Казалось, что он чувствовал, как она переступила черту, женщина, новообращенная, вкусившая наслаждение и готовая к наивысшему взлету. Он входил в нее все глубже и глубже, помогая ей уверенными руками двигать бедрами так, чтобы он мог проникать еще глубже и глубже. Теперь твердость его плоти внутри ее заставляла ее кричать от экстаза. Она была одинока со своим телом всю свою жизнь; теперь она поняла, где скрывается наслаждение, радостно приняв в себя эту замечательную мужскую штучку.

Она начала извиваться, стонать, задыхаться от наслаждения в его руках. Он прижимал ее к себе все ближе и ближе, входя в нее все дальше и дальше. Ее руки были в его волосах, потом на его плечах, потом скользнули к его бедрам, чтобы он вошел в нее еще глубже. И только эти мощные медленные толчки имели значение для нее сейчас, когда тени ее девических грез растаяли в слепящем свете соблазна.

Когда она ощутила спазм его мужской плоти, восхитительный и влажный, она была готова принять его. И долгий стон, вырвавшийся из его горла, сказал ей, что она была на высоте, что она дала ему нечто драгоценное, что он оценил.

Они лежали долгое время в молчании, слушая свое прерывистое дыхание. Его рука медленно кружила по ее груди и ребрам. Он целовал ее опять и опять.

Внезапно она вспомнила о времени:

– Ивелл сейчас вернется. Он покачал головой.

– Его грузовик сломался. Трансмиссия, – сказал он. – Он не сможет починить ее так быстро.

Он помолчал.

– Я хотел быть уверен.

Она лежала, слишком обессиленная наслаждением, пульсировавшим в ее теле, чтобы протестовать или возмущаться.

Но теперь, при намеке на его трезвый расчет, ей показалось, что она сделала что-то плохое. Ивелл был всегда так добр к ней. Ей было грустно думать о том, что, может быть, он сейчас бредет один по дороге на своих больных ногах.

– Ты обманул меня, – сказала она.

Квентин улыбнулся, его взгляд был полон нежности. Его следующие слова удивили ее:

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она взглянула на него, лежа на боку. Его рука была на ее бедре.

– Я не могу, – сказала она. – Это будет нехорошо. Ивелл нуждается во мне.

– Он знает, что рано или поздно это случится, – сказал Квентин. – Время пришло. Я знаю все. У него нет прав на тебя.

Кейт задумалась над его словами. С одной стороны, у нее перед глазами стоял образ Ивелла, его отеческая забота, дружба, которая завязалась между ними в эти прошедшие месяцы. Но, с другой стороны, события, произошедшие с ней сейчас, волновали ее – мужская страсть, о существовании которой она не подозревала до сего дня, проницательный взгляд молодого человека, который лежал, обнаженный, рядом с ней.

– С ним будет все в порядке, – сказал он. – Я знаю парня в городе, который позаботится о бензоколонке. Я даже попросил его об этом. И я нашел девушку, которая поможет Пам по кухне. Эта девушка была раньше поваром. Я оставил их имена в записке Ивеллу внизу. Как видишь, детка, я все время думал о нем. Я тоже хочу обойтись с ним по справедливости. Но я не могу жить без тебя.

Кейт посмотрела на него в замешательстве.

– Я не должна так поступать, – сказала она. – Он приютил меня. Я не могу вот так просто уйти.

– Как ты думаешь, почему я торчал здесь так долго, когда меня ждет хорошая работа в Сан-Диего? – спросил Квентин. – Я не могу уехать без тебя, Кейт. Я понял это сразу же, как только увидел тебя.

Его глаза, всегда загадочные, казалось, стали еще глубже.

– Я люблю тебя, Кейт, – сказал он.

Кейт не могла поверить в то, что услышала. Но экстаз, который он только что подарил ей, – не сравнимый ни с чем из того, что ей пришлось испытать, – казалось, подтверждал его слова. Разве мог такой физический восторг родиться от чего-то другого, кроме любви?

– Я не могу поехать в Сан-Диего без тебя, – сказал Квентин. – Я не могу вообще куда-нибудь поехать без тебя. Разве ты не понимаешь этого?

Наступило молчание. Она как завороженная смотрела в его глаза.

– Ты уже давно на полпути отсюда, – настаивал Квентин. – В тот самый день, когда я встретил тебя. Надо сделать только один шаг, Кейт. Сделай его вместе со мной.

Она почувствовала, что он прав. Все эти месяцы она и в самом деле была словно накануне чего-то, ее прошлая жизнь исчезала, как пена после уплывающего корабля. Но она не хотела подчиниться этому.

Опять она подумала об Ивелле. Лицо ее омрачилось.

Казалось, Квентин прочел ее мысли. – Он – старикашка, который подглядывал за тобой в дырку в стене, – сказал он. – Ты не должна оставаться здесь. С ним будет все в порядке. Я обещаю тебе это. Я уже позаботился обо всем.

Он наклонился опять, чтобы поцеловать ее грудь. Что-то внутри ее сжалось при его прикосновении.

– Мы вместе соберем твои вещи и поедем в моей машине, – говорил он. – Я проверял ее исправность все время, потому что знал, что этот момент настанет. Так же, как и ты. Давай не будем больше откладывать.

Она смотрела на него. Ее воля была сломлена. Теперь она принадлежала ему.

– Я люблю тебя, – повторял он. – Не говори «нет». Если ты сделаешь это, со мной все кончено.

Она лежала обнаженная, ее глаза сияли.

– Поцелуй меня опять, – сказала она. Улыбнувшись, он наклонился, чтобы прижаться губами к ее губам.

В полночь этого же дня Кейт стала миссис Квентин Флауэрз в доме мирового судьи в небольшом городке в пятидесяти милях от бензоколонки Ивелла Стимсона. Она поставила девичью фамилию своей матери на брачном свидетельстве, даже не зная почему. Когда Квентин спросил ее об этом, она ответила, что Гамильтон – это выдуманная фамилия, которой она пользовалась, чтобы сохранять инкогнито после ухода из дома.

Следующим утром она была уже на полпути к Сан-Диего.

Она никогда не оглядывалась.

Она не могла знать, что, когда Ивелл Стимсон вернулся на бензоколонку этой же ночью в машине своего друга, он не нашел ни записки от Квентина с указанием помощников, ни Кейт.

Квентин солгал Кейт про записку.

Она также не могла знать, что все деньги, которые старик скопил, содержа ресторанчик и бензоколонку, и сбережения, которые Ивелл хранил в запертой шкатулке в спальне, тоже исчезли.

Кейт никогда не узнает об этом.

9

Отец Джозефа Найта был волокитой. Он был из тех мужчин, которые колотят своих жен. Почти все свое время он проводил вне дома, кутя с падшими женщинами и возвращаясь в семью на несколько часов, чтобы побраниться с женой. Дело кончалось неизбежно тем, что он бил ее.

Все детство мальчика было отравлено поздними отцовскими возвращениями и ссорами, они так больно ранили мозг ребенка, что он долго не мог заснуть и просыпался ранним утром в холодном поту, с сердцем, полным страха и отвращения.

К тому времени, как ему исполнилось десять лет, он был уже защитником матери и верным ее другом. Он знал почти все ее секреты, и она знала о нем все. Они жили только друг для друга. Правда, отец существовал, но как нечто абстрактное, что приносило в дом немного денег и попутно терроризировало их, словно в отместку за то, что не могло их оставить без помощи вообще.

Однажды, когда мальчику исполнилось тринадцать лет, он решил, что такая жизнь больше продолжаться не может.

Как-то в ненастную мартовскую ночь муж вернулся домой позднее, чем обычно. Он был пьян сильнее, чем всегда, полез в сарай, где хранились инструменты в поисках припрятанной бутылки джина, вывалил наружу несколько ящиков с инструментами, споткнулся и упал.

Наутро его нашли мертвым на полу сарая с шилом, глубоко вонзенным в затылок.

Все выглядело как несчастный случай. Но, несмотря на это, полиция захотела побеседовать с сыном погибшего – они знали, что мальчик был с отцом не в ладах. Прежде чем они смогли пригласить его для разговора, он исчез. Больше его в городе никогда не видели.

Мать осталась одна. Она очень тосковала по сыну, но ее немного утешало то, что она была уверена в его любви к себе. Она знала, чем он пожертвовал ради нее. Сознание этого помогало ей переносить разлуку.

Она вспоминала обстоятельства страшной кончины своего мужа и наконец решила, что лучше всего будет не вспоминать об этом совсем.

Вскоре после трагических событий она стала получать почтовые денежные переводы из разных отдаленных мест, сопровождаемые лаконичными, но нежными приписками сына, которые однозначно говорили: «У меня все в порядке. Надеюсь, и у тебя тоже. Я тебя люблю». Эти записки были всегда без подписи.

Она никогда не спрашивала себя, как ее сын зарабатывает эти деньги. Вскоре она стала удивляться размерам сумм. Их вполне хватило бы, чтобы жить много лучше, чем она жила при жизни мужа. Она смогла оформить завещание на дом, купила себе хорошую одежду.

Потом мать начала откладывать часть денег, которые присылал сын. Она поместила их на специальный счет в банке. Ей казалось, что однажды, если удача отвернется от него, они могут ему понадобиться. Она надеялась, что день этот никогда не настанет, но ей казалось, что таким образом она проявляет материнскую заботу о сыне, хотя он сейчас и далеко.

Записки и переводы приходили регулярно, но сам сын никогда не приезжал навестить мать. Она знала, что это – не только из-за подозрений полиции о его роли в смерти отца, но и из-за того, что в действительности произошло в ту ночь и почему. Мать и сын знали это.

Отчуждение наполняло ее сердце болью и печалью. Но причиной разлуки была общая тайна, связывавшая их обоих, более тщательно оберегаемая от постороннего взгляда, чем денежные переводы или коротенькие записки.

Однажды он прислал ей свою фотографию. На ней был изображен сильный, красивый молодой человек, который вырос крепким и физически развитым, более крупным и мощным, чем она могла себе представить.

Мать была одинока.

Но она гордилась своим сыном.

Через несколько лет сын получил известие, что мать умерла. Он отправил своего официального представителя для организации похорон, который также должен был привезти личные вещи покойной. Просматривая их, Найт обнаружил все свои записки и открытки, любовно сберегавшиеся в небольшом ящичке. Он также наткнулся на ее банковский счет и завещание, возвращавшее ему все деньги, какие он ей посылал.

Сердце его наполнилось печалью, когда он понял, что все эти годы она экономила для него, мало тратила на себя. Все его усилия оказались тщетными, во всяком случае те, которые были связаны с тем, чтобы матери жилось безбедно.

Но так ли напрасны они были? Ведь суммы, которые она получала от сына, убеждали в его успехе в жизни. И то, что она откладывала для него, позволяло ей чувствовать, что она по-прежнему заботится о своем сыне, думая о нем. Она оставалась матерью до конца своих дней.

По иронии судьбы Найт не мог бы сделать ей большего подарка, – для нее же не было лучшего способа проявить свою материнскую любовь и ощущать себя нужной сыну.

Все время, пока она была жива, она не чувствовала себя одинокой. Он понял это только сейчас, когда остался один-одинешенек в этом мире. Из его жизни ушла любовь, и Найт не надеялся встретить ее еще раз. Он не пытался избегать тоски и чувства утраты в своей душе, таким образом он помнил о материнской любви, озарившей его детские годы и придававшей смысл всей дальнейшей его жизни.

Теперь нужно подождать. Он должен понять, где верный путь. Его ум и сила должны помочь ему в этом. И если все было пустой игрой, он обязан найти выход.

Теперь он будет жить ради будущего. О прошлом же он не будет думать вообще.

Джозеф Найт стоял, глядя на себя в зеркало.

Лицо, смотревшее на него, было красивым. Брови были густыми и темными. Карие глаза излучали странную энергию, которая пугала мужчин и притягивала женщин. Нос – прямой и крепкий, мощная шея. Густые темные волосы хорошо оттеняли загорелую кожу.

Он выглядел старше своих лет. Найта это устраивало, так как он не хотел казаться слишком юным. Это заставляло людей относиться к нему серьезно с первого момента знакомства с ним.

Ему не о чем было беспокоиться.

Джозеф был теперь богат. Благодаря сотням больших и малых сделок, осуществленных в результате тщательного изучения обстоятельств и сути дела (молодой человек проявлял недюжинную проницательность, умело используя в своих интересах слабость и продажность людей), он умножил свою собственность, особое внимание уделяя нефтяным разработкам в Техасе и Оклахоме. В результате его деловых операций ему принадлежали большая доля в дистрибьютерстве спиртных напитков в Мериленде, сеть ресторанов в Филадельфии, фабрики в Нью-Гемпшире, два отеля во Флориде и один из наиболее доходных ночных клубов в Нью-Йорке.

Он не знал точно размеров своего капитала, да и не стремился знать это. Теперь деньги не имели для него важного значения. Он жил, каждый день бросая вызов окружающему миру, отыскивая его слабые места и заставляя считаться с собой. Жил, чтобы испытать свою волю.