Руки ее сжимали его руку, но сейчас она их разжала. Камердинер замурлыкал новую мелодию, что-то знакомое, хотя она не вполне ее узнала. Изабель пошарила позади себя, коснувшись гладкой ткани, плотно облегающей его бедра. Он шевельнулся, словно желая отодвинуться от нее, но в алькове просто не было места. Позади них было окно в пол, впереди — портьера.

От нее Призраку не убежать. Она провела ладонями позади себя, куда смогла дотянуться. Нащупала его бедра и выпуклость ягодиц, но не больше. В отчаянии Изабель стиснула кулаки, а затем приняла решение.

Она быстро повернулась в его руках. Естественно, он мог бы удержать ее, но любая борьба выдаст их камердинеру.

Она подняла взгляд и заглянула в его глаза, поблескивающие в прорезях странной маски. Что он чувствует? Злость? Любопытство? Возбуждение?

Какая разница? Ей надоело ждать, когда Уинтер признается, кто он. Надоело носить маску напускной веселости, скрывая свои истинные чувства. Никто никогда не замечал этого. Никто, кроме него. Если он не может или не хочет сделать первый шаг, тогда, черт возьми, она сама его сделает.

Она опустилась на колени.

Он резко втянул воздух. Изабель почувствовала это движение, даже если и не слышала вздоха. Подняв руки, она отыскала пуговицы ширинки и начала трудиться над ними.

Он стиснул ее запястья, отстраняя руки от своего паха. Она вскинула глаза, когда до них донесся отчетливый звук открывшейся и закрывшейся двери.

Тишина.

Голову он чуть склонил вбок, когда смотрел на нее, мышцы бедер затвердели и напряглись там, где ее руки касались их.

Изабель ждала, но Уинтер не пошевелился.

Она медленно наклонилась вперед и коснулась поцелуем тонкой кожи его перчаток. Открыла рот. И куснула его за палец.

Он дернулся в ответ. Легкое, чуть заметное движение, но она, тем не менее, почувствовала его и улыбнулась.

— Не надо, — прошептал он так тихо, что это мог быть всего лишь вздох.

Но он уже был возбужден до предела. Слова ее прозвучали тихо, но отчетливо:

— Позволь мне.

Медленно, словно борясь с собой, Уинтер отпустил ее руки.

Изабель не стала ждать, когда он передумает. Подавшись вперед, потянула ширинку, раскрыла ее и завладела тем, что искала.

Он оказался точно таким, как она помнила: мощным, тяжелым и, ах, таким прекрасным. Она вытащила его член наружу и пробежалась пальцами по горячей, туго натянутой коже.

Он замер, словно готов был либо бежать, либо сопротивляться, поэтому дальше она действовала быстро и уверенно: открыла рот и коснулась губами головки возбужденного фаллоса.

Он выдохнул какое-то слово коротко и резко.

Она закрыла глаза, упиваясь его ароматом, мускусным и чувственным. У него был солоноватый привкус, и она наслаждалась ощущением жизни под своим языком. Правой рукой она ласкала его легко, но решительно, ибо желала, чтоб это продлилось подольше. Желала, чтоб он никогда, сколько будет жить, не забыл этого.

Его большие ладони двигались неуверенно, касаясь ее волос, щек, дотрагиваясь до лба в нежнейшей ласке.

В глазах защипало, и она ахнула, выпустив его орудие изо рта, но продолжая держать в руках. Подняла лицо со струящимися по щекам слезами и почувствовала, как Уинтер стер их пальцем в перчатке. Он заставляет ее чувствовать… переживать так много. Заставляет желать того, чего у нее никогда не может быть.

Его совершенные губы раздвинулись:

— Изабель.

— Нет, — пробормотала она и вернулась к своему занятию.

Глупые слезы не прекращались, и она вкусила и их тоже, водя языком по всей длине его восставшей плоти. Он был прекрасен — такой твердый, такой горячий! Она изласкала головку, слегка касаясь языком самого ее центра, и услышала его тихий стон, почти всхлип.

А потом снова взяла его в рот.

Уинтер покачнулся на пятках, словно его с силой толкнули, и эта реакция побудила ее удовлетворенно сжать губы. Изабель вновь закрыла глаза и позволила окружающему, печали в душе и даже самому мужчине раствориться, уплыть. Она сосредоточилась лишь на этой горячей плоти у себя во рту. Такой твердой, такой жаждущей, всецело оказавшейся в ее власти. Она мечтательно поглаживала его ствол, лаская каждую пульсирующую вену, нырнула в бриджи и обхватила ладонью яички. И все время посасывала, посасывала, посасывала.

Пока пальцы его не стиснули ее волосы чуть ли не до боли и она не почувствовала, что он на грани. Тогда женщина подняла глаза, желая увидеть его в пароксизме страсти, наблюдая, как голова его запрокинулась, рот приоткрылся и зубы поблескивают в лунном свете.

Первая струя была сильной и почти безвкусной, но вторая принесла солоноватый привкус мужчины, и сорвавшийся с губ стон без слов рассказал ей о невыразимо сладких муках, сердце ее сжалось от восторга.

Она не переставала посасывать эту желанную плоть, вцепившись ему в бедра, чтобы не выпустить изо рта, ибо трудилась ради этой награды и заслужила каждую каплю. Когда наконец его жезл начал терять свою упругость, она смилостивилась и стала просто нежно лизать его. Между ног у нее было влажно, тело пылало, готовое принять его, но он не сможет…

Его резкое движение застигло Изабель врасплох. Только что она стояла перед ним на коленях, а в следующее мгновение Уинтер резко поднял ее и поставил на ноги. Пальцы больно впились ей в руки, и она тихонько вскрикнула, глаза ее расширились, когда она увидела…

Его рот накрыл ее губы. Он пленял ее, овладевал ею, со всех сторон обволакивая своей силой. Она обмякла в его объятиях, готовая ко всему, что бы он ни сделал…

А в следующий миг его уже не было.

Изабель заморгала и потрогала пальцами распухшие губы. О боже, что она наделала? Осознание действительности нахлынуло резко, безжалостно — кто она и, что важнее, кто он! Ибо лунный свет осветил его лицо перед поцелуем, и в глазах у него она ясно увидела блеск… слез.


Уинтер Мейкпис, пошатываясь, вывалился в коридор, остановился в темном углу и, прислонившись к стене, сдвинул маску на лоб и потер руками лицо. Оно было мокрым от слез. Он плакал как ребенок. Боже милостивый, то, что сделала Изабель, потрясло его до глубины души. Быть так близко друг к другу, чтобы она вот так встала перед ним на колени и… Как будто ему открылось еще одно новое чувство. Он чувствовал ее, чувствовал мир вокруг и в то же время знал, что они являются средоточием этого мира, только они двое. В ту минуту зверь, которого он годами пытался усмирить и запереть в клетку, вырвался на свободу и ревел.

Он охнул, выпрямился и вернул маску на место. Знает ли Изабель, кто он? С кем она делала это: с Уинтером Мейкписом или Призраком? Если это был Призрак, то душа его умирает, но если Уинтер Мейкпис, значит, она только что все изменила. Прекрасная, упрямая, ужасная женщина! В какие игры она играет?

Уинтер сердито покачал головой. Он вполне мог ее остановить. Он больше ее, сильнее. Но просто не хотел ее останавливать. В ту минуту, когда руки ее лежали на его ширинке, а плоть натягивала ткань, требуя освобождения, он бы, наверное, умер, если б она ушла, не дотронувшись до него. Ему стоило невероятных усилий не дать волю рукам. А когда она наконец взяла его возбужденный член в рот — этот сладкий, этот восхитительный рот…

От одних лишь мыслей об этом его естество снова восстало.

Уинтер чертыхнулся и осторожно вышел из тени. Ему следовало бы вернуться к гостям, показаться там, но сейчас надо было подумать о другом. На лестнице послышались шаги. Он проворно юркнул в какую-то комнату. Она была маленькой и темной — гардеробная, по всей видимости, — но с окном, слабо освещенным луной. Он забрал мешок со своей одеждой, который спрятал, переодевшись в костюм Призрака. Безопаснее было обыскивать дом д’Арка в обличье Признака, случись кому-то его обнаружить. Прежде он планировал снова переодеться и вернуться на бал, но не теперь.

Уинтер прошел к окну и, подняв раму, выглянул наружу. Окно выходило в сад за домом. Геометрически подстриженные кусты отбрасывали тени в лунном свете, и комната находилась на третьем этаже. К счастью, под каждым отливом был декоративный выступ. Правда, всего дюйма три шириной, но этого должно быть достаточно.

Спустя пять минут Уинтер спрыгнул на землю. Он наклонился, чтобы достать клочок бумаги, который спрятал в сапоге, и повернул его к свету так, чтобы можно было прочесть нацарапанные на нем слова: «Кафсхед-лейн, 10».

Адрес в Сент-Джайлсе. Он нашел эту бумажку в ящике письменного стола д’Арка. Губы его скривились. Неужели виконт так уверен в себе, что записал адрес притона, где держат детей? Маловероятно, но Уинтер все равно намеревался воспользоваться этой ниточкой.

Ночной ветерок донес до него женский смех. Уинтер оцепенел, взглянув в сторону дома. Свет заструился из дома, когда дверь открылась и в сад вышла какая-то пара. Дама прижалась к своему кавалеру, явно не возражая против того, что может произойти в темном саду.

Уинтер поднял с земли мешок, повернулся и легко побежал по подстриженной траве, направляясь к калитке, ведущей к стоянке кебов.

Неужели их свидание было для Изабель всего лишь игрой? Сомнительным развлечением во время фривольного бала?

Или она знает, кто он на самом деле?

Леди Бекинхолл поспешила вернуться в бальный зал, надеясь, что ее отсутствие не было замечено, но ей не стоило волноваться.

Что-то другое взбудоражило гостей.

Присутствующие столпились вокруг какого-то человека на входе в бальный зал, и оттуда доносился гул голосов и потрясенные возгласы. Изабель была слишком далеко, чтобы понять, что происходит. Она направилась было туда, когда перед ней возник хозяин дома.

Она схватила его за рукав.

— Что там такое? Что стряслось?

Он рассеянно взглянул на нее.

— Не знаю. Я не слышал, что он сказал. Идемте выясним.

Виконт стал прокладывать путь сквозь толпу, и Изабель последовала за ним. Когда они приблизились к дверям, Изабель увидела, что мужчина одет в темно-зеленую ливрею — в цвета д’Арков: белый и синий — и сильно взволнован. Она была потрясена, увидев струящиеся по его лицу слезы.

— Милорд! — вскричал слуга, заметив виконта. — Ох, милорд, какой ужас!

Голоса по-прежнему сливались в какой-то неразборчивый гул, но Изабель услышала, как кто-то отчетливо произнес: «Нет». Она посмотрела налево и увидела леди Маргарет.

Лицо девушки помертвело.

Изабель поспешила к ней.

— Что случилось? — спросил лорд д’Арк, и его аристократический тон, казалось, успокоил беднягу. — Скажи толком.

Изабель уже подошла к леди Маргарет и тронула за руку. Та никак не отреагировала на прикосновение. Ее большие карие глаза были с мольбой устремлены на мужчину в темно-зеленой ливрее.

— Мой хозяин… — Лакей сглотнул, когда слезы снова потекли из глаз. — Господи помилуй, милорд, мистер Фрейзер-Бернсби убит!

Какая-то дама вскрикнула. Лорд д’Арк побелел, лицо сделалось каменным, и Изабель вспомнила, что они с мистером Фрейзер-Бернсби близкие друзья… были близкими друзьями.

— Я… я не знал, куда еще мне пойти, милорд, — пробормотал лакей и опять расплакался.

Гул в окружающей их толпе нарастал, но Изабель не сводила взгляда с леди Маргарет. Девушка покачнулась, открыла рот, но не произнесла ни слова. Она походила на ребенка, которого вдруг ударили по лицу.

Изабель схватила ее за руку.

— Не надо.

Это по крайней мере заставило леди Маргарет повернуться к ней, хотя взгляд оставался невидящим.

— Роджер…

— Нет, — настойчиво прошептала Изабель. — Вы не должны. Не сейчас.

Леди Маргарет потрясенно заморгала и внезапно стала без звука оседать на пол. Изабель рванулась к ней, но недостаточно быстро, чтобы успеть подхватить.

К счастью, кто-то другой успел. Мистер Годрик Сент-Джон с молниеносной скоростью подоспел к леди Маргарет, прежде чем она ударилась об пол. Словно зачарованный уставился он в белое лицо девушки.

Изабель тронула его за руку.

— Идемте со мной.

Он выгнул бровь, но без слов поднял безвольное тело леди Маргарет на руки. Изабель не могла не заметить, с какой легкостью он это сделал. Странно. Она никогда бы не подумала, что мистер Сент-Джон, этот известный «книжный червь» и философ, так силен.

Но в данную минуту это было не важно. Изабель быстро направилась прочь из толпы, подальше от перешептывающихся людей, подальше от возможных пересудов.

— Несите ее сюда, — велела она мистеру Сент-Джону. Она отыскала небольшую гостиную сразу за дамской комнатой отдыха. К счастью, поблизости никого не было — все отправились посмотреть, что за шум в бальном зале.

Он осторожно положил леди Маргарет на канапе и, взглянув наледи Бекинхолл, впервые заговорил: