Маргарет Портер - Таинственная незнакомка

Дэр высвободил руку, отложив весло, и ваял у нее бокал. Допив вино, сказал:

– Если бы у нас были с собой перо и бумага, мы могли бы написать записку, сунуть ее в бутылку и пустить по воде.

Пошарив во внутреннем кармане плаща, Ориана ответила:

– У меня есть огрызок карандаша и программа представления, правда, сильно измятая.

В вечернем сумраке сверкнули в улыбке зубы Дэра.

– Если вы сами напишете послание, его будет невозможно прочитать.

В отместку за эту шутку Ориана опустила руку за борт и брызнула на Дэра водой. Вода попала ему на лицо и шею, намочила рубашку.

– Сделайте так еще разок, – со смехом попросил Дэр, и Ориана неожиданно для себя вздрогнула, предвкушая иные радости, которые хотела бы ему доставить.

Дэр вернул ей бокал, Ориана передала ему карандаш и смятую бумажку. Опустив локти на колени, она сидела и смотрела, как он пишет. Он передал ей сочиненное им послание, и Ориана поднесла его к свету, чтобы прочесть.

«Ориана и Дэр соединились по взаимному обету веры и надежды в субботу 6 июля 1799 года».

– Давайте вложим в бутылку по какому-нибудь личному предмету, – предложил Дэр, отцепил свою галстучную булавку и просунул в горлышко бутылки, булавка упала с легким звоном.

Потом он свернул записку трубочкой и тоже протолкнул ее в бутылку.

Ориана не могла расстаться ни с брошью – памятью об отце, ни с изумрудной сережкой – эти серьги носила ее мать. Колец у нее на пальцах не было. Тогда Дэр предложил ей пожертвовать одним из шелковых цветков, которыми была украшена ее прическа. Так они и сделали.

Чтобы получше запечатать бутылку, пробку от нее сначала опустили в растопленный воск.

– Ну что, бросаем?

Дэр взялся было за горлышко бутылки, но, спохватившись, сказал:

– Давайте вместе.

И, прижав своей рукой к горлышку пальцы Орианы, склонился вместе с ней над водой. Они осторожно опустили бутылку в реку.

– Надеюсь, ее выбросит на берег не у самого Лондона, – сказала Ориана, глядя, как бутылка пляшет на волнах. – Ведь мое сценическое имя обозначено в программе.

– А мое выгравировано на булавке, – добавил Дэр и взял весло. – Я еще смогу выудить бутылку из воды.

– Нет, – возразила Ориана. – Пусть уплывает.

Как и бутылка, они тоже уплывали в неизвестное. Судьбы их соединились. Надолго ли – как знать!

Увлекаемая упряжкой свежих лошадей, почтовая карета неслась по знакомой дороге. Четыре раза в год Ориана следовала этим путем из Лондона в Ньюмаркет и знала каждую встречную деревню, каждое фермерское хозяйство и каждый большой дом. Дэр, на плече у которого покоилась сейчас голова Орианы, видел все это впервые.

Они уже миновали ту гостиницу у почтовой станции, в которой Ориана обычно останавливалась по дороге в Суффолк. На этот раз она предпочла остановиться в Саф-фрон-Уолдене, более оживленном и многолюдном городке, расположенном на некотором расстоянии от дорожной заставы. Там было меньше шансов столкнуться с кем-нибудь из знакомых спортсменов, тем более что к этому времени большинство из них уже находились в Ньюмаркете.

В начале поездки, остерегаясь присутствия лондонских форейторов, Ориана и Дэр довольствовались тем, что, сидя в закрытой карете, держались за руки. После первой замены лошадей и сопровождающих позволили себе обниматься и целоваться. На третьем перегоне Ориана задремала в объятиях Дэра и продолжала дремать. Она нуждалась в отдыхе, так как почти не спала в ночь перед отъездом, обуреваемая тревожными мыслями и чувствами, причем грядущий вечер не обещал отдохновения.

Эту ночь они с Дэром проведут в одной комнате – и в одной постели.

Чтобы как-то отвлечься от размышлений об этой волнующей, но тем не менее действующей на нервы перспективе, Ориана заговорила с Дэром:

– Лошадь кузена Берфорда бежит завтра. Ей прочат хорошее будущее, и мы надеемся, что так оно и будет. – Помолчав, она добавила: – Большинство жилых помещений в городе наверняка уже занято.

– Где бы ты ни остановилась, меня это устраивает.

– Коттедж-Гуинн слишком мал, чтобы ты мог там устроиться, но моя квартирная хозяйка договорится о помещении для тебя где-нибудь в окрестностях.

Дэр с улыбкой наклонился к ней.

– Надеюсь, мне хватит денег, чтобы оплатить жилье и питание. Ведь в этой поездке я беру расходы на себя, не так ли?

– Это зависит от того, сколько ставок ты сделаешь и повезет ли тебе.

– Я и не думал делать ставки. Даже не знаю, как это делается.

– Очень просто. Ты обращаешься туда, где принимают ставки, тебе дают отпечатанную программу состязаний, в которой указаны имена лошадей и их шансы.

– Это мне не поможет.

– Я дам тебе совет. Я знаю всех владельцев лошадей и их жокеев, знаю и возможности лошадей. А Берфорд знает даже больше, чем я.

– Будет ли на скачках герцог Сент-Олбанс? Ориана покачала головой.

– В настоящее время он занят главным образом восстановлением Хэнуорта.

– А лорд Раштон?

– Он не может покинуть палату лордов до конца сессии, к тому же скачки его мало интересуют. Иногда он принимает участие в охоте на лис и стреляет дичь в своем поместье. Осенью он каждую неделю присылает мне свои трофеи корзинами. Энни ощипывает птиц, а Луи готовит из них великолепные блюда. – Ориана выпрямилась на сиденье. – Скоро приедем.

– Будем надеяться, что нам удастся получить хорошую спальню.

Внезапный приступ робости не позволил Ориане ответить. Она отвернулась, чтобы Дэр не заметил, как сильно она покраснела.

Долгие годы Ориана избегала близости с мужчинами. Бегство, как это называл Дэр, превратилось в скверную привычку, усвоенную ею за время воздержания. Но в глубине души Ориана лелеяла робкую надежду на то, что встретит человека, который вернет к жизни ее чувственность и будет при этом относиться к ней с уважением.

– Раз уж мы хотим сохранить тайну, – снова заговорил Дэр, – нам следует как можно скорее занять нашу комнату.

Одним из замечательных свойств Дэра было умение развеивать мрачные сомнения Орианы несколькими словами. Они условились, что утром покинут комнату порознь и отправятся в разных экипажах каждый на свою наемную квартиру в Ньюмаркете, всю неделю они станут держаться как случайные знакомые. После скачек Ориана проследует в Бери-Сент-Эдмондс, где даст концерт в апартаментах местной ассамблеи, а Дэр присоединится к ней потом в гостинице «Ангел». Если повезет, прежде чем вернуться в город, они проведут вместе несколько ночей.

Немного погодя карета остановилась у белого здания явно средневековой постройки. Его островерхая крыша прикрывала собой готический портал. Примыкающее здание в том же стиле было декорировано замечательными барельефами.

Ориана, опустив голову, удалилась в темный угол вестибюля, в то время как Дэр договаривался с хозяином гостиницы. Через несколько минут новые постояльцы уже поднимались по узкой лестнице на верхний этаж. Сердце у Орианы билось часто-часто, пальцы изо всех сил сжимали ручку деревянного футляра мандолины...

Предоставленная им комната была не слишком большой, но очень чистой. Мальчик-слуга поставил чемоданы на пол и удалился, явно потрясенный до глубины души размером чаевых, которые получил от Дэра.

Все еще нервничая, Ориана осторожно положила мандолину. Отчаянно нуждаясь в глотке свежего воздуха, она распахнула окно.

– Чувствуй себя как дома, – произнес Дэр. – Я скоро вернусь.

И прежде чем Ориана успела ответить, он скрылся за дверью, и шаги его постепенно замерли в отдалении.

В комнате появилась горничная. Ориана заказала чайничек чаю и половинку лимона – чтобы успокоиться. Огорчение, вызванное неожиданным уходом Дэра, росло с каждой минутой, и Ориана решила достать из чемодана вещи, которые ей понадобятся сегодня. Первым делом на свет появилась батистовая ночная рубашка, отделанная тонкими, словно паутинка, брюссельскими кружевами. Собственно говоря, понадобится ли она ей?

Прошло еще четверть часа, а Дэра все не было.

Ориана сняла свой облегающий жакет и оборчатую юбку, намереваясь переодеться к обеду. Она распустила шнурки корсета спереди, чтобы уменьшить давление твердых пластинок китового уса, и сразу почувствовала себя намного свободнее. Сбросила туфли на низких каблуках, расстегнула подвязки и стянула с себя чулки. Утомленная пятичасовой дорогой в карете и предыдущей бессонной ночью, она решила на несколько минут прилечь на постель. Мягкая прохладная ткань наволочки на подушке приятно холодила одну щеку, в то время как легкий ветерок из открытого окна овевал другую. Ориана даже не представляла себе, до какой степени она устала. Дыхание ее замедлилось, веки опустились...

Ее разбудило нежное, щекочущее прикосновение к губам.

– Ты вернулся, – пробормотала она.

Дэр бросил на нее целую охапку цветов. Нежно-голубой шпорник, трепещущие стебли душистого горошка, белые душистые левкои, темно-зеленые ветки плюща.

– Какая прелесть. И какой аромат!

Дэр сбросил дорожную куртку и начал распускать галстук.

– Могу сказать тебе, что в воскресный вечер этот город выглядит на удивление мирным и спокойным.

– Так же как и Лондон, – все еще сонным голосом напомнила она. – И твой остров тоже.

– Это правда. Собственно говоря, мой остров еще спокойнее, и там у меня для развлечения только мои книги, мои записи и моя коллекция камней. А здесь у меня есть красивая, соблазнительная женщина, восхитительно полуодетая, и, как мне кажется, удобная постель.

Дэр стянул с себя сапоги и принялся расстегивать брючный ремень.

Не могло быть никаких сомнений в его намерениях. Глаза его пылали – два темных угля желания.

Отщипнув от цветка голубой лепесток, Ориана призналась:

– Я нервничаю. В Скайхилле ты знал обо мне гораздо меньше, чем теперь. И... ты знаешь, мой любовный опыт невелик.

– Меня не волнует твой опыт. Я хочу тебя.

Он лег рядом с ней на постель, и матрас опустился под тяжестью их общего веса.

– Я буду нежным, – пообещал Дэр.

– Я не хочу нежности. Я хочу тебя, – повторила Ориана его слова...

...Катарсис был настолько бурным, что оба едва не лишились сознания. Придя в себя, Дэр положил голову Ориане на грудь, желая продлить минуты высшего удовлетворения. Ориана, лежа под ним, все еще дрожала от пережитого экстаза. Дэр слегка отодвинулся и заговорил охрипшим, прерывистым голосом:

– Это стоило того, чтобы его дождаться. Прощаю тебе и твои бегства, и твои вызывающие поддразнивания, а заодно и все будущие вспышки, ошибки и прочие выходки.

Он заключил ее в объятия, тесно прижал к себе и, запустив пальцы ей в волосы, запрокинул голову Орианы. Она опустила веки, ожидая поцелуя. Но поцелуя не последовало, и Ориана открыла глаза. Дэр смотрел на нее очень сосредоточенно, хоть и улыбался при этом.

– Я хочу тебя навсегда, Ориана.

Она не осмелилась повторить и эти его слова, несмотря на то что произошло между ними и, несомненно, произойдет снова. Она не могла поверить услышанному и потому произнесла нарочито легкомысленным тоном:

– Ты считаешь обязательным говорить это каждой женщине, с которой делишь ложе?

– Только тебе одной. После сегодняшней ночи других просто не может быть.

Когда он снова опустил ее голову на подушку, Ориана постаралась прогнать страх и не думать о том, как бы он не пожалел о своих словах.

В поддень Дэр совершил свой первый набег на поле священнодействия в Ньюмаркете. Первый заезд уже начался, но Дэру предстояло провести несколько дней у спортивной арены, и он не стал присоединяться к возбужденной толпе, ждущей результата у финишной прямой. Он предпочитал получить ориентирующие сведения, но это оказалось не так просто, как он ожидал. Бессистемный и ошеломляющий лабиринт лестниц и переходов включал в себя обнесенные белыми перилами площадки и множество служебных сооружений: желоба для стока воды, кассы, где принимали ставки, домик для взвешивания, передвижную, установленную на колеса платформу для судей. Белые парусиновые маркизы и киоски, в которых продавали напитки, придавали всему этому вид ярмарочной площади. Зрители передвигались пешком или верхом на лошадях, в обычных двуколках или открытых экипажах, создавая огромную, разнообразную и непрерывно движущуюся толпу. Ньюмаркетские скачки ни в малейшей степени не были похожи на те конные состязания, которые от случая к случаю происходили на острове Мэн.

Спортсмены были одеты в костюмы для верховой езды – некоторые в новые, с иголочки, а многие в сильно потрепанные от постоянной носки. На жокеях, тощих, с обветренными лицами кривоногих парнях, были особые кепки с большим козырьком и цветные шелковые жилеты. Мужчины составляли большинство, и потому женщины сразу бросались в глаза, однако Дэр уже отчаялся отыскать Ориану.

В последний раз он видел ее прошедшим утром, когда она садилась в почтовую карету, чтобы в одиночестве проехать завершающую часть пути.