— По крайней мере, — вставил Мэтью, — проект близится к завершению и, судя по всему, получается неплохо.

— Маленький Джон постарается сделать все, чтобы вызвать осложнения, — сказал дядя Питер. — Что он там еще выдумал, Мэтью?

— Он хочет устроить салют из пушек в Сент-Джеймс-парке. Он говорит, что, если пушки будут стрелять в Гайд-Парке, в павильоне могут вылететь все стекла.

— А они не вылетят? — спросила моя мать.

— Конечно, нет! — заявил дядя Питер. — Просто он хочет поучаствовать в событии и доставить кое-какие неприятности.

— Полагаю, Альберт собирается выступить против него, — сказал Мэтью.

— А что, если стекла действительно вылетят? — спросила я.

— Милая моя Анжелет, — сказал дядя Питер, улыбнувшись мне, — в таком случае выяснится, что Альберт ошибался, а Маленький Джон был прав.

— А это не рискованно? Он пожал плечами.

— Я не думаю, что Альберт пойдет на уступки в этом вопросе.

Ну-ну, не бойся, я думаю, ничего там не произойдет, и Хрустальный дворец останется цел. А если окажется, что я не прав, ну что ж, тогда я скажу «аи-аи-аи!»

— Мне кажется довольно глупым идти на такой риск, — сказала я. — Будет ужасно, если все пойдет прахом из-за такой мелочи.

— Жизнь, милое дитя, всегда содержит элемент риска!

Иногда бывает даже выгодно пойти на риск. Если принц уступит в этом вопросе, у Маленького Джона появятся новые амбиции. Альберт не может признать свою ошибку, и поэтому он пойдет на риск.

Я замолчала, обдумывая сказанное, и заметила, что дядя Питер с любопытством поглядывает на меня.

Он продолжал рассказывать о волшебной выставке, о том, что принц задумал ее как праздник труда и мира. Для нации лучше укреплять дружбу, демонстрируя свои технические достижения, чем сталкиваться на поле битвы. Искусство и коммерция должны идти рука об руку.


Настал великий день. Нам очень повезло, и мы сумели попасть на церемонию открытия. Впервые в жизни я увидела нашу королеву. Она выглядела просто великолепно в одежде розового и серебряного цветов. На груди у нее была лента ордена Подвязки, а на голове — небольшая корона, в которой сверкал алмаз Кохинор. У меня просто дух захватило: никогда в жизни я не видела такого великолепного зрелища! Я с радостью присоединилась к хору восторженных криков, которыми встретили прибытие королевы. Над головой у нее развевались перья, каким-то образом прикрепленные к короне. Она казалась очень гордой, счастливой и совершенно царственной — в общем, такой, какой и должна быть королева.

Это был прекрасный день. Он оправдал все мои ожидания. Играла прекрасная музыка. Мне очень понравился хор. Королева с супругом сидели под сине-золотым балдахином на королевском помосте. Я не могла оторвать от нее глаз. Мысленно я присутствовала там, я была Викторией — верной женой, мудрой матерью, великой королевой, примером для всей нации! Я была полностью удовлетворена.

За день мы очень устали. Нужно было так много увидеть самых разных вещей. Здесь были представлены все страны, демонстрирующие все лучшее, и самые знаменитые люди, вроде герцога Веллингтона. Но ничто не могло сравниться с нашей маленькой королевой, такой счастливой, такой человечной, но в то же время самой настоящей королевой. Я влюбилась в нее с первого момента, и именно воспоминания о ней были самыми значительным впечатлением этого дня.

Ни о чем другом, кроме выставки, дома, конечно, не говорили. Обсуждать ее можно было бесконечно. Тетя Амарилис сказала:

— Конечно, вы захотите еще раз посетить ее до возвращения в Корнуолл?

Моя мать согласилась с ней.

— А королева там будет? — спросила я.

— Это не удивило бы меня! — ответил дядя Питер. — Выставка задумана Альбертом, и поэтому в ее глазах она выглядит безупречно!

Из пушек стреляли в Гайд-Парке, — сказала я, — и стекла в павильоне не вылетели!

— Значит, ты помнила об этом? — улыбнулся дядя Питер.

— Ну да, ведь это было важно.

— Да, и несколько рискованно. Но разве я не говорил тебе, что иногда следует идти на риск.

И если ты будешь вести себя смело, то риск обернется в твою пользу.

В этот день мы поздно легли спать, и, как только моя голова коснулась подушки, я тут же провалилась в счастливые сны… В розовом платье, украшенном серебром, я торжественно ступала на королевский помост, и все приветствовали меня. Это был красивый сон.


Это случилось на следующий день.

Мы сидели за столом опять с Мэтью, который был здесь, по-видимому, постоянным посетителем. Мы продолжали обсуждать выставку и доедали последнее блюдо, когда послышался негромкий звук в дверь, и на пороге появился Джонсон, дворецкий.

Он вежливо прокашлялся и сказал:

— Сэр, вас желает видеть молодой джентльмен.

— Джентльмен? А не может ли он подождать, Джонсон?

— Он сказал, что дело очень важное, сэр. Он не представился?

— Он назвал себя мистером Бенедиктом Лэнсдоном, сэр.

В течение нескольких секунд дядя Питер сидел неподвижно. Наверное, это было трудно заметить, но я наблюдала за ним с близкого расстояния, и мне показалось, что он слегка обескуражен.

Он приподнялся со стула, а затем вновь сел.

— Хорошо, Джонсон, я встречусь с ним, но попроси его подождать.

Джонсон вышел, и дядя Питер взглянул на тетю Амарилис.

Кто это, Питер? Наше имя…

Возможно, это дальний родственник, о котором все позабыли. Я выясню… Простите, я должен выйти! Он вышел, а мы продолжали болтать.

— Любопытно, кто это такой? — спросил Мэтью. — Должно быть, кто-то из членов семьи? Это имя…

— Очень любопытно, — поддержала я. Мать улыбнулась мне, но ничего не сказала. Покончив с обедом, мы встали из-за стола.

Дядя Питер все еще находился в кабинете с посетителем.

Как же все-таки раздражает, когда ты молод, и от тебя что-то утаивают! Наверняка с Бенедиктом Лэнсдоном была связана какая-то страшная тайна — в этом я не сомневалась: мои родители говорили о нем приглушенными голосами, а тетя Амарилис выглядела несколько растерянной. Я слышала, как Мэтью сказал моему отцу, что надеется на то, что все обойдется.

Я задумалась, что бы это могло значить?

Прислушиваясь к разговорам, я постепенно начала понимать, что произошло.

Бенедикт оказался внуком дяди Питера! Он родился в Австралии семнадцать лет назад, а его отец был внебрачным сыном дяди Питера. Дядя Питер был женат только один раз, и его женой была тетя Амарилис, но это не помешало ему обзавестись сыном, о котором Амарилис до сих пор ни разу не слышала.

Я подслушала, как мать говорила об этом отцу:

— Питер, конечно, погуливал, как и следовало ожидать. Он был молодым повесой… до того, как встретил Амарилис, конечно!

Итак, Бенедикт был плодом юношеского увлечения дяди Питера. Именно от Бенедикта я услышала подробности истории, которую не могла узнать ни от кого другого. Мы с ним сразу же почувствовали влечение друг к другу. Меня к нему влекло, потому что он очень отличался от всех, кого я знала до сих пор. Его же во мне, видимо, привлекало то, что я совершенно восхищалась им.

Для своего возраста он был достаточно высок. У него были ярко-синие глаза, особенно выделявшиеся на бронзовом лице. Волосы были светлыми, выгоревшими под жгучим солнцем Австралии. В Бенедикте был тот же дух безмятежности, что и в дяде Питере. Думаю, дядя Питер был очень похож на него в его возрасте. Он смотрел на мир несколько иронично, полагая, похоже, что мир создан для того, чтобы развлекать его и служить ему. В их родственной связи было невозможно сомневаться.

При доме на площади был небольшой, вымощенный каменными плитами садик, в котором росли кусты и груша с почти несъедобными плодами. Тетя Амарилис выставляла туда горшки с цветущими растениями, и там же стояла деревянная скамья.

Я как раз была в саду, когда произошла наша первая встреча с Бенедиктом.

— Привет! — сказал он. — Ты интересная девочка. Кто ты такая?

— Я Анжелет! Иногда мое имя не правильно произносят, путая меня с ангелом, что не имеет ничего общего с действительностью!

— Надеюсь, что это так и есть, — ответил он. — Я испугался бы, встретившись с ангелом.

— Не думаю, что вас может напугать встреча с кем-нибудь!

Именно так я о нем и думала, и ему понравились мои слова. Его синие глаза довольно блеснули.

— Ну, вообще-то я и правда мало чего боюсь, — признал он. — Но у ангелов, говорят, есть привычка записывать людские грехи!

— А у вас много грехов?

Он, словно заговорщик, кивнул мне, и я рассмеялась.

— А почему вы не представляетесь? — спросила я.

— Бенедикт Лэнсдон! Давай, ты лучше будешь звать меня Беном.

— Да, Бен звучит гораздо лучше. Бенедикт — это что-то слишком набожное, вроде монаха, или святого, или еще чего-нибудь в этом роде.

— Боюсь, ни монаха, ни святого из меня не получится.

— А что ты здесь делаешь?

— Приехал повидать дедушку.

— Дядю Питера?

Так он твой дядюшка?

Ну, не совсем… Дядюшкой называют человека, к которому неизвестно, как нужно обращаться… Просто он женат на моей тете Амарилис, хотя на самом деле она мне тоже совсем не тетя… В общем, это родственные отношения, которые очень сложно объяснить посторонним!

— Ну, со мной-то дела обстоят проще:

Питер на самом деле мой дедушка.

— Ну, не совсем уж так просто. Похоже, что он не знал о существовании внука до твоего приезда?

Ничего странного, все очень естественно! Временами люди обзаводятся детьми, хотя не собирались этого делать. Это застает их, так сказать, врасплох, и они не знают, что предпринять? Вот так и произошло с моей бабушкой и с твоим дядей Питером. — Я понимаю…

— И тогда она отправилась в Австралию! Он оплатил ей дорогу и потом в течение всей жизни высылал деньги. Родился мой отец. Он был назван в честь своего родителя Питером Лэнсдоном… В общем-то, его звали Питер Лэнсдон-Картер, но имя Картер всегда опускали. Моя бабушка так и не вышла замуж, но отец женился, и на свет появился я. Вот так и получилось, что у твоего дяди Питера появился внук. Моя бабушка часто рассказывала об Англии и о том, какой чудесный у меня дедушка. Однажды что-то о нем появилось в газетах, какие-то не слишком приятные вещи, но бабушка все это высмеяла, сказав, что лучше него человека не найти. Когда она умерла, мы перестали получать о нем вести, но часто вспоминали. Потом умерла моя мать, и мы с отцом остались вдвоем. У нас было небольшое хозяйство, но дела шли плохо. Там и почва неподходящая, слишком сухая, а дождей там всегда не хватает, да и вредителей там полным-полно, саранча и тому подобное. Когда мой отец понял, что умирает, он завел со мной разговор о будущем. Он знал человека, который согласился бы купить наше хозяйство, и хотел, чтобы я отправился в Англию и отыскал своего дедушку. «Ты найдешь его без труда, — говорил он. — Он широко известен».

Ну и, когда он умер, я решил, что стоит посмотреть Англию, поэтому распродал имущество и приехал сюда.

— Это был очень смелый поступок!

И чем ты теперь будешь заниматься?

Бенедикт пожал плечами:

Нужно посмотреть, откуда ветер дует.

— Надеюсь, он дует в нужном направлении. Он благодарно улыбнулся мне:

— Я позабочусь о том, чтобы это так и было!

— Я не сомневаюсь в этом.

Мы улыбнулись друг другу, и мне подумалось, что я понравилась ему так же, как и он мне.

— Мой дедушка тоже жил в Австралии, — сказала я.

— Неужели?

— Да, вначале как заключенный.

Не может быть!

— Да, семь лет каторги за убийство.

Просто не верится!

Там были особые обстоятельства. Он присоединился к цыганам и странствовал вместе с ними, хотя сам был воспитан в Кадоре. Тебе нужно приехать в Кадор! Правда, это просто чудесное место. Оно принадлежало семейству Кадорсонов в течение многих поколений.

— Настоящее старинное поместье?

— Да, и это мой дом.

Расскажи еще о своем дедушке.

— Он отправился путешествовать вместе с цыганами, и какой-то мужчина, считавший себя джентльменом, напал на девушку-цыганку. Мой дедушка решил остановить его, и в схватке тот мужчина погиб. Признали, что это убийство, и деда сослали в Австралию на семь лет…

— Легкое наказание за убийство!

— На самом деле это нельзя назвать убийством, он ведь защищал девушку!

Моя бабушка, которая была тогда маленькой девочкой, спасла его, то есть упросила своего отца сделать это. Мой дедушка отбыл свой срок, организовал в Австралии свое хозяйство, а потом, когда вернулся в Англию, он и моя бабушка поженились.

В общем, счастливый конец?

— Поначалу… У них появились сын Джекко и моя мама, и они жили очень счастливо, но потом решили съездить в Австралию. Так они утонули… все, кроме моей матери!

Она была единственной, кто остался в живых, так как случайно в тот день она не отправилась с ними в море.