— Я ведь часто говорю, не подумав. Ты никогда так не делаешь, я уверена.

— Будь со мной терпеливой.

— Скажи, ты счастлив?

— А тебе так не кажется?

— Ну не совсем…

— Я потерял очень близкого человека, — медленно произнес он, — он был дороже всех на свете, до того как появилась ты. Мы работали вместе, наши мысли совпадали, даже без слов. Он умер так внезапно… Вот только что был тут, рядом, — и вдруг умирает… совершенно необъяснимо. Я скорблю о нем, Джудит. И буду скорбеть долго. Поэтому ты должна набраться терпения. Как бы мне хотелось соответствовать твоей активности, твоему жизнелюбию! Джудит, дорогая…

Я прижалась головой к его голове.

— Я сделаю все, чтобы возместить тебе все утраченное.

Он поцеловал меня в висок.

— Я благодарю Бога за то, что он послал мне тебя, Джудит!

* * *

Между тетушками и Тибальтом возникли кое-какие трения по поводу свадьбы. Дело в том, что, по словам Элисон, между похоронами и свадьбой должно пройти определенное время, и никакие аргументы это время сократить не в силах.

— Отцы жениха и невесты умерли совсем недавно! — говорила Доркас. — Вы должны подождать хотя бы год.

Я никогда не видела, чтобы Тибальт так бурно выражал свои чувства.

— Невозможно! — воскликнул он. — Через несколько месяцев мы уже должны быть в Египте. И Джудит должна поехать туда в качестве жены. И ни в каком другом!

— Не представляю, что скажут люди, — вздохнула Доркас.

— А вот это, — заметил Тибальт, — меня никак не волнует.

Доркас и Элисон были побеждены. Но потом я слышала, как они говорили:

— Это, может быть, и не волнует его, но волнует нас. Мы прожили здесь всю свою жизнь, и нам дальше жить здесь.

— Тибальт не принимает условностей, — успокаивала я их. — И в самом деле, к чему так беспокоиться о том, что скажут люди?

Они не ответили, но покачали головами. Я была опьянена, как они считали, и поступала вызывающе, давая понять мужчине еще до свадьбы, как сильно его люблю. После свадьбы — да. Тогда жена будет обязана думать так, как думает муж, подчиняться ему во всем — если, конечно, он не окажется каким-нибудь преступником, — но до свадьбы нельзя терять чувства собственного достоинства. По вековой традиции, до заключения брака невеста властвует над женихом.

Я лишь снисходительно посмеивалась.

— Вы должны понять: мой брак не будет похож ни на один из известных вам союзов. Так что не ожидайте от меня того, чего положено ожидать от стандартной невесты.

Но в конце концов они забывали о своих опасениях. Готовили всякие вещи в приданое, говорили о предстоящем свадебном приеме, переживали, что наш коттедж слишком мал для этого, а прием, согласно традиции, всегда проводится именно в доме невесты.

Я могла сколько угодно посмеиваться над ними, но чувствовала, что им не по себе. Они, конечно, не хотели, чтобы я ждала целый год из-за общепринятых правил, но все же считали, что время позволит мне все хорошо взвесить. Дело в том, что сначала они ведь выбрали мне в мужья Оливера, затем — Эвана. Но кандидатура Тибальта вообще не обсуждалась…

Доркас простудилась — когда она тревожилась о чем-то, неизменно заболевала. Тогда ее простуды нужно было тщательно лечить, иначе они переходили в бронхиты.

* * *

Однажды Тибальт пришел к нам, в Радужный. Глаза его возбужденно сверкали, когда он взял меня за руки. Я было подумала, что он просто рад меня видеть. А потом узнала, что на то были совсем иные причины.

— Произошло волнующее событие, Джудит. Это недалеко отсюда. В Дорсете. Рабочий копал траншею и обнаружил фрагменты римской мозаики. Это значительная находка. Очень возможно, что она приведет к серьезному открытию. Я получил приглашение приехать и высказать свое мнение. Так что я уезжаю завтра же. И хочу, чтобы ты поехала со мной.

— Великолепно! — воскликнула я. — Расскажи подробнее!

— Я пока очень мало знаю. Но эти находки такие увлекательные! Никогда нельзя точно предсказать, что земля таит в своих недрах.

Мы гуляли по саду и разговаривали. Он не мог оставаться надолго: нужно было возвращаться в Гиза-Хаус и готовиться к отъезду. Я пошла сообщить тетушкам, что завтра уезжаю. И была потрясена тем, что они были категорически против.

— Джудит, дорогая! — воскликнула Элисон. — О чем ты думаешь? Как можно?! Незамужняя женщина едет с мужчиной!

— С мужчиной, за которого она собирается выходить замуж.

— Но ведь вы же еще не женаты! — прохрипела Доркас.

— Это неприлично, — твердо заявила Элисон.

— Милые тетушки, — сказала я. — В мире Тибальта такие условности не имеют значения.

— Мы старше тебя, Джудит. И хорошо знаем, что девушки предвосхищали свои свадьбы, а потом горько расплачивались за это. Девушка верит своему жениху, едет с ним — а потом оказывается, что свадебные колокола не зазвонят в ее честь.

Я вспыхнула.

— Сначала вы предполагаете, что Тибальт женится на мне из корысти, а потом — что он планирует соблазнить и отвергнуть меня. Какой-то абсурд!

— Ничего подобного мы не предполагаем, — твердо возразила Элисон. — И если у тебя на уме подобные мысли, Джудит, тебе следует остановиться и хорошенько задуматься. Ни одна невеста не должна предполагать, что ее жених на такое способен.

Как можно было с ними спорить? Я пошла в свою комнату паковать вещи. Вскоре ко мне постучалась Элисон. Лицо ее было озабоченным.

— Меня беспокоит Доркас. Думаю, нам срочно нужно позвать доктора Ганвена.

Я сказала, что тотчас схожу за ним. Когда врач пришел, он определил, что у Доркас бронхит, и мы весь вечер провели в ее комнате, подогревая чайник, чтобы она дышала паром.

На другой день я поняла, что не могу ехать в Дорсет и оставить Элисон одну ухаживать за Доркас, поэтому сказала Элисон, что должна сходить в Гиза-Хаус и предупредить Тибальта.

Прежде чем я смогла вымолвить хоть слово, он начал рассказывать мне, что те находки в Дорсете, оказывается, еще интереснее, чем думали раньше.

— Я не поеду, Тибальт, — твердо проговорила я.

Лицо его вытянулось. Он потрясенно уставился на меня.

— Не поедешь?

— Тетя Доркас серьезно больна. Я не могу оставить Элисон одну ухаживать за ней. Мне нужно остаться. У нее случаются приступы, и это очень опасно. Она серьезно больна.

— Мы могли что-нибудь придумать. Одна из служанок могла бы заменить тебя.

— Да нет, Тибальт. Это — не одно и то же. Я должна остаться на случай, если…

Он молчал.

— Тибальт, пожалуйста, пойми меня! Я очень хочу поехать. Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Но сейчас я просто не могу их оставить.

— Конечно, — согласился он, очень разочарованный. — Конечно…

В сад, где мы стояли, вышла Табита.

— Я пришла объяснить, что не смогу поехать, — сказала я. — Заболела моя тетя. Я должна остаться, чтобы ухаживать за ней.

— Конечно-конечно, — согласилась Табита.

— А вы бы поехали на месте Джудит? — спросил ее Тибальт. — Я уверен, вы бы сочли, что это имеет огромное значение!

Огромное значение. Это упрек? Неужели он думает, что я не способна придать этому должное значение?

— Ну, раз Джудит должна остаться, я поеду вместо нее. Вы же не можете оставить своих тетушек, Джудит!

Тибальт сжал мой локоть.

— Я так хотел показать тебе эту удивительную находку! Ну, у нас будет масса времени… позже.

— Вся жизнь, — согласилась я.

* * *

Через несколько дней, к нашему облегчению, Доркас начала выздоравливать. Она была глубоко тронута тем, что я осталась, чтобы ухаживать за ней и помочь Элисон. Я слышала, как она говорила Элисон:

— Как ни импульсивна наша Джудит, а сердце у нее в нужном месте!

Я знала, что они много говорили обо мне и предстоящем браке. Мне очень хотелось успокоить их, но они вбили себе в головы, что Тибальт предложил мне руку и сердце только потому, что заранее знал о наследстве, которое я получу.

Я с нетерпением ждала того дня, когда покину Радужный — естественно, потому что страстно хотела быть женой Тибальта, освободиться от атмосферы недоверия и доказать им, что Тибальт — самый лучший муж на свете.

Тибальт и Табита отсутствовали две недели, а когда они вернулись, то были под таким сильным впечатлениями от увиденного, что ни о чем другом не могли говорить. Меня терзала досада от того, что я не могла участвовать в их разговорах так, как мне этого хотелось.

Тибальт утешал меня:

— Не переживай. Когда мы поженимся, ты повсюду будешь ездить со мной.

Приближался день свадьбы. Сабина сказала, что мы можем устроить скромный прием в доме священника. В конце концов, Доркас болеет, Радужный коттедж слишком мал, а дом священника ведь был и моим домом. К тому же она — сестра Тибальта.

— Я настаиваю, — повторяла она. — Уверяю тебя, Джудит, ты — самая счастливая женщина на свете… за единственным исключением, потому что даже Тибальт не может быть таким замечательным, как Оливер. Тибальт — слишком совершенен. Я имею в виду, что он знает все… все об этих старинных вещах, тогда как Оливер знает латынь и греческий. Тибальт тоже их знает, но невозможно представить себе, чтобы Тибальт произносил проповедь или слушал, как фермеры рассказывают ему о засухе, а матери — о своих младенцах… Хотя наша мама хотела, чтобы он именно этим и занимался… Она была бы довольна, что я вышла замуж за моего милого Оливера. Няня Тестер — очень довольна. Но она всегда была немного странной… с тех пор как умерла мама. Не все дома, как говорят о людях, у которых есть свои причуды. Может, поэтому она так любит церкви…

— Сабина, ты всегда перескакиваешь с одного на другое, как бабочка.

— Мой отец говорил, что я, как кузнечик. Он меня не очень одобрял. Я не была такой умной, как Тибальт. Но кузнечики довольно милые. Они мне всегда нравились. Не такие красивые, как бабочки, но мне кажется, довольно приятно скакать, скакать… Лучше, чем все время сидеть на месте…

— Сабина, ну о чем ты говоришь?! Мы с тобой должны обсуждать свадьбу!

— Ну конечно! Свадебный прием будет здесь. Я настаиваю. И мой дорогой Оливер настаивает. Ты будешь венчаться в его церкви, и будет всего несколько друзей, потому что мой отец… и твой… Как удивительно, что ты — дочь сэра Ральфа, и все это время мы этого не знали! О чем я говорила? Ах, да! Вы устроите прием в старом доме священника.

Это действительно была неплохая идея; даже Доркас с Элисон приняли ее, хотя и настаивали, чтобы, ввиду недавних смертей, это было тихое семейное торжество.

Когда я обсуждала это с Тибальтом, он был довольно рассеянным. Я видела, что для него абсолютно не имело значения, будет у нас свадебный прием или нет. Он хотел, чтобы мы поженились, сказал он. Как и где — не имеет значения.

Он приготовил для меня сюрприз.

— У нас будет медовый месяц. Ты же не захочешь сразу поселиться в Гиза-Хаус.

— А это не столь существенно для меня, — ответила я. — Все, о чем я прошу, — это быть с тобой.

Он приблизился и неожиданно нежно обнял меня за плечи.

— Джудит, — сказал он, — не ожидай от меня слишком многого.

— Я ожидаю от тебя всего! — счастливо рассмеялась я.

— Мне становится от этого не по себе. Понимаешь, я довольно эгоистичен и вовсе не достоин восхищения. И потом, у меня есть одна всепоглощающая страсть.

— Я разделяю с тобой эту страсть, — сказала я ему со смехом. — И у меня есть еще одна страсть. Ты!

Он прижал меня к себе.

— Ты меня пугаешь.

— Ты напуган? Ты, который не боится ничего… и никого.

— Я очень боюсь твоего высокого мнения обо мне. Откуда оно у тебя?

— Ты сам мне его подарил.

— У тебя слишком буйное воображение, Джудит. Если возникает идея и тебе хочется, чтобы все было так, как ты задумала, ты подгоняешь это все под свои представления.

— Да. Так и нужно жить. Я научу тебя жить именно так.

— Лучше знать правду.

— Это и будет правдой.

— Вижу, бесполезно предупреждать тебя.

— Совершенно бесполезно.

— Время преподаст тебе урок.

— Я говорила уже, что со временем мы станем еще ближе. Будем делить с тобой абсолютно все. Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой, как сейчас!

— Ну, по крайней мере, у тебя останется этот момент!

— Что за разговоры?! Это — ничто по сравнению с тем, что ждет нас впереди!

— Джудит, дорогая, ты не похожа ни на кого другого!

— Конечно, не похожа! Я — это я. Безрассудная, импульсивная, как сказали бы тебе мои тетки. Властная, как сказали бы Сабина и Теодосия, и Адриан тоже может это подтвердить. Эти люди знают меня лучше других. Так что это тебе не следует идеализировать меня!