И чего тут удивляться, что после этого он встретил Оксану Григорьевну? Все там же. В самолете по пути из Москвы. Оксана Григорьевна от Наты отличалась коренным образом, хотя тоже знала разные умные слова и носила строгие деловые костюмы. Во-первых, Оксана Григорьевна была ровесницей Дмитрия Ивановича и никаких иллюзий насчет замужества уже не питала, во-вторых, Оксана Григорьевна была женщиной красивой и определенно знала себе цену. Особенно природе удались её глаза и стройные ноги. Глаза Оксаны Григорьевны были ярко-зеленого цвета. Таких особых глаз Дмитрий Иванович на своем жизненном пути еще не встречал, ну, если, конечно, не брать в расчет Верины васильковые или хрустальные, как у Наты. Основным же достоинством Оксаны Григорьевны была её финансовая самостоятельность и наличие огромной ухоженной квартиры с домработницей. Домработница Оксаны Григорьевны была ничем не хуже бывшей собственной домработницы Дмитрия Ивановича, и он опять стал ходить в наглаженных рубашках, спать на белоснежных простынях и питаться вкусной и здоровой пищей. Оксана Григорьевна знала всё о своем возрасте и боролась со старостью изо всех сил. Она была совсем не расплывшаяся, не седая и не морщинистая, хотя временами и весьма язвительная. По утрам она делала зарядку, а вечером после работы посещала тренажерный зал. Туда же она увлекла и Дмитрия Ивановича. Поначалу он пыхтел и сопротивлялся, но со временем втянулся и гордился своими достижениями на весах.

Оксана Григорьевна руководила вполне себе приличным бизнесом и совершенно естественным образом постепенно стала руководить Дмитрием Ивановичем. Теперь каждое утро ему говорили, какую рубашку и с каким галстуком он должен надеть, что и в каком количестве он должен съесть, и кому и когда он должен не забыть позвонить. Днем Оксана Григорьевна звонила Дмитрию Ивановичу в офис, требовала отчета о его делах и давала ему ценные указания. Потом к этим отчетам она как-то само собой подключила и его секретаршу. Вечером Дмитрий Иванович трясся на беговой дорожке рядом с Оксаной Григорьевной, потом получал свою порцию здоровой и полезной пищи и ложился спать. Секса, несмотря на его знаменитую потенцию, Сельдерею почему-то уже не хотелось. По субботам Дмитрий Иванович выгуливался Оксаной Григорьевной в свет. В филармонию или на вернисаж или на какой-нибудь прием по случаю открытия чего-то там необычайно важного или премьеры чего-то невообразимо скучного. Эти приемы обычно устраивали многочисленные друзья и знакомые Оксаны Григорьевны, ведь Оксана Григорьевна была не просто руководителем своего бизнеса, она была еще и светской дамой. Приемы эти были чрезвычайно чопорные, пафосные и фальшивые. На фуршетах обычно кормили какой-то невообразимой дрянью и поили шампанским. От шампанского Дмитрия Ивановича пучило. Все это очень его напрягало, ведь в субботу ему хотелось пива с сухариками и на футбол. Однако о своих желаниях Дмитрий Иванович предпочитал помалкивать и понуро следовал за Оксаной Григорьевной, переживая за еще один убитый вечер в надежде, что друзья эти у Оксаны Григорьевны вот-вот закончатся и приемам наступит конец. Но приемы никак не заканчивались, и у Дмитрия Ивановича создалось впечатление, что Оксана Григорьевна дружит со всем городом. Дружила Оксана Григорьевна всегда с размахом и обязательно с выгодой для себя. Причем своими друзьями она тоже руководила легко и непринужденно.

Когда Дмитрий Иванович попытался однажды прогулять вечернюю тренировку под предлогом недомогания, Оксана Григорьевна очень расстроилась и отчитала его. Вранье Оксана Григорьевна чуяла моментально, как шеф гестапо Мюллер советского разведчика. Дмитрию Ивановичу было очень стыдно, а прогуливать тренировки расхотелось, чтобы не расстраивать Оксану Григорьевну. Она ему хорошо объяснила, что изо всех сил заботится о нем, как может. И он это усвоил. У каждого свои представления о том, что такое забота о ближнем. У Оксаны Григорьевны вот такие.

Ведь именно забота о ближнем и его капиталах двигала Оксаной Григорьевной, когда она велела Дмитрию Ивановичу утаить от Веры часть дивидендов. Дмитрий Иванович, конечно, послушался. Он вообще теперь был очень послушным. Правда, несмотря на здоровый образ жизни, сердце Дмитрия Ивановича в последнее время начало слегка пошаливать, и он опять стал задумываться о таблетке от старости.

Однажды ночью он проснулся рядом с похрапывающей Оксаной Григорьевной и понял, что крепко связан ею по рукам и ногам. В переносном смысле, конечно. Оксана Григорьевна своей заботой не оставила ему ни единой степени свободы. И Дмитрий Иванович решил, что пора делать ноги. Наутро он сделал вид, что уехал на работу, потом вернулся, собрал свои вещи и дал деру. Первым делом, оказавшись на свободе, он уволил секретаршу. Понял, что не сможет так же хорошо руководить ею, как это делала Оксана Григорьевна.

Утаивание от Веры части дивидендов привело к очередному конфузу. Вера явилась к нему в офис в сопровождении толстой веселой тетки по имени Тамара Федоровна, которая потребовала предъявить ей внутреннюю отчетность.

– Это же конфиденциальная информация, – смело заявил Дмитрий Иванович. Не собирался он этой тетке ничего показывать.

– Опаньки! А какие у нас могут быть секреты от партнера, владеющего половиной бизнеса? – законно удивилась тетка.

– Дмитрий Иванович, покажи-ка нам документы по-хорошему, – потребовала Вера. – Иначе будет тут у тебя ревизия по полной программе!

Вера со времени развода похорошела еще больше. Загорела и посвежела, а кроме того была одета в светло-бежевый льняной костюм и туфли на высоких каблуках.

«Как раньше!» – горестно подумал Дмитрий Иванович и тяжело вздохнул. А еще он понял, что сопротивляться бессмысленно, наверное, потому что, хоть Вера и не шеф гестапо, но врать ей он может только на расстоянии. А вот так глаза в глаза… Нет, почему-то не получается. Странно. Ведь раньше получалось. Хотя раньше-то она его так прямо никогда не спрашивала. Не исключено, что спроси его Вера в свое время: «А не изменяешь ли ты мне, гад?», он бы непременно сознался и покаялся.

– Однако поймали вы меня, бабоньки, – Дмитрий Иванович развел руками и вытащил из стола отчет по доходам и расходам. – Каюсь, присвоил себе две трети твоей доли!

– Вот, Верочка, что я вам говорила! Господин один раз соврамши, никогда не останавливается на достигнутом, – заметила толстая тетка Тамара Федоровна.

– Тебе не стыдно? – спросила Вера.

– Нет. – Дмитрий Иванович для убедительности даже замотал головой. – Возвращайся ко мне! Я тебе все-все отдавать буду. До копеечки. Плохо мне без тебя.

Получилось очень даже жалостно.

– А мне без тебя хорошо! – Вера довольно улыбнулась.

– Злая ты, Верка! – Дмитрий Иванович полез под стол, где у него находился сейф, и стал выгружать оттуда пачки с деньгами. – На, забирай, пиявка на теле честного капиталиста.

– Был бы ты честным, не пришлось бы мне сейчас с тобой тут беседовать. – Вера спокойно складывала деньги в сумку. – Давай договоримся, по окончании квартала твои финансисты будут высылать мне отчет. И если он вызовет у меня подозрения, то с ревизией приедет Тамара Федоровна.

– Ага! Ловко придумано, а развиваться мне на что? Если все проедать, то можно бизнеса запросто лишиться, – возмутился Дмитрий Иванович, вылезая из-под стола. – «Ишь, ведь чего удумала. До нитки раздеть его хочет!»

– А ты мне к финансовому отчету приложишь список необходимых вложений с их обоснованием. Не волнуйся, я, как никто, заинтересована в твоей стабильности. – Вера подошла к Дмитрию Ивановичу, взяла его за подбородок и повернула лицо бывшего мужа к окну. – Что-то ты плохо выглядишь. Потасканный весь какой-то. Замусоленный. Не бережешь себя совсем.

На Дмитрия Ивановича пахнуло ее духами, и голова у него закружилась. Он медленно шлепнулся в кресло и расслабил узел галстука.

– Работаю много, – с трудом выдавил он из себя.

* * *

Уход Шуры Животовой из клиники «Космос» оказался не таким уж простым делом, как ей бы того хотелось. Конечно, заявление об уходе она сама Кирсанову не понесла, а передала его через секретаршу Светочку. В глубине души Шура надеялась, что Кирсанов тихо, мирно подпишет заявление и передаст Шуре обратно так же через секретаршу. Но не тут-то было. Кирсанов, получив у секретаря Шурино заявление, затребовал непременной явки доктора Животовой к себе в кабинет. По дороге на ковер к начальству в коридоре Шура встретила доктора Ярцеву. Та вращала глазами, как собака из сказки Андерсена. Она заволокла Шуру за угол и прошипела прямо ей в ухо:

– Наш-то совсем сбрендил, во всех кабинетах прослушивающие устройства устанавливает.

– Как? – Шура не поверила своим ушам.

– Под видом ремонта пожарной сигнализации. – При этих словах Ярцевой Шура вспомнила, что у нее в кабинете недавно как раз ремонтировали эту самую пожарную сигнализацию. То, что слова Ярцевой были чистой правдой, Шура ни минуты не сомневалась. Татьяна Алексеевна всегда досконально знала всё и про всех. И в том, что Ярцева знала всё про их с Кирсановым отношения, Шура тоже была уверена.

– А зачем? – поинтересовалась она у Ярцевой.

– Чтобы мы не сговаривались с клиентами мимо кассы платить, – прошептала Ярцева.

– Интересно, как это возможно? – удивилась Шура. – Если у меня клиентка на ботокс записалась, я ее разве могу потом на рецепцию отправить за лимфодренаж платить?

– Конечно, можешь. Если ты ей позвонила заранее и предложила сразу на лимфодренаж записаться.

– А я чего дура? Из своего кабинета ей звонить? А кроме того все же препараты на учете. Это ж ежу понятно, если у меня расход по ботоксу идет, а в кассе оплата за лимфодренаж. – Шура покрутила пальцем у виска.

– Ну, теоретически ты можешь клиентке свой препарат колоть.

– Свой препарат я ей могу и дома колоть.

– Дома не каждая согласиться. Клиника ведь отвечает и за твою квалификацию и за препараты. Вдруг что не так пойдет? Тьфу-, тьфу-, тьфу-. – Ярцева поплевала через левое плечо, потом троекратно перекрестилась и сказала: – Прости, господи!

– Тогда получается, что клиника, если что не так пойдет, отвечает только за пробитый по кассе лимфодренаж! Татьяна Алексеевна, по-моему, это дурость. Что-то тут не то.

– Значит, и правда сбрендил! Хочет все контролировать тотально. Кто, о чем с клиентами говорит, ну, и беседы между нами девочками, – согласилась Ярцева. – Может у него климакс? У мужиков ведь тоже того этого.

– Какой климакс? Ему еще и сорока-то нет, – не согласилась Шура с версией Ярцевой.

– Тогда недотрахеит! – выдвинула Ярцева новую версию. – Я слышала жена у него беременная. На последнем месяце.

– А вот это похоже. – Шура злорадно ухмыльнулась, лишний раз уверяясь в том, что Ярцева всегда всё знает. – Сейчас он мне выдаст на посошок.

– Какой посошок? Никак увольняешься?

– Пытаюсь.

– Шурка! Ты нашла новое место, я же вижу. Колись, где? – Ярцева от любопытства аж на цыпочки встала.

– Мама пристроила по блату. Куда, пока не скажу, сглазить боюсь.

– Тьфу-, тьфу-, тьфу-! – Ярцева повторила процедуру, только после «Прости, господи!» еще и постучала себя по голове. – Обещай там за меня словечко замолвить!

– Обязательно. – Шура чмокнула Ярцеву в щеку и помчалась дальше к кабинету Кирсанова.

Кирсанов принял ее не сразу, а промурыжил некоторое время в приемной. Шура уже собралась было плюнуть и уйти, чтобы успеть подготовиться к визиту очередной клиентки, как он все-таки соизволил ее принять.

– Это что такое? – спросил он, брезгливо разглядывая Шурино заявление.

У Шуры язык просто чесался ответить: «Так, то ж малява, гражданин начальник», однако, она сдержалась и вежливо разъяснила, что это ее заявление на увольнение.

– А вы разве можете… – Тут он на минуту задумался, видимо, соображая как Шуру назвать. «Сашенька» уже точно теперь никуда не годилось, а Шуриного отчества он, наверняка, не помнил.

– Александра Геннадиевна, – подсказала ему Шура. – Меня так зовут.

– Да знаю я, как вас зовут, – смутился Кирсанов. – У вас в контракте написана обязательная отработка. Клиника вас обучала. Например, во Франции.

– Я готова компенсировать. И обучение, и суточные, и проезд. Короче, все ваши затраты. – От конкретного упоминания в составе затрат букета цветов и ужина в ресторане она все-таки решила воздержаться. – В бухгалтерии, наверняка, все цифры есть.

– Ах, как все у вас просто! – Кирсанов всплеснул руками. – А как в бухгалтерии отражено ваше обучение у врачей клиники. Их советы. Их бесценный опыт. – Казалось, что он выступает по телевизору или на собрании трудового коллектива. Не иначе перед зеркалом репетировал.

– Да я очень благодарна Ярцевой Татьяне Алексеевне, она, действительно, передавала мне свой бесценный опыт. Я буду помнить об этом всегда. И как-нибудь уж Татьяну Алексеевну отблагодарю. Но в бухгалтерии все-таки есть и цифры дохода, который я принесла клинике за годы своей работы. Думаю, все уже окупилось сторицей. – Шуре показалось, что она тоже выступает по телевизору.