Мадам Сент-Олбанс заняла свое место у клавесина.

Опасаясь проницательного взгляда серебристо-серых глаз Лавинии, Дэр принял самый безразличный вид. Но грудь его под нарядным жилетом распирало чувство гордости обладателя.

Прическа Орианы была украшена нитью жемчуга, она надела и брошь Сент-Олбансов, а ее платье из кремового шелка, ниспадавшее до самого пола мягкими складками и отделанное по подолу легким, словно пена, кружевом, было знакомо Дэру, видел в нем Ориану на званом обеде.

Вначале она спела арию об утраченной любви, и ее сопрано воспаряло до невероятных высот. Дэр слушал ее и думал о своем клятвенном обещании не просить ее ни о чем, кроме того, что она может ему дать, и о том, что ему с каждым днем все труднее держать слово.

Певица умолкла, и слушатели наградили ее долгими и дружными аплодисментами, к которым присоединился и Дэр. Следующим номером Ориана исполнила самую популярную в Лондоне песню «Нет, любимая, нет!» на музыку Майкла Келли, а потом запела одну из тех песен, которым научилась на острове Мэн. Лавиния повернула к Дэру удивленное лицо.

– Никогда бы не подумала, что услышу «Песнь черного дрозда» в Англии, – проговорила она чуть слышно, чтобы не мешать исполнению. – Сомневаюсь, чтобы мадам Сент-Олбанс посетила остров Мэн или что-то о нем знает.

– Возможно, она услышала эту песню от уличного певца в Лондоне и купила, – высказал предположение Гаррик. – Многие исполнители так поступают.

– Полагаю, и такое возможно, – не слишком уверенно произнесла Лавиния.

Дэр мог бы предложить объяснение. «Однако, – мысленно сказал он себе, – ведь мне не довелось встречать на острове певицу Анну Сент-Олбанс. Гленкрофт арендовала миссис Джулиан, вдова».

Чтобы переменить тему, он спросил Лавйнию, скучает ли она по дому своего детства.

– Я люблю Касл-Кэшин, – отвечала она, – но никогда не думала остаться там навсегда. Моя семья рассчитывала на мое удачное замужество, и я знала, что мне суждено поселиться в Лондоне.

– Это было решено в то мгновение, когда я впервые увидел тебя, – сказал ее муж.

– Мы не были знакомы, но он подошел и поцеловал меня, когда я прогуливалась в одиночестве по Корк-стрит, – призналась Лавиния Дэру.

– И это изменило твою жизнь, – добавил Гаррик. Дэр тотчас вспомнил вечер в своем доме в Рамси, когда он повел себя с точно такой же смелостью.

Не отвечая мужу, Лавиния продолжала:

– Я очень счастливо прожила с этим влюбчивым незнакомцем пять лет то в Венеции, то в Англии. А теперь, когда он получил герцогский титул вместе с поместьем Лэнгтри, у него столько обязанностей, что мы крепко привязаны к этой стране. Но мы так счастливы, что у меня нет никаких оснований жаловаться на судьбу. Я не могу часто бывать на острове, но он всегда со мной, в моем сердце и в моей памяти.

Дэру было приятно слышать эти ее слова. Скайхилл-Хаус принадлежит ему независимо от того, живет он там или нет. Так же как и Дэмерхем. В Глен-Олдине, как и в Дербишире, продолжают добывать руду.

– Я хочу, чтобы мои дети увидели те места, где я родилась и выросла, – говорила между тем Лавиния. – Я хочу подняться с ними на восточную башню замка, стоя на которой мои предки-контрабандисты ожидали возвращения своих кораблей. И я хочу подняться вместе с ними на Северный Баррул – надеюсь, мы это сделаем.

Дзр не сомневался, что эта смелая и энергичная молодая мать добьется осуществления своих желаний.

Перед тем как выступление Орианы возобновилось, распорядитель поставил на сцену стул лицом к публике, а рядом водрузил подставку. Когда певица вышла, держа в руках мандолину, в зале наступила полная тишина. Ориана положила мандолину на колени, быстрыми движениями пальцев подтянула струны, потом начала перебирать их и запела под собственный аккомпанемент. Она пела итальянские и французские песни, то веселые, то задумчивые, а под конец исполнила музыкальную пьесу для мандолины, не предполагавшую пения. Уложив мандолину на стойку, перешла к клавесину и сыграла сонату. На бис она спела еще одну гэльскую песню.

«Пора домой, пора отдохнуть». После нескольких деятельных и беспокойных недель в Англии эта мысль все чаще приходила Дэру в голову. Ах, если бы они с Орианой могли тайком улизнуть в мирную долину на острове, подальше от любопытных глаз и опасных расспросов.

Ориана сделала прощальный реверанс, и распорядитель подвел ее к герцогу Графтону, который поцеловал ее в обе щеки, на французский манер. Слушатели оживились, начали переговариваться, кое-кто направился в соседнюю комнату, где был приготовлен фуршет.

– Я хочу поговорить с ней, – не терпящим возражений тоном заявила Лавиния. – Гаррик, я уверена, что тебе нужно потолковать с Графтоном о скачках, не так ли, дорогой?

Герцог послушно сопроводил ее через зал, а Дэр, как их гость, последовал за супружеской четой. После того как они все воздали должное артистизму исполнительницы, Графтон сказал, обращаясь к приятелю:

– Я убежден, что эту певицу следовало бы приглашать сюда как можно чаще. Выступление было замечательным. Она очень талантлива, эта моя родственница. – Он повернулся к Дэру. – Видите ли, она, как и я, прямой потомок короля Карла Второго. – Потом он с улыбкой пояснил Ориане: – Сэр Дэриус, так сказать, неофит, он впервые присутствует при нашем любимом развлечении.

– Я как раз была на конюшне у моего кузена, когда сэр Дэриус покупал у него кобылу, – ответила Ориана.

Графтон обратился теперь к своему другу герцогу:

– Хафорд, я считаю, что мы должны пригласить сэра Дэриуса поучаствовать в охоте.

– Я не охочусь, – признался Дэр. – Сельская местность в Дэмерхеме мало подходит для занятий спортом, а у нас на острове Мэн не водятся лисы.

– Вам стоило бы наверстать упущенное, – сказала герцогиня. – Когда мы жили в Венеции, мне больше всего не хватало английской охоты.

– Очаровательный город, – вступила в разговор Ориана, – несмотря на отсутствие там лошадей. Венеция – город особенный, непохожий на другие. Там, кстати, великолепный оперный театр.

Ее последнее замечание пробудило интерес у Гаррика.

– Вы выступали в Венеции?

– Сразу после открытия театра.

– Я заподозрил, что вы побывали в Венеции, когда вы исполняли баркаролу. Ты узнала ее, carissimal.

– Да, – коротко ответила Лавиния. – Мадам Сент-Олбанс, мне еще приятнее было слушать песню на моем родном языке. От кого вы научились «Песне черного дрозда»? И другим нашим песням?

– От уроженца Мэна, ваша светлость. Музыканта.

– Вы просто умница. Язык у нас трудный.

– Моему наставнику досталась нелегкая задача, – улыбнувшись, сказала Ориана.

– Моей герцогине больше всего понравились ваши гэльские мелодии, – вмешался в разговор Гаррик. – Что касается меня, то я предпочитаю итальянские. У нас в Англии мало кто играет на мандолине.

– Я научилась в Неаполе и подбирала свой репертуар из многих источников. Уверена, что вам знакома серенада из «Дон Жуана» Моцарта, она начинается строчкой «Дай руку мне, красотка...» Помните? Серенады, комические и серьезные, очень популярны, я училась исполнять их под руководством моего учителя пения синьора Корри. Что касается сонаты Гаудиозо, это одна из немногих вещей такого рода, написанных специально для мандолины.

– От души надеюсь, что вы будете приезжать в Бери часто, – сказала Лавиния. – Наши поездки в Лондон нерегулярны, и мы редко бываем в театре. Когда вы возвращаетесь в город?

Вскоре все пятеро распрощались и разошлись. Дэр поблагодарил Хафордов за гостеприимство и пожелал им удачной поездки на остров. Покинув апартаменты ассамблеи, он поспешил к себе в гостиницу.

Хотя Ориана и ожидала этого, негромкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Старые дверные петли противно заскрежетали, когда Дэр входил в комнату. Высунув голову в проем между драпировками кровати, Ориана смотрела, как он подходит к ней. Сердце у нее забилось в предвкушении, когда он начал сбрасывать с себя одежду.

Дэр присел на кровать и бережным, ласковым движением отвел упавшие ей на грудь длинные пряди волос. Первый поцелуй был долгим и страстным. Потом Дэр откинул голову назад, и Ориана сказала с улыбкой:

– А ты пил бренди.

– А ты недавно ела мармелад, – ответил он и снова коснулся губами ее губ. – Ты сладкая, но с кислинкой...

Ласки их были бурными и неистовыми из-за долгого и нетерпеливого ожидания. Дэр замер лишь на несколько мгновений, когда вошел в нее, потом один за другим последовали удары, которые Ориана принимала всем существом, со стонами и вскриками. Потом Ориана изнеможенно опустила голову на подушку, волосы на висках и на лбу намокли от пота.

– Это не наука, – задыхаясь, произнесла она. – Это волшебство.

Они долго, очень долго лежали, переплетя руки и ноги, и медленно выходили из состояния пережитого взрыва страсти. Дэр начал рассказывать о времени, проведенном в доме Хафордов, о внезапно вспыхнувшей между ними дружбе.

– Дети у них восхитительные. Леди Кэт уселась ко мне на колени, и я научил ее нескольким гэльским словам, а она позволила мне подержать на руках ее кошку. Джонатан, маркиз Розерфилд, – полный чувства собственного достоинства молодой человек двух лет.

Грудь Дэра под рукой Орианы поднялась от глубокого вдоха и опустилась при выдохе. Он задумался и спросил:

– Как ты относишься к материнству?

Его простой вопрос оказался неприятным напоминанием о возможной недолговечности их связи.

– Если бы у нас появился ребенок, это стало бы большим затруднением для тебя, а для меня – еще одним скандалом. Я делаю все, что могу, чтобы избежать этого.

– Можно спросить, каким образом?

Некоторое время Ориана молча смотрела на балдахин у себя над головой, потом ответила:

– Я использую лимон, точнее, половинку лимона. Дэр повернулся на бок.

– И что ты с ней делаешь? Съедаешь?

– О, прошу тебя, не расспрашивай, – умоляющим голосом попросила она. – Не надо.

– Ты возбудила мое любопытство. Кто рассказал тебе о предохраняющей от зачатия силе лимона?

– Моя мать. Когда я вышла замуж, она научила меня этой хитрости с лимоном. Она приезжала в гарнизон и убедила Генри, что ребенок помешает моей карьере. Он говорил мне, что мы еще совсем молоды, что обзаведемся детьми, когда он вернется из Индии.

Дэр поднял ее руку и поцеловал каждый пальчик.

– Ты пахнешь лимоном.

– Этот запах долго держится.

– Твое знание сослужило тебе хорошую службу во время связи с этим мерзавцем Теверсалом.

Ориана не хотела вспоминать о Томасе, лежа в объятиях Дэра.

– Меня это не беспокоило, потому что мы должны были скоро пожениться. Во всяком случае, я так считала.

Выражение лица Дэра было ей непонятно. Быть может, ей не следовало так откровенно говорить о своем прошлом? Дэр мог бы подумать, что Томас Теверсал – единственный мужчина, от которого она хотела бы забеременеть. Ориана могла бы опровергнуть такое предположение, но сейчас у нее не было желания обсуждать тему беременности. Кажется, Дэра скорее забавляют, чем оскорбляют ее усилия избежать зачатия. Быть может, его они успокаивают. Большинство мужчин восприняло бы это именно так, но Дэр не принадлежит к числу ординарных мужчин.

Он продолжал прижимать ее ладонь к своему лицу и медленно проводил кончиками ее пальцев по своей щеке. Взяв другую руку Орианы, он повторил то же самое и с ней.

– Ощущение разное.

– Со временем подушечки пальцев делаются более твердыми от постоянного прикосновения к струнам мандолины. Я слишком много упражнялась в последнее время.

– Ты сегодня безусловно заслужила все эти аплодисменты и похвалы.

– Аудитория была просвещенной и внимательной. Вообще-то такого рода благотворительные концерты более выгодны для меня. Когда я пою в театре, мне приходится делить гонорар с владельцем, а далеко не все из них ведут себя достойно по отношению к исполнителям, да и платят не всегда по справедливости. Публики в театрах гораздо больше, но уж очень она шумна и неразборчива. Ей нравятся сентиментальные песни, а мне такие не по душе.

– И все же ты добиваешься ангажемента в театре «Ройял».

– Я готовилась петь в опере, и мне это нравится, несмотря ни на что. – Она положила голову ему на плечо. – Ни за что не угадаешь, где мне больше всего нравится петь.

– В постели?

– В церкви. Я люблю церковную музыку, она великолепна. Оратории Баха – «Страсти по Матфею», «Страсти по Иоанну», «Рождественская оратория», «Мессия» Генделя, «Возвращение Товия» господина Гайдна. Кстати, он создал еще одну – «Сотворение мира», которую я мечтаю спеть. Ничто не может сравниться с благоговейной тишиной кафедрального собора. Я счастлива, когда солирую под звуки органа или пою в большом хоре.

А слушатели там – подлинные любители музыки. Они приходят, чтобы вознестись душой, а не просто поприсутствовать.

– Какое ты удивительное создание, – пробормотал Дэр. – Когда я могу услышать твои духовные песнопения?