Когда гроб опускали в могилу, кто-то бросил камень в Бена. Завязалась небольшая потасовка, кто-то побежал, и похороны продолжались. Я грустно прислушивалась к звуку комьев, падающих на крышку гроба, а потом поверх могилы положила принесенный с собой букет.


Мы медленно пошли прочь от могилы — дядя Питер по одну сторону от Бена, тетя Амарилис — по другую. Дом Бена теперь выглядел пустой, лишенной содержания коробкой. В молчании мы выпили вина.

Грейс, выглядевшая спокойно, подошла ко мне.

— Я осуждаю себя! Мне следовало больше заботиться о Лиззи.

— Осуждаешь себя? Да ты относилась к ней просто исключительно, Грейс, она во всем полагалась на тебя. Но я не замечала происходящего!

К нам подошел Джастин.

— Слава Богу, все наконец кончилось! — сказал он, взглянув на Грейс.

Она кивнула.

— Вы вели себя хорошо! — добавил он.

Мне казалось, что между ними существует некоторая враждебность, и в какой-то момент Джастин, должно быть, поверил, что Грейс находится в излишне дружеских отношениях с Беном. Потом это чувство прошло, все это было вздором, игрой моего воображения.

— Надеюсь, что так! — сказала Грейс. — Все это очень тревожно.

— Этого нельзя было избежать, — ответил Джастин. — Но вы возвращаетесь в Мэйнорли? Знаете, это может выглядеть так, будто…

— О, все это чепуха! — воскликнула Грейс. — Никто в это не верит, это игры политиканов!

К нам подошла Морвенна.

— Ах, дорогая! — сказала она. — Я искренне надеюсь, что Бен не настолько глубоко подавлен этим…

Бен остановился перед нами и в течение нескольких секунд смотрел мне прямо в глаза. Мне казалось, что все в комнате знают о его чувствах ко мне.

— Я только что говорила, — повторила Морвенна, — что надеюсь, что ты сумеешь оправиться от этого ужасного удара.

— Да, спасибо, я уже оправляюсь, — ответил Бен.

— И ты возвращаешься в Мэйнорли? — спросил Джастин. — Полагаю, это самое лучшее — загрузить себя работой.

— Это единственный выход!

И вновь я перехватила взгляд Бена: в нем была мольба. Я страшно взолновалась и просто не знала, что думать. Я сказала:

— Мне кажется, тетя Амарилис смотрит на меня! Мне нужно подойти к ней и узнать, что нужно.

Это было бегством. Я чувствовала, что поступила весьма странно и что все, особенно Джастин, заметили это.

Я нашла тетю Амарилис. Она сказала мне:

— Дорогая, ты ведь останешься у нас, правда? Дядя Питер очень надеется на это. Все остальные вскоре разойдутся.

Подошел дядя Питер и сжал мою руку.

— Мне бы хотелось, чтобы и Бен немного задержался, — сказала тетя Амарилис. — Это просто ужасно — вернуться в то же место и заниматься предвыборной кампанией после всего случившегося! Говорят, теперь все провалилось. Нужно чудо, чтобы он сумел победить.

— В нашей семье есть люди, умеющие творить чудеса! — заявил дядя Питер.

— Я искренне надеюсь, что у Бена это получится. Я была рада, когда все закончилось. Дядя Питер проводил меня по дому.

Я спросила его:

— Что ты на самом деле думаешь обо всем этом?

— Случившееся просто ужасно! Ничего хуже этого с Беном не могло произойти. Люди склонны верить в худшее: оно всегда интересней, чем лучшее.

Бен на этот раз не выиграет.

— Это будет для него страшным разочарованием: он так старался!

— Он переживет. Самое удачное, что вердикт оказался именно таким, могло быть гораздо хуже. Следует радоваться этому.

На пороге дядя поцеловал меня. Я улеглась в постель, но заснуть не смогла…

Дядя Питер был прав: чуда не произошло, Бен проиграл на выборах.

Итак, он потерпел поражение. Я говорила себе: «По крайней мере он не виновен в смерти Лиззи. Если бы он и собирался убить, он не совершил бы убийства в такой решающий для него момент». От этой мысли мне стало легче.


Бен вернулся в Лондон. Грейс теперь жила в своем доме, но постоянно посещала кого-нибудь из нас. Она сказала, что разберет одежду Лиззи и кое-что из нее передаст в миссию. Она действительно отнесла ее туда и имела долгий разговор с Френсис. Похоже, ее очень заинтересовали дела миссии.

Время от времени я виделась с Беном. Дядя Питер сказал, что он разочарован и поговаривает о том, чтобы вообще бросить политику.

— Ему понадобится время для того, чтобы пережить все это. Народу не нравится, когда с их депутатом случаются подобные вещи. Он считает, что депутат должен быть вне всяких подозрений, что депутат должен быть совершенно безупречным, не склонным к грехам, которые совершают простые смертные!

— Бен не совершил никакого греха, — сказала я.

— Нет, однако его жена погибла при загадочных обстоятельствах. Полагают, что если даже он не убил ее, она сама лишила себя жизни. А почему она дошла до такого состояния, что приняла смертельную дозу лекарства? Должно быть, оттого, что такая уж у нее была жизнь в этом доме! Избиратели не любят, чтобы у их кандидатов семейная жизнь не соответствовала идеалу.


Дядя Питер полагал, что Бену нужно ни в коей мере не подавать вида, что он сломлен случившимся. Возможно, к следующим выборам он будет баллотироваться на севере, где люди меньше знают о происшедшем.

Тетя Амарилис на некоторое время отменила все приемы в доме. Семья была в трауре. Тем не менее, мы собирались все вместе. В таких случаях часто присутствовали Грейс, Морвенна и Джастин.

Мы часто виделись с Беном. Иногда мы разговаривали — урывками, вполголоса, поскольку всегда, кроме нас, присутствовали посторонние. Я спросила его, насколько тяжело он переживает провал на выборах, а он заявил, что предполагал, что так случится.

— В политике, да и вообще в жизни все может мгновенно измениться.

Как только Лиззи умерла, я понял, что обречен.

Ты будешь вновь бороться? Наверное, к следующим выборам?

— К тому времени кто-нибудь опять поднимет этот случай, и это снова сработает, Анжелет. Во всем виноват я сам, я игнорировал Лиззи, следовало все разъяснить ей, а теперь уже слишком поздно…

— Пройдет время, и все уляжется.

— Я постоянно думаю об этом: теперь мы могли бы все начать заново… ты и я!

— Сейчас я не могу говорить об этом, Бен!

— Пожалуй… но позже…

К нам подошла Грейс.

— Надеюсь, я не помешала? — спросила она.

— Нет, мы просто болтали, собственно ни о чем…

Я перехватила взгляд Джастина: он очень внимательно смотрел на нас. Я улыбнулась ему, и он подошел к нам. Действительно, теперь началась обычная светская болтовня.


На следующее утро, к моему удивлению, пришел Джастин. С собой он принес небольшой пакет. Я удивилась, почему он пришел ко мне так рано.

— Мне очень нужно было повидать тебя, Анжелет! — сказал он.

— Что-нибудь случилось, Джастин?

— Нет, пока нет.

— Ты хочешь сказать, что что-то может произойти?

С Морвенной?

— Нет, не с Морвенной. Она не знает, что я пришел к тебе.

— Ты говоришь очень загадочно, Джастин.

— Я не знаю, с чего начать… У меня просто предчувствие, ощущение, что ты должна знать об этом. Я не собирался говорить тебе… и вообще кому бы то ни было… Но поскольку Джервис сделал для меня такое, причем в тот период, когда мы с ним уже не были друзьями, я считаю, что просто обязан тебе. Я решил, что ради него должен позаботиться о тебе.

Как ты знаешь, у меня не ангельский характер, но тот случай действительно изменил меня. Именно поэтому…

— Слушай, Джастин, ты говоришь все более загадочно. Почему бы тебе не выразиться яснее?

— Я объясню тебе все, но для начала хочу, чтобы ты прочитала это, а потом мы поговорим…

Он вложил сверток мне в руки.

— Что это? — спросила я.

— Это дневник. Он у меня уже давно. Прочитай его, и мы вновь должны встретиться, и тогда я скажу тебе, чего боюсь. Ты не поверишь мне, пока не прочитаешь этого, а тогда, я думаю, ты многое поймешь… Анжелет, я должен просить тебя никому его не показывать. Ты обещаешь мне? Возьми его в свою комнату и подожди до вечера. Прочти это, когда будешь одна. Это очень важно!

— Я заинтригована, Джастин!

— Я понимаю, но сделай все так, как я прошу. Забери его сейчас же в свою комнату, запри, а когда вечером придешь к себе и будешь уверена, что находишься в полном одиночестве, прочитай его… А когда прочитаешь, я приду, мы встретимся, и я объясню тебе, почему веду себя столь необычно.

И он ушел.

Я смотрела на пакет, и меня подмывало вскрыть его, но, дав обещание, я была вынуждена отнести его в свою комнату и запереть в ящик комода. Действительно, Джастин вел себя очень странно…

В тот вечер я очень рано ушла к себе и, оставшись в одиночестве, тут же открыла ящик и достала пакет. Разорвав оберточную бумагу, я обнаружила дневник и мельком взглянула на даты и мелкий аккуратный почерк.

Сняв одежду, я улеглась в кровать и начала читать. Сверху была надпись: «Мине с любовью от мамы». Мина, предположила я, была владелицей дневника.


«Январь, 1. Я нашла этот дневник, уже собираясь выезжать, и вспомнила, что на прошлое Рождество мне его подарила мама. Она сказала:» Веди записи, Мина. Когда-нибудь, через многие годы, ты сможешь посмотреть, как ты жила в это время, и тебе покажется, что это происходит с тобой прямо сейчас «. Я решила писать, но так и не собралась, а теперь, когда мама умерла, я вынуждена уезжать и начинать новую жизнь. Должно быть, она будет интересной. Это моя первая запись, и, похоже, я пересказываю то, что и без того знаю, но я покидаю эти места. Мать никогда не хотела этого, но тех немногих средств, которые она оставила мне, совершенно недостаточно, чтобы прожить на них. А кроме того, что со мной здесь может произойти? Я вынуждена взяться за эту работу у Боннерсов, поскольку единственное, за что может взяться женщина, если оказывается в моем положении, — это стать гувернанткой. Буду смотреть на это как на приключение, а если такая жизнь станет невыносимой, я смогу поискать что-нибудь другое. Ну вот, начало и положено».

Следующая запись была сделана неделей позже.

«Январь, 8. Появилось нечто, достойное увековечения. Итак, я обосновалась в Кромптон-холл, возле Бодмина, в Корнуолле… Довольно странное местечко, да и сами бодминцы — странные люди, но они забавляют нас: Мервина и меня. Думаю, мне следует записать подробности нашей встречи. Поначалу я полагала совпадением то, что мы встретились по пути к Боннерсам, но совершенно естественно, что мы встретились, ведь этой железной дорогой пользуется очень мало людей. Скорее, она похожа на игрушечную, чем на настоящую железную дорогу, хотя и является предметом гордости местных жителей. Шел снег, когда я садилась в маленький вагончик. Кроме меня, там были еще трое пассажиров. Было уже поздно, так как поезд на главной линии, где мы делали пересадку, задержался в пути.» Игрушечный» поезд, как мне сообщили, поджидал его прибытия. Двое из пассажиров были парой средних лет, а третьим — Мервин. Мне он понравился с самого первого взгляда. Он помог мне уложить багаж, и вскоре мы уже беседовали, сидя в купе.

— Погода могла бы быть и получше! Вы едете в Кромптон?

— Я собираюсь устроиться гувернанткой… в Кромптон-холл.

Он рассмеялся. У него были красивые белые зубы.

— А я собираюсь в Кромптон-холл… в качестве наставника!

Мы недоверчиво уставились друг на друга.

Путешествие проходило довольно весело. Оно оказалось затяжным, поскольку в пути не раз пришлось задержаться, но я не роптала на судьбу, мне хотелось, чтобы это продолжалось до бесконечности. Мервин рассказал мне о себе. Он тоже был одинок, и у него уже не было родителей. Все свое скромное состояние они вложили в его образование, и теперь он был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь, будучи, впрочем, вполне эрудированным для того, чтобы стать наставником «юного деревенского джентльмена — как его мне описали», — пояснил он.

Я рассказала ему о том, что мне пришлось долгие годы ухаживать за матерью, овдовевшей, когда я была еще ребенком. У нее был доход, дававший возможность жить сравнительно комфортабельно, но после ее смерти почти ничего не осталось. Подобно ему, я получила неплохое образование, так что могла стать гувернанткой «юной деревенской леди».

К тому времени, как мы прибыли в Кромптон, мы стали уже добрыми друзьями, и большинство моих мрачных опасений рассеялось. Мы уселись в экипаж, предоставленный нашими любезными хозяевами, и отправились в Кромптон-холл «.

Следующая запись сообщала:

« Февраль, 3. Мама была бы недовольна, узнав, как небрежно я веду свой дневник. Она вела свой дневник с большим тщанием, но когда после ее смерти я просмотрела его, то выяснилось, что весь дневник был заполнен чем-то вроде: „Сегодня дела шли не очень хорошо“ или „Все утро лил дождь“. Я решила, что такие детали не стоит увековечивать, в этой тетради я собираюсь записывать только те события, которые буду считать примечательными в своей жизни. Чувствую, что такие события не за горами, и все это благодаря Мервину. Как мне повезло, что мы оказались здесь вместе! Еще во время нашего знакомства в поезде я почувствовала это, и, как мне кажется, он почувствовал то же самое. Мы вместе посмеивались над нашими хозяевами. Боннерсы не были корнуольцами: они обосновались здесь всего лет пять назад, и местные жители считали их „иностранцами“, хотя сами они, скорее всего, не сознавали этого.