблемами своей личной жизни. Наверное, это вино так подействовало. Прав Ашраф. Уж больно захотелось себя пожалеть.

– Не может быть! – хором сказали Ашраф и Тропилин, уставившись на Веру.

Вера наслаждалась произведенным эффектом. Про то, как она выглядела, когда Сельдерей в Париж наладился, она решила не говорить. И про пластику, после которой решила от мужа уйти, тоже утаила.

– Да! Это дело требует не чая, а чего покрепче, – сказал Ашраф. Как будто Верины мысли прочитал.

– Я мигом. – Тропилин вскочил со стула.

– Садись, у нас все есть. Один момент. – Ашраф нырнул куда-то под кухонный стол и достал оттуда бутылку водки.

– Волшебник, – с восторгом отметил Тропилин.

– Я раб лампы. – Довольный Ашраф водрузил бутылку посередине стола.

– И почему я это все терплю? – удивилась Вера, вставая. – Ашраф, а где у нас стопки.

– Там, в буфете наверху. – Ашраф махнул рукой в сторону кухонного пенала. – А внизу консервы разные. Закуска. Не «Наполеоном» же водку закусывать будем.

Вера нашла стопки и поставила их на стол. В нижнем отделении пенала ее глазам предстала удивительная картина. Полки просто ломились под консервами.

– Я купила Колондайк, – прошептала Вера самой себе. Она достала банку с солеными огурцами и банку с анчоусами. – Вот только хлеба нету, – сказала она Ашрафу.

– Там слева смотри, сухари финские с чесноком. Очень вкусные.

Тут Вера заметила слева на полке пачки с разнообразными сухарями.

– Откуда все это? – спросила Вера.

– Так бывший хозяин приезжал с друзьями Новый год встречать. Много разной еды осталось, я и прибрал.

– Да вы Ашраф, добрый ангел, – восхищенно заметил Тропилин.

– Я ж говорю. Раб лампы. – Ашраф открыл бутылку.

Вера выложила закуску на тарелки, достала из кухонного стола вилки. Она уже немного освоилась на этой кухне.

– Ты лучше скажи, Вера Алексеевна, как клинику-то свою назовешь? – спросил Ашраф, разливая водку.

– Не знаю. Подруги мои предлагают «Вера», а мне не очень нравится.

– Да, как-то уж больно пафосно, – согласился Тропилин. – Ну, и нескромно.

– Я вот думала, может «Вечная молодость»?

– Хорошее название.

– «Новая жизнь»! – Ашраф стукнул ладонью по столу. – Реабилитация к новой жизни. За это и выпьем.

– Точно, – обрадовалась Вера. Название было очень подходящим. – Ашраф, какой же ты все-таки умный!

– Как главврач, – согласился Ашраф. – Или как маламут.

Чокнулись. Выпили.

– Постой, маламут! – Тропилин вдруг наморщил лоб. – Что-то мне это название напоминает. Где-то я его слышал.

– Да, мало ли, – Ашраф махнул рукой.

– Вспомнил! – Тропилин как-то очень зловеще ухмыльнулся. – Клиника для реабилитации наркоманов. Недавно по радио слышал. Так и называется «Новая жизнь». Там еще какие-то незадачи у них. Шахер-махер и все такое прочее. Маски-шоу с выемкой документов.

– Какой кошмар! – Вера представила этот шахер-махер и сопутствующих ему сотрудников полиции в шапках на затылках, аж руки к груди прижала.

– Да, – согласился Ашраф. – Тогда такое название для нашей клиники категорически не годится. Надо синоним подобрать.

За столом воцарилось молчание, лица всех присутствующих выражали напряженную умственную работу.

– Придумал, – радостно доложил Тропилин. – «Перезагрузка»!

– Сказал тоже, – Ашраф махнул рукой, – как Барак Обама, не в бровь, а в глаз. Нет, название должно быть женское. Для женщин притягательное.

– Выходит, что все-таки остается «Вечная молодость»? – Вера в принципе была уже согласна на любое название. Лишь бы без шахера-махера. А кроме того, уж очень хорошо ей было на большой, но уютной кухне в компании этой группы товарищей.

– Решено. – Ашраф рубанул рукой, как Чапаев. – Что может быть притягательнее для женщины, чем вечная молодость?

– За сказанное. – Тропилин наполнил присутствующим стопки. – За «Вечную молодость»!

– За нее, – согласилась Вера и залпом выпила налитое, после чего икнула и весело рассмеялась.

* * *

– Феденька, а чем же вы занимаетесь? – предельно вежливо поинтересовалась Эльвира Викентьевна, наблюдая, как Федя Моргунов поедает шашлыки. – Я имею в виду карьеру или бизнес.

Видимо называть Федьку на «ты», как в детстве, Эльвира Викентьевна не решалась. Уж больно не похож был этот детина на робкого маленького Феденьку с печальными голубыми глазами.

– В кино снимаюсь, Эльвира Викентьевна, – с набитым ртом возвестил Моргунов.

– Да что вы говорите! И в каких же фильмах? Вот помню, актер был, кстати, тоже Моргунов, так он все больше хулиганов и тунеядцев играл. – Если бы Эльвира Викентьевна удержалась от этой колкости, Шура бы очень удивилась.

– Между прочим, хорошо играл, – вставил Пьетрофич.

– Я все больше каскадером, – пояснил Федя. – Правда, иногда в эпизодах снимаюсь. Драки там разные. Сейчас вот недавно съемки в сериале закончились. Я там бандита играл. Роль не главная, но уже не эпизодическая.

– Второстепенная, – многозначительно заметила Эльвира Викентьевна.

– А чего бандита? – спросил Пьетрофич.

– Так фактура у меня такая. Бандитская. – Засмеялся Федька.

– Не скажи, – не согласился Пьетрофич. – Бандиты они все под ноль бритые. Вон, почти как наша Шурка.

– Шурик не под ноль! Она ежиком. – Федька погладил Шуру по стриженому затылку. – А бандиты под ноль бритые – это раньше было, сейчас всякие разные. Но если бы режиссер сказал, пришлось бы волосы срезать. Жалко, конечно, но для роли бы срезал.

– Не жалей. Говорят, волос длинный – ум короткий! – сказал Пьетрофич.

– Думаете, подстригусь – поумнею сразу?

– Непременно!

«Нет! Ну чего они на него накинулись!» – думала Шура. – «Добро б еще только дорогая мамочка, ей никто не нравится в принципе, но Пьетрофич! Он-то что? Или совсем уже под матушкиным каблуком свое мнение растерял?»

– А платят хорошо? – продолжила допрос Эльвира Викентьевна.

– Хватает.

– Я слышал, что актеры сейчас хорошо зарабатывают. Особенно в сериалах, – добавил Пьетрофич. Наверное, понял, что хватит на парня нападать.

– Это московские. – Эльвира Викентьевна поджала губы. – А вы на актера выучились уже, или только планируете?

– Выучился. Говорят, я перспективный, меня камера любит, – невозмутимо доложил Федька. И эта его невозмутимость напомнила Шуре невозмутимость её собственного кота.

– То есть, вы не театральный актер? – гнула свое Эльвира Викентьевна.

– Нет, Эльвира Викентьевна, не театральный. В театре драк как-то мало, да и каскадеры не нужны.

Шура видела, что Федька с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Про бандитов, опять же, пьес театральных почему-то в природе не существует.

– А почему вы в каске ездите на мотоцикле? Вы, что за фашистов? – Похоже, теперь Эльвира Викентьевна решила переключиться на Федькину одежду.

– Нет, просто каска красивая. Она времен первой мировой войны, когда фашистов еще не было. Потом такие каски использовались финнами во второй мировой. Финны вроде тоже в фашизме особо замечены не были.

– Они были союзниками фашистской Германии! – с пафосом произнесла Эльвира Викентьевна.

Шуре стало неудобно перед Федькой и захотелось спрятаться под стол.

– Гаф, гаф, гаф! – визгливо поддержала Эльвиру Викентьевну Сюсенька, со стороны бассейна. Приближаться к столу она опасалась, так как на коленях у Моргунова устроился кот Фёдор, который одним глазом отслеживал Сюсенькины телодвижения.

– Нет, Эльвира Викентьевна, я не фашист, не нацист, не алкаш и не наркоман. И даже не гомосексуалист! Не беспокойтесь. Спасибо вам за шашлык. Очень вкусно. Я, пожалуй, поеду. – Федька снял с колен кота Фёдора и передал его Шуре. Фёдор недовольно скрипнул.

– Я тебя провожу. – Встрепенулась Шура.

– До свидания. – Федька встал, кивнул Эльвире Викентьевне и пожал руку, подскочившему вслед Пьетрофичу.

– Ну, бывай. Если чего не так сказали, не обижайся. Мы люди пожилые, с тараканами. – Пьетрофич пожал Федьке руку и похлопал его по плечу.

– Ну что вы! За что мне обижаться? Все в порядке. – Федька еще раз кивнул Эльвире Викентьевне и пошел в сторону мотоцикла. Шура кинулась следом, прижимая к себе кота Фёдора.

Федька нацепил свои замысловатые штаны, скинул шлепанцы и стал надевать сапоги-сандалии.

– Федька, правда, ты не обиделся? Не знаю, что за муха их укусила.

– Брось, Шурик! Это они от шока, – добродушно заметил Федька.

– Какого шока?

– Не каждый раз к людям в дом вламывается звезда экрана.

Шура захихикала. Наконец, Федька справился с многочисленными ремнями на своих странных ботах и выпрямился.

– А ты, правда, звезда экрана?

– Пока нет. Но буду обязательно. И еще этим, как его? Секс-символом!

– Я тебе верю. Только не зазнавайся, ладно?

– Не получится. – Федька замотал головой. – Я бы тебя сейчас, конечно, поцеловал на прощанье, чтобы тебе потом было, что вспомнить и внукам рассказать, но, боюсь, ты меня портфелем шарахнешь.

– Не бойся. Видишь, у меня руки котом заняты.

– Спасибо, Фёдор, – сказал Федька коту и поцеловал Шуру.

И, странное дело, Шуре захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Как будто током ее шандарахнуло. И еще Шура подумала, что никогда в жизни не стала бы вот так с бухты-барахты целоваться с этим здоровенным бородатым мужиком, если бы не знала его с детства, как облупленного. И с другой стороны, если бы Федька Моргунов не вырос вдруг в здоровенного детину, да еще с бородой, она бы с ним тоже ни за что целоваться бы не стала. Такая вот коллизия!

– Телефон-то свой мне дашь? Или опять встретимся случайно лет через десять? – Федькин голос вырвал Шуру из оцепенения.

Она продиктовала номер, а Федька записал его в свой мобильник.

– Ну все! Не скучай без меня!

– Не получится. – Шура стояла столбом и смотрела, как Федька надел куртку, нацепил свой шлем с рогами и умчался в теплую июньскую белую ночь.

Когда она вернулась к столу, там уже вертелась осмелевшая Сюсенька. Шура испытывала большое желание уж если не убить Эльвиру Викентьевну, то стукнуть чем-нибудь тяжелым обязательно. На Пьетрофича Шура не злилась. Что с него взять? Он инструмент. Можно сказать марионетка. А вот кулацкого подпевалу Сюсеньку можно было бы и вовсе прибить! Мало того, что поговорить толком с Федькой не дали, так еще и допрос с пристрастием устроили.

– Ну, и зачем тебе этот Жигурда? – язвительно поинтересовалась Эльвира Викентьевна. Сюсенька уловила язвительность в голосе хозяйки и добавила к ней немного визгу.

– Эля! Ну, зачем ты так! Ты ж его толком не знаешь, а вдруг он хороший парень вырос? – вступился за Федьку Пьетрофич.

– Вырос-то он вырос! Это я насчет Джигурды еще ему комплимент сделала! Актер он, видите ли! В кино снимается! А такие дуры, как наша, – Эльвира Викентьевна кивнула в сторону Шуры. – Уши развесят, а потом матерями-одиночками всю жизнь болтаются.

– Неграмотные что ли? Про противозачаточные средства никогда не слышали? – решила уточнить Шура.

– Кто? – не поняла Эльвира Викентьевна.

– Дуры эти, матери-одиночки которые.

– Нет! Они, видишь ли, от любви сами не свои делаются.

– Тогда понятно. – Шура вспомнила про то, что еще недавно она сама подумывала стать матерью-одиночкой. Действительно сама не своя от любви к Кирсанову была. Она спустила кота на землю и полезла в сумку за сигаретами.

Кот Фёдор заорал свое боевое «Мррр-э-о!» и кинулся к Сюсеньке, та заверещала и со всех ног рванула к бассейну.