Господи помилуй, этот мужчина может безвозвратно погубить ее.


Было уже за полночь, когда Уинтер, усталый, возвращался домой. Оперный театр располагался меньше чем в миле от Сент-Джайлса, и Уинтеру жаль было тратить деньги на кеб для такой короткой поездки. Не говоря уж о том, что у него через плечо висел длинный мешок с костюмом Призрака и шпагами, наличие содержимого он предпочел бы никому не объяснять.

Какой-то экипаж прогрохотал мимо, и Уинтер резко отскочил в сторону, когда его колеса попали в лужу на дороге, выплеснув волну грязной воды. Брызги попали на ноги, и он с сожалением взглянул на пятна на своих до этого белых чулках. Ну, прекрасно. Теперь от него несет сточной канавой, и ему придется застирать чулки, прежде чем лечь спать.

Уинтер вздохнул. Какая разница, испачканы у него чулки или нет. Единственная причина, по которой он не проиграл пари с д’Арком еще даже до его начала, заключалась в том, что виконт на этот вечер объявил ничью. Остаток вечера леди Бекинхолл была холодна, бросала на него подозрительные взгляды и язвила в его адрес — когда вообще заговаривала с ним. Неужели знает, что он Призрак? Она должна по меньшей мере подозревать после того поцелуя… или нет? Наверняка такая прямодушная женщина уже призвала бы его к ответу, если б догадалась, что он Призрак. А если не подозревает об этом, то, может, ее нисколько не интересует Уинтер Мейкпис. Может, ей просто нравится целоваться с мужчинами в масках. Уинтер с таким остервенением пнул валявшийся камень, что тот отлетел далеко, громко ударившись о кирпичную стену.

Уинтер остановился, чтобы успокоиться. Ему вообще не следовало целовать ее. Не будь он в костюме Призрака, сумел бы перед ней устоять. По крайней мере надеялся, что сумел бы. Но правда заключается в том, что едва она коснулась его губ, как он пропал. У Изабель был вкус страсти и мяты, меда и желания. Когда она скользнула языком по его губам, он до предела, болезненно возбудился. Одним лишь прикосновением она открыла для него ящик Пандоры, наполненный страстью.

Благоразумие требовало держаться от леди как можно дальше. Ему следовало бы принять сегодняшний вечер как предостережение и отступить. Однако он знал, что не сделает этого. Благодаря Изабель он может уповать на то, что останется жить и работать в приюте. Более того, она предложила средство разузнать про д’Арка, ибо без Изабель и ее «наставлений» едва ли он попал бы в те круги, в которых вращается виконт.

Уинтер фыркнул. Он лжет себе, если думает, что это и есть истинная причина, по которой он снова встретится с ней. Как бы ни был важен приют и расследование дела с похитителями девочек, в глубине души он знает, что просто не может не видеться с Изабель. Она притягивает его. Животный ли это инстинкт, поднимающийся на поверхность, — та часть его мужского естества, которую он считал давно подавленной, — или же что-то более духовное, не имеет значения. Он теперь не может оставить леди в покое, как не может перестать дышать.

Уинтер на несколько секунд прислонился к осыпающемуся углу кирпичного дома. Он опасно увлечен Изабель. И гоняется за собственным хвостом с д’Арком. Что имел в виду кучер д’Арка, когда сказал, что это не виконт? За похитителями девочек стоит кто-то другой? А если так, почему тогда Джозеф Шанс сжимал в руке клочок бумаги с печатью д’Арка?

Уинтер выпрямился, покачал головой. Возможно, он чересчур усложняет дело. Без сомнений, кучер соврал, просто чтобы выгородить хозяина и спасти собственную шкуру. Д’Арк, должно быть, замешан, иначе почему…

Внезапный стук копыт по булыжной мостовой заставил Уинтера отступить в тень, но спрятаться было особенно негде.

Капитан Тревельян выехал из-за угла в сопровождении полудюжины своих драгун. Должно быть, Тревельян увидел Уинтера, ибо резко натянул поводья.

— Мистер Мейкпис, Сент-Джайлс не самое безопасное место, чтобы разгуливать по ночам, как вы, уверен, знаете.

— Знаю. — Раз уж капитан драгун увидел его, Уинтер вышел на лунный свет. — Охотитесь за торговцами джином, капитан?

Губы Тревельяна плотно сжались, и Уинтер подумал, сколько шуточек, должно быть, приходится выслушивать капитану по поводу его далеко не успешной кампании по очистке Сент-Джайлса от самогонщиков и торговцев «зеленым змием».

— Сегодня у меня добыча покрупнее, — отрывисто ответил Тревельян. — Призрак был замечен возле Сент-Джайлс-ин-зе-Филдс.

— В самом деле? — Уинтер выгнул бровь. — Тогда он сегодня что-то слишком уж активен. Я иду из оперного театра, где он тоже появился нынче вечером.

— Из оперного театра? — Тревельян сардонически усмехнулся. — Для человека, который живет в Сент-Джайлсе, не слишком ли это слишком, Мейкпис?

— И что с того? — холодно отозвался Уинтер.

Уголок рта капитана Тревельяна дернулся вверх.

— Ну, полагаю, это не мое дело. — Он мотнул головой, указывая на мешок на плече Уинтера. — А вы всегда ходите в оперу с такой тяжелой ношей?

— Нет, разумеется, — непринужденно ответил Уинтер. — По дороге домой заглянул к другу. Он передал книги в дар приюту.

Уинтер сохранял твердость во взгляде, хотя и затаил дыхание. Если капитан драгун попросит разрешения заглянуть в мешок, то он не сможет объяснить, откуда у него костюм Призрака.

Тревельян хмыкнул и отвел взгляд.

— Будьте осторожны по дороге домой, Мейкпис. У меня и без вас забот полон рот.

— Ваша забота о моей персоне весьма трогательна, — проговорил Уинтер.

Тревельян отрывисто кивнул и развернул своего коня.

Уинтер провожал глазами солдат до тех пор, пока те не скрылись в ночи, и только потом выдохнул и расслабил напряженные плечи.

Оставшийся путь до приюта он преодолел без происшествий. Через двадцать минут Уинтер входил в приютскую кухню. Кот Черныш потягивался перед камином, острыми коготками легонько царапая красный кирпич очага, потом выпрямился и подошел приветственно потереться о ноги Уинтера лобастой головой.

Уинтер наклонился почесать кота за ухом.

— Что, Черныш, на страже?

Тот зевнул и вернулся к теплому очагу. Лампу оставили горящей для Уинтера, он взял ее и направился к черной лестнице, ведущей к нему в комнату. И только когда свет озарил угол лестницы, он понял, что не один.

Джозеф Тинбокс сидел, ссутулившись, в кресле, с закрытыми глазами и тихо и ровно дышал. Сердце Уинтера сжалось от этой картины. Неужели мальчик ждал его?

Он мягко положил ладонь ему на плечо.

— Джозеф.

Мальчик заморгал, взгляд был сонный и непонимающий, неожиданно напомнив Уинтеру того двухлетнего малыша, которого он нашел на парадном крыльце старого приюта почти десять лет назад. Его светлые волосики были взъерошены, личико залито слезами, а к запястью привязана пустая жестянка. Малыш глубоко вздохнул, когда Уинтер поднял его на руки, и доверчиво положил головку ему на плечо.

Джозеф Тинбокс еще раз моргнул, и вдруг лицо его озарилось пониманием.

— Ох, сэр, я ждал вас.

— Я вижу, — заметил Уинтер, — но уже давно пора спать.

— Но, сэр, это важно.

Уинтер привык к тому, что мальчишки считают «важным»: ссоры с другими мальчишками, потерянные игрушки и обнаружение котят в переулке.

— Не сомневаюсь, — сказал он, — но…

— Пич заговорила! — нетерпеливо перебил его Джозеф. — Она рассказала, откуда она.

Уинтер, который собрался было побранить воспитанника за то, что тот прервал его, помедлил:

— Что она сказала?

— Думаю, она должна сама вам рассказать, — произнес Джозеф торжественно, точно лорд в парламенте.

— Но она же спит.

— Нет, сэр, — возразил мальчик. — Она напугана. Сказала, будет дожидаться вашего возвращения.

Уинтер выгнул удивленно бровь.

— Ну хорошо.

Джозеф Тинбокс повернулся и стал подниматься по черной лестнице. Уинтер пошел следом с лампой и мешком через плечо.

В приюте было тихо в этот поздний час, свет лампы мерцал на гладко оштукатуренных стенах. Уинтер гадал, какая же тайна заставляла ребенка молчать целую неделю. Он поглядел на узкую спину мальчика. У него возникло чувство, что парнишка использовал всю свою немалую силу убеждения, дабы добиться от Пич, чтобы она наконец заговорила.

Джозеф ступил на спальный этаж. Тут тоже было тихо, но время от времени слышались слабые звуки: невнятно произнесенное слово, вздох, шорох постельного белья. Джозеф взглянул через плечо на Уинтера, словно желая удостовериться, что тот все еще идет за ним, и на цыпочках пошел по коридору к лазарету.

Когда мальчик открыл дверь, Уинтер убедился, что тот был прав: Пич не спала. Девочка лежала точно посередине койки, натянув одеяло до подбородка, одной рукой обнимая Додо. На прикроватной тумбочке горела одинокая свеча.

Уинтер посмотрел на свечу, потом на Джозефа. Мальчик покраснел.

— Я знаю, вы говорили, что от оставленной горящей свечи может начаться пожар, но…

— Я боюсь темноты, — вполне отчетливо проговорила Пич.

Уинтер взглянул на девочку. Она смотрела испуганно, но с вызовом, а карие глаза казались почти черными.

Он кивнул и опустил мешок на пол, потом сел на стул возле кровати.

— Многие боятся темноты. Тут нечего стыдиться, Пилар.

— Мне нравится «Пич», если вы не против, сэр.

Уинтер кивнул и понаблюдал, как Джозеф зашел с другой стороны кровати и взял малышку за руку.

— «Пич» так «Пич». Джозеф говорит, ты хочешь о чем-то мне рассказать.

Она коротко кивнула, уткнувшись маленьким острым подбородком в одеяло.

— Меня забрали похитители девчонок.

Уинтер почувствовал, как пульс его участился, но внешне остался спокойным, словно то, что сказала девочка, не имеет большого значения.

— Да?

Пич судорожно сглотнула и стиснула жесткую собачью шерсть. Собака дернулась, но больше ничем не выдала того, что девочка тянет ее за мех.

— Я… я была на углу возле церкви.

— Сент-Джайлс-ин-зе-Филдз? — пробормотал Уинтер.

Девочка наморщила лобик.

— Наверно. Я просила там милостыню.

Уинтер кивнул. Ему не хотелось прерывать рассказ Пич, но было кое-что, что ему следовало знать.

— Твои родители тоже там были, Пич?

Пич втянула голову в плечи и отвернулась.

— Они умерли. Мама умерла от лихорадки, папа — от кашля, и маленькая Рахиль тоже. Они все умерли.

Сердце Уинтера сжалось от боли и сострадания. Сколько раз он слышал такие истории: родители умирают от болезней и нищеты, оставляя осиротевших детей, которым приходится как-то выживать в равнодушном мире, — и все равно слышать это всегда тяжело.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он.

Пич пожала плечами и украдкой взглянула на него.

— Перед смертью папа попросил госпожу Кальво взять меня к себе. Я пожила там немного. Но госпожа Кальво сказала, что у нее и без меня хватает ртов и что я должна уйти.

— Бессердечная ведьма, — зло пробормотал Джозеф.

Уинтер бросил на него суровый взгляд.

Мальчик опустил голову, но не перестал сердито хмуриться.

— Пожалуйста, продолжай, Пич, — мягко попросил Уинтер.

— Ну, я пыталась найти работу, правда пыталась, но никакой работы не было, — сказала Пич. — А попрошайничать намного лучше. Надо было только все время переходить с места на место, чтобы большие не побили.

Уинтер знал, что существуют банды, которые управляют группами нищих попрошаек и охотятся на них, требуя процент от дневной выручки. У такой одинокой малышки, как Пич, не было против этих банд ни единого шанса.

— Расскажи ему, что было потом, Пич, — прошептал Джозеф Тинбокс.

Маленькая девочка посмотрела на мальчишку долгим взглядом, словно черпая у него храбрости, затем сделала глубокий вдох и перевела глаза на Уинтера.

— На вторую ночь, когда я была возле церкви, они схватили меня. Похитители девчонок. Разбудили и утащили куда-то. Я думала, — девочка натужно сглотнула, — думала, они убьют меня, но не убили.

— А что они сделали, Пич? — спросил Уинтер.

— Они привели меня в какой-то подвал. Там было полно других девочек, и все они шили. Поначалу я подумала, что это не так уж плохо. Я не против работы, правда. Мама говорила, что я хорошая помощница. И там была Додо, хотя никто никак ее не называл, и они все время гнали ее прочь.

Девочка спрятала лицо в шерсти Додо, и терьер лизнул ее в ухо. Она зашептала так тихо, что Уинтеру пришлось наклониться, чтобы разобрать следующие слова:

— Но они почти совсем не кормили нас. Только жидкой кашей и водой, и в каше были жуки. — Пич начала всхлипывать.

Джозеф Тинбокс растерянно закусил губу. Поколебавшись, он протянул к девочке руку, но вдруг остановился, держа пальцы над худеньким плечиком, и взглянул на Уинтера.