— Вы действительно имеете в виду… — начала Грейс. — Вы, действительно, желали бы видеть Морвенну представленной ко двору?

— А это возможно? — спросила миссис Пенкаррон. Грейс улыбнулась:

— Я думаю, это не слишком трудно: вы делаете большое дело для страны и предоставляете работу местному населению, а родственные связи между представляемым ко двору и представляющим не обязательны. В общем, я не вижу причин, почему Морвенна и Анжелет не могли бы быть представлены вместе.

Грейс посмотрела на меня, а я уже думала о том, как было бы здорово, если бы это тяжкое испытание со мной разделила Морвенна. Она была очень приятной девочкой, и я любила ее. Возможно, она не блистала умом, всегда соглашаясь с тем, что говорила я, но она была пряма и надежна. И, если имеешь дело с таким милым человеком, как Морвенна, легко мириться с тем, что этот человек несколько скучноват.

— Это было бы чудесно! — воскликнула я. — Мы поехали бы вместе, и Елена взяла бы нас обеих под свое крылышко.

Морвенна выглядела встревоженной.

— Никогда бы в такое не поверил! — воскликнул Джошуа.

— Вы не возражаете, если я поинтересуюсь такой возможностью? — спросила я.

— Я был бы страшно благодарен. Ты только подумай, мать, наша девочка сможет увидеть королеву.

После этого они уже не могли говорить ни о чем другом: какие платья понадобятся, чему придется обучаться.

— Это будет интересно, — сказала я, чтобы подбодрить обеспокоенную Морвенну. — Мы поедем вместе.

— А потом, конечно, начнется ваш выход в свет, — напомнила Грейс.

— Балы, званые вечера и тому подобное, — пояснила я.

Родители Пенкаррон обменялись озабоченными взглядами.

— Все это будет в Лондоне, — добавила я. — Вероятно, я остановлюсь у дядя Питера и тети Амарилис. Конечно, со мной поедет мать. Я могу остановиться и у Елены, Морвенна могла бы жить вместе со мной.

Джошуа был не в силах осмысленно прокомментировать столь блестящие перспективы, и, откинувшись на спинку кресла, только промолвил:

— Ну, никогда бы не подумал… По пути домой Грейс сказала мне:

— Семя брошено в землю. Теперь меня не удивит, если Морвенна отправится вместе с вами в Лондон. Вряд ли она станет сенсацией сезона: бедняжка несколько неуклюжа.

— Ну что ж, она прожила всю жизнь в провинции, но, по-моему, родителей эта перспектива радует больше, чем ее.

— Морвенне придется хорошенько потрудиться, прежде чем ее родители начнут купаться в лучах славы.

— В общем-то и я не уверена в том, что это блестящая идея. Я сама не горю желанием, а Морвенна еще более сдержанно относится к этому.

— Возможно, мы об этом больше не услышим.

— Я уверена — услышим. У вас нет впечатления, что Джошуа Пенкаррон относится к людям, которые не отступают от своих решений? Мне кажется, они уже решили, что Морвенна должна быть представлена ко двору.

— Поживем — увидим, — сказала Грейс.


Все случилось так, как я и думала. Пенкарроны решили, что их девочка должна стать настоящей леди и воспользоваться всеми теми благами, которых они в свое время были лишены. И мы с Морвенной отправились в Лондон, чтобы начать изнурительный процесс превращения в придворных дам. Мадам Дюпре давала нам уроки танцев и хороших манер. Мы расхаживали по комнатам, удерживая на голове стопку книг. А потом начинались танцы, и мы с Морвенной попеременно выполняли роль партнера-мужчины. Бедная Морвенна! Все давалось ей гораздо труднее, чем мне.

— Я никогда не смогу научиться, — с отчаянием говорила она.

— Сможешь, — поддерживала ее я. — Это несложно, напрасно ты так волнуешься.

Мы вместе поднимались в нашу спальню. Дом Елены был не таким большим, как дом Амарилис, и нам досталась одна комната на двоих.

Елена отнеслась к нам с большим участием. Полагаю, она припомнила прошлое, когда ей тоже пришлось пройти через все это, а потрудиться ей довелось, должно быть, не меньше, чем Морвенне.

— Больше всего мне не хотелось бы огорчить папу и маму, — призналась Морвенна. — Я уверена, они ожидают, что я выйду замуж, по крайней мере, за герцога.

— Герцоги нынче редко встречаются, — заметила я. — Нам повезет, если попадется хотя бы граф.

Я-то могла шутить на эту тему, поскольку мне не нужно было беспокоиться. Если бы ничего не получилось из моего выхода в свет, то я просто вернулась бы в Кадор и все продолжалось бы по-прежнему. Но родители Морвенны страстно желали устроить ей блестящий брак. Я думаю, если бы ее отец знал, как она волнуется, он не стал бы всего этого затевать.

— Но они у меня такие милые и так добры ко мне. Именно поэтому я хочу, чтобы они могли гордиться мной, — говорила Морвенна.

Вот так все и продолжалось. Было просто поразительно, сколько усилий нужно вложить, чтобы научиться правильно делать реверанс. Мы были сущим наказанием для бедной мадам Дюпре, которая, как я подозревала, на самом деле была мисс Дейпри, а ее «Франция» была где-нибудь в районе Фолкстоуна. Но «французское» было синонимом «элегантного», так что ради успеха в профессиональной карьере ей приходилось быть француженкой.

Кроме того, у нас был учитель пения, сеньор Кальдори, — ведь благородные девицы должны уметь петь и играть на фортепьяно. Никто, конечно, не ожидал, что мы будем петь, как Дженни Линд или Генриетта Зонтаг, но следовало уметь издать какие-то терпимые звуки.

Потом были еще уроки речи. Они оказались особенно трудными для Морвенны, которая никак не могла избавиться от корнуоллского акцента. Мы должны были уметь свободно, не смущаясь, вести разговор на любую тему, в то же время не выступая со слишком смелыми суждениями и не навязывая своего мнения присутствующим. К тому, же никогда не следовало брать пример с мужчин, и надо было сохранять женственность во всех обстоятельствах.

Ну и, разумеется, бесконечные консультации с портными. Грейс поступила очень мило, оказав всевозможную помощь. Она сопровождала нас к портным и даже осмеливалась давать там собственные советы. Наши придворные платья шил самый модный портной.

— Я не хочу экономить на этом, — заявил Джошуа Пенкаррон. — Все должно быть самого лучшего качества. Моя девочка отправится к королеве, одетая не хуже, чем другие.

Итак, мы отправились в долгий путь к королевской гостиной, одетые в придворные платья, волоча за собой шлейфы длиной в три ярда, которые так и норовили принять неудобное, а то и опасное положение. Придворный парикмахер сделал нам специальные прически, в которые было воткнуто по три белых пера. Мы горячо молились о том, чтобы они оставались на месте до окончания церемонии. Мы были затянуты в корсеты и так туго зашнурованы, что едва дышали. Мне было немного легче, поскольку я была довольна худой, но Морвенна должна была чувствовать себя просто ужасно. Держалась она, правда, стоически, как, впрочем, и при всех других обстоятельствах.

Мы ехали в карете Елены, в веренице других карет, стремящихся к королевскому дворцу. На нас глазел народ — некоторые с насмешкой, другие — с завистью. Среди зевак были детишки без башмаков. Я не могла оторвать глаз от покрасневших замерзших ног, и мне было стыдно. Елена задернула шторки на окнах кареты, но от грустных мыслей было не так легко избавиться. Я припомнила, как много делают для бедняков Френсис и Питеркин, и решила, что мне тоже следует принять в этом участие. Наконец, мы прибыли и прошли во дворец. Навстречу нам вышла королева: хрупкая, изысканно одетая, украшенная бриллиантами и со сверкающей тиарой на голове. Ее было невозможно ни с кем перепутать. Она была маленького роста, но мне не доводилось еще видеть людей, державшихся с таким достоинством. Рядом с ней стоял принц, внушительный, с серьезным лицом, которое некогда, видимо, было привлекательным. Сейчас он производил впечатление усталого человека. Я вспомнила, как его «клевала» пресса во время недавней войны. Принца не любили, потому что он был немцем, а народ нигде не любит иностранцев. Я припомнила, как французы ненавидели Марию-Антуанетту за то, что она была австриячка.

Я оказалась перед Ее Величеством. К счастью, мой реверанс удался так, что удовлетворил бы даже мадам Дюпре. Я поцеловала небольшую пухлую ручку, украшенную кольцами с бриллиантами, удостоилась благосклонной улыбки, изящно отступила назад и… на этом все кончилось.

Я почувствовала, что меня как будто взвесили на весах и не выявили особых изъянов. Я была признана годной к вступлению в высший свет.


Наш первый бал! Его давала леди Веллингтон, часто устраивающая в Лондоне балы ради своей дочери Дженнифер. Резиденция Беллингтонов представляла собой особняк с небольшим садом, примыкавшим к парку.

Нас сопровождали Елена, моя мать, тетя Амарилис и дядя Питер. Мать велела мне не беспокоиться, если меня не будут приглашать на танцы. Сидя в ожидании, мы должны вести оживленный разговор, создавая впечатление, будто нас абсолютно не интересует приглашение на танец. Было трудно вообразить Морвенну, ведущую оживленный разговор, и поэтому она еще больше волновалась.

— Конечно, со мной никто не захочет танцевать, — говорила она. — А если кто-нибудь и пригласит, то я забыла половину фигур. Я даже не знаю, что хуже: опозориться во время танца или весь вечер просидеть одной.

— В конце концов, все когда-нибудь кончается, — философски заметила я. — Что бы ни случилось, завтра все будет в прошлом.

Сама я с нетерпением ожидала танцев. Во-первых, я просто любила танцевать, а кроме того, было интересно пообщаться с людьми, понаблюдать за тем, как честолюбивые матери высматривают наиболее выгодных женихов, строят планы, делают прикидки, подталкивают своих дочек, но так, чтобы никто не заметил этого.

Мы с матерью переглянулись. Она знала мое отношение к этому, и я сказала себе: «Все это неважно. Если я даже просижу одна весь вечер, они будут так же любить меня». Я даже произнесла маленькую благодарственную молитву родителям.

Стоя на площадке, которой заканчивалась широкая лестница, лорд и леди Веллингтон радушно приветствовали гостей. Рядом с ними стояла Дженнифер. Мы прошли в зал.

Играла музыка. Два джентльмена средних лет подошли к нам и пригласили на танец. Судя по тому, что нам рассказывала Елена, я предположила, что они являются нуждающимися отпрысками благородных семей, которые получали вечернее развлечение в обмен на услуги, состоявшие в ухаживании за дамами, не пользовавшимися большой популярностью.

Они закружили нас в танце. Мне было любопытно знать, как чувствует себя Морвенна. Я решила, что это будет для нее хорошим боевым крещением, поскольку эти джентльмены выполняли свой долг, включавший среди прочего любезность и оказание помощи застенчивым юным дамам. Лед тронулся: мы танцевали.

К нам подошел молодой человек. Он вежливо раскланялся, а затем взглянул на меня:

— Не доставите ли вы мне удовольствие?

Я встала и подала ему руку. Вскоре мы уже танцевали.

— Какая здесь толкучка, — томным голосом сказал он.

— Да.

— У Беллингтонов всегда так.

— Вы часто бываете здесь?

— О, время от времени.

Мы говорили о погоде, об оркестре — болтали о всяких мелочах, которые не вызывали моего интереса. Тем не менее, мы танцевали, и благодаря мадам Дюпре я проявляла себя не с худшей стороны.

А потом я заметила лицо, показавшееся мне смутно знакомым. Некоторое время я не могла понять, где я видела этого человека. Он смотрел на меня, похоже, с трепетом, пораженный неожиданностью встречи. И вдруг я узнала, кто это: тот самый молодой человек, который приезжал в Кадор вместе с Джонни, чтобы вести раскопки. Я припомнила и его имя: Джервис Мэндвилл.

Танец развел нас в разные стороны зала, но теперь я уже совсем не думала про оркестр и про погоду. Мысленно я была в Корнуолле, стояла возле пруда, и меня охватывали воспоминания — даже при таких обстоятельствах, как сейчас.

Я была рада вернуться к родственникам. Морвенна сидела с ними.

— Тебе понравилось? — спросила Елена.

— Он хорошо танцует, — ответила я.

— Я это заметила, — сказала мать, — да и мадам Дюпре оказалась хорошей учительницей.

Почти сразу же появился Джервис:

— Миссис Лэнсдон… миссис Хансон, вы помните меня? Джервис Мэндвилл…

— Ах! — воскликнула мать. — Ну да, ведь вы приезжали вместе с…

Он все понял и не захотел задевать больную тему.

— Да, на раскопки. Боюсь, они оказались не слишком удачными. Я бы хотел пригласить на танец мисс Хансон.

— Это мисс Пенкаррон, — представила я. — Она пришла сюда вместе со мной.

Он поклонился и мило улыбнулся Морвенне.

— Она тоже из Корнуолла, мы — соседи, — пояснила мать.

Елена погрустнела. Она, конечно, вспомнила о том, что Джервис дружил с Джонни. Джервис понял это. Я заметила, что он вообще мгновенно улавливает настроение других. Он протянул мне руку:

— Позвольте пригласить вас?

Мы направились к центру зала.

— Я просто глазам своим не поверил. Это ведь было так давно. С тех пор вы повзрослели.