— Ну, ты ее не знаешь. Девушка, которая шила кожаные туфли на базаре. Ее бросили в воду на церемонии в честь Нила.

— Боже!

— Это убийство, — сказала я.

Он посмотрел на меня несколько озадаченно, но я поняла, что он меня не слушает.

— Девушка погибла… убита, а тебе все равно. Эта Ясмин была в гробнице в ту ночь, когда приехал паша…

— Что?!

Я с раздражением и гневом подумала: достаточно упомянуть гробницу, чтобы сразу же завладеть его вниманием! То, что она без разрешения забралась туда, было для него важнее того, что она погибла.

— Ко мне приходил один из твоих рабочих. Он очень напуган, поэтому, пожалуйста, не гневайся на него. Они встречались в гробнице, а потом девушка умерла.

— Встречаться в гробнице! Они не посмели бы!

— Я уверена, что он не лгал. Но дело в том, что девушка мертва. Ее бросили в реку.

— В наши дни они бросают в реку только кукол, — возразил он.

— Но на этот раз они бросили Ясмин. Мне показалось, что я узнала ее. И Теодосия тоже. А теперь мы знаем это точно. Тибальт, что ты собираешься предпринять по этому поводу?

— Джудит, дорогая моя, ты беспокоишься о том, что тебя совершенно не касается.

— Ты хочешь сказать, что мы должны спокойно воспринимать гнусное убийство?!

— Кто-то рассказал тебе эту красивую и страшную легенду, и рассказ попал на благодатную почву… Кто это был?

— Один из твоих рабочих. Я не хочу, чтобы ты его бранил. Он и так серьезно пострадал. Этот юноша любил Ясмин — и потерял ее.

— Думаю, ты стала жертвой обмана, мистификации, Джудит. Эти люди любят драмы. Рассказчики на базаре всегда повествуют довольно правдоподобные истории о влюбленных, которые умирают во имя любви. Но все эти истории они придумывают сами.

— Я уверена, что он ничего не придумал. Что мы можем сделать?

— Абсолютно ничего… даже если это правда.

— Ты хочешь сказать, что мы не вмешаемся и закроем глаза на убийство?

Он настороженно посмотрел на меня.

— Мы не судьи этим людям. Первое, чему следует научиться: не вмешиваться! Некоторые из их традиций могут показаться нам странными, даже варварскими… Но мы приехали сюда как археологи, и большая удача заключается уже в том, что нам разрешили это сделать. Одно из основных правил — невмешательство…

— В обычной жизни — да… но это…

— Для меня это звучит абсурдно. Даже в старину, когда девушку бросали в реку во время церемонии, она должна была оставаться девственницей. Мне кажется, твоя Ясмин едва ли была ею, поскольку встречалась со своим любовником в таком месте.

— Но кто-то хотел избавиться от нее.

— Существует множество способов избавиться от тела, помимо такого карнавального. Абсурд.

— Думаю, это было предупреждение.

Он озабоченно потер лоб рукой.

— Тибальт, мне кажется, ты думаешь о чем-то другом.

Он долго смотрел на меня, потом произнес:

— Мы закончили раскопки того прохода, на который возлагали столько надежд. И он привел нас к камере, которая заканчивалась тупиком. Дальше — ничего. Должно быть, она была построена специально для того, чтобы ввести в заблуждение грабителей. Но на этот крючок попались мы!

— Тибальт!

— Да, вся работа последних нескольких месяцев привела лишь к тупику. Можно сказать, все наши усилия и все вложенные в экспедицию деньги, потрачены впустую.

Мне хотелось утешить, обнять и укачивать его, как обиженного ребенка. Именно в этот момент я ощутила нашу подлинную близость, совсем не такую, как в минуты страсти.

Он был холоден и отчужден. Я молчала. Что бы я тогда ни сказала, это все равно звучало бы банально. Именно тогда мне стало безусловно ясно, что работа для него важнее всего на свете.

— Итак, — произнесла я холодно и четко, полностью контролируя свои эмоции, — значит, это — конец.

— Полный провал, — кивнул он.

Я снова замолчала.

Он пожал плечами, и в комнате зависло гнетущее молчание.

Я знала, что он забыл о Ясмин — да он и не задумывался о ее судьбе. Он не думал и обо мне тоже.

У него на уме было только одно: провал.

Глава 8

Трагедия в подземелье

Весь следующий день только и было разговоров, что о возвращении домой. Эта экспедиция стала одной из самых дорогостоящих — и ни к чему не привела: глухой тупик и разграбленная ранее гробница.

Тибальт допустил большую ошибку. Его ввели в заблуждение слова, произнесенные отцом перед смертью. Все свелось именно к этому. Только потому, что его отец умер при столь загадочных обстоятельствах, — а эти обстоятельства действительно были загадочными, что бы кто ни говорил, — Тибальт поверил в то, что он стоял на пороге великого открытия. И другие тоже поверили. А теперь ценой горького разочарования и огромных денег, потраченных впустую, все поняли, что ошибались.

Теодосия была искренне рада. Мысль о скором возвращении домой воодушевила и оживила ее.

— Конечно, мне жаль Тибальта, — говорила она. — Он сильно расстроен и угнетен. Но, в конце концов, как замечательно оказаться дома!

— Ну что ж, все кончено, — произнес Адриан. — Скоро мы будем дома, и наше приключение подойдет к концу. Теперь это тебя отрезвило, Джудит? Ты прямо помешалась на том, чтобы мчаться сюда, не так ли? Но все оказалось не таким, как ты ожидала. О, знаю нашу Джудит! Ты представляла, как поведешь всех нас вперед. Как будешь играть роль этакой матери настоятельницы для всей нашей экспедиции, и в конце концов пробьешься к вожделенной победе и откроешь нетронутую гробницу фараона. Но столкнулась с реальностью.

— Я считаю, что это приключение было захватывающим.

— И ты не имела бы ничего против того, чтобы стать вдовой археолога? Думаешь, я не видел, как ты скрежещешь зубами? Кому понравится быть вторым на пути к мертвым костям?

— Я довольно скоро смирилась со своим положением, и хотя все и закончилось так печально, все же могу со всей искренностью заявить, что это путешествие стало прекрасным опытом.

— Сие есть речи доброй, преданной жены.

— Я знала, что этого следовало ожидать, — сказала я. — И всегда понимала, что Тибальт большую часть времени будет занят работой.

— Я бы так не пренебрегал тобой, Джудит, — проговорил он, шагнув ближе ко мне. — И все это попусту.

— А ты, как я вижу, преданный соратник своего руководителя! — сердито ответила я ему.

— Мы с тобой всегда были хорошими друзьями, правда? — усмехнулся Адриан.

— До этого момента, — гневно бросила я.

Он расхохотался. Потом посерьезнел.

— Не обманывайся. Мы были и останемся добрыми друзьями. И если я когда-либо понадоблюсь тебе…

— Понадобишься — мне?..

— Да, дорогая кузина. Даже самые независимые из нас иногда нуждаются в других людях.

— Ты намекаешь на что-то?

Он пожал плечами и одарил меня кривой улыбкой, которая мне всегда нравилась. Он всегда так улыбался в серьезные моменты, когда притворялся легкомысленным и беззаботным, но на самом деле что-то его сильно беспокоило.

«Он что-то знает, — подумала я тогда. — Он предупреждает меня о чем-то. О чем? В отношении Тибальта?»

— Будь любезен, объяснись точнее, — потребовала я.

Он, казалось, решил, что зашел слишком далеко.

— Тут нечего объяснять.

— Но ты намекаешь…

— Я просто снова нес какую-то чушь, ерунду.

Но ему удалось посеять в моей душе семена беспокойства.

* * *

А несколько дней спустя дворец неожиданно охватило всеобщее возбуждение. Тибальт торжествовал. Он, оказывается, шел по ложному следу, но теперь напал на новый, настоящий.

— У меня такое чувство, что мы работали не в том месте, — взволнованно сообщил он мне. — За той стеной что-то есть!

— А что, если это — еще один тупик?

— Не думаю, что там есть два ложных прохода.

— А почему нет?

— О, Джудит, ради всего святого, с чего бы ему там быть?

— Не знаю, но оказался же прежний ход тупиком.

— Нужно попробовать, — твердо проговорил он. — Я не сдамся, пока сам все не проверю.

— И это значит, что мы остаемся здесь? На сколько?

— Кто знает? Но мы все же попробуем.

Это сообщение вызвало удивительную реакцию у членов экспедиции.

Они все были в восторге. Табита тоже. Бедная Теодосия! Она была так расстроена. Думаю, Эван тоже. Но только по поводу Теодосии. Он был очень добр и нежен с ней — по-моему, сначала он был мужем, а уж потом археологом. И в глубине души я сравнивала…

* * *

Теодосия впала в меланхолию. Ее надежды рухнули.

— Она расстраивает Эвана, — говорила Табита. — Тибальт очень озабочен. Он говорит, что Эван не концентрируется на работе, потому что постоянно беспокоится о жене.

Меня охватило раздражение. Почему Тибальт говорит об Эване с Табитой? Я подозревала, что он слишком часто и много общается с ней. Несколько раз я заставала их за оживленной беседой. Я вспомнила сцену с Адрианом и подумала, замечали ли остальные члены экспедиции эти беседы, как заметил их Адриан?

Табита всегда была энергична и готова облегчить жизнь Тибальта. Именно ей пришла в голову мысль о том, что поскольку Теодосия угнетена задержкой отъезда, ей следует отвлечься от своего мрачного настроения. Табита решила, что неплохо было бы организовать небольшую экскурсию на раскопки, пригласив туда Теодосию.

— Пусть Теодосия сама увидит, как это интересно, — говорила Табита. — Я уверена, это поможет ей преодолеть все страхи.

Табита поговорила с Тибальтом, который дал разрешение, а потом она составила список экскурсантов. К моему удивлению, Теодосия сразу же согласилась поехать на раскопки. Она искренне хотела избавить Эвана от постоянного беспокойства, а себя — от своих страхов.

* * *

Леопольд Хардинг очень интересовался тем, что происходит на раскопках. Адриан рассказал, что несколько раз встречал Хардинга, и тот всегда расспрашивал о ходе исследований. Он выразил свое сочувствие, узнав, что экспедиция потерпела поражение, а позже сказал Адриану, что безмерно обрадовался, когда возродились надежды на успех.

— Он хотел бы увидеть все своими глазами, — сообщил Адриан, — и спрашивал, может ли надеяться присоединиться к нашей экскурсии. Когда Тибальт дал на это свое согласие, он пришел в совершеннейший восторг! Между прочим, Хардинг пригласил меня в свое хранилище. Хочешь тоже пойти?

Я согласилась, и мы пошли вместе.

Это был небольшой сарай на краю рынка, запертый на тяжелые замки, из чего я сделала вывод, что некоторые экземпляры были довольно ценными. Леопольд Хардинг сиял от восторга, показывая нам экспонаты своей коллекции.

— Обратите внимание на этот складной стул. Он украшен искусной резьбой. Видите львиную голову на верхней панели и львиные лапы на ножках? Я нашел его здесь, но возможно, это даже скандинавский стул. Никогда не знаешь, что найдешь — и где. Этот стул мог быть сработан в двенадцатом веке.

Адриан взял в руки какую-то пластину.

— Взгляните! Могу поклясться, это — подлинник. Я видел такие фигуры — фараон подносит дары Гору.

— Очаровательная вещица, — кивнул Леопольд Хардинг, — она способна ввести в заблуждение многих. Вы, наверное, подумали, что она была сорвана со стены гробницы. Но это не так. Она старая — но не настолько. Триста лет, я бы сказал. Можете представить, как я разволновался, когда она попала мне в руки.

Мне показалось, Адриан с неохотой отдал эту пластину Леопольду Хардингу.

— А посмотрите на это, — продолжал Леопольд Хардинг, взяв в руки какую-то шкатулку. — Емкость для драгоценностей. Видите инкрустацию из слоновьей кости и крошечные клетчатые панели на крышке? Одно из моих самых ценных приобретений.

Мы полюбовались шкатулкой, потом посмотрели еще кое-какие предметы. Он нам рассказывал о трудностях доставки подобного товара в Англию и о том, что гораздо удобнее приобретать драгоценности или миниатюры, которые можно перевозить при себе.

Он показал нам несколько ожерелий и серег из лазурита и бирюзы, выполненных в египетском стиле. Я пришла в восторг. Еще там была одна скульптура, которая привлекла мое внимание. Изображение бога Гора с головой ястреба. У ног бога расположилась фигура фараона. Бог-ястреб возвышался над фараоном, будто бы защищая его. Фигуры казались живыми. Скульптура была пяти футов в высоту, но пока я смотрела на нее, зачарованная, мне казалось, что она выросла до огромных размеров. Я не могла отвести взгляд. Было в ней что-то такое, что одновременно притягивало и отпугивало, внушало мысль о том, чтобы уйти прочь — и удерживало на месте.