Винсент осыпал его проклятиями, призывая на голову Тайрона все беды мира, но пока сбылась лишь одна угроза. Полковник Бертран Рос прибыл в Ковентри и выставил ночные патрули на дорогах. Он распорядился останавливать каждого одинокого всадника, а если тот отказывался подчиниться или пытался удрать, то разрешалось стрелять.

Дело, которым занимался Тайрон Харт, было весьма прибыльным, да и возбуждало, щекотало нервы. Случались и ночи, когда Тайрон испытывал только одно-единственное желание: повыть на луну. И ночи, когда с каждым вдохом он чувствовал, как в самые глубины легких входит свежий холодок, и тело переполнено остротой ощущений, и — он живой.

To были ночи, когда у него не возникало никакого сожаления, никаких мук совести или чувства вины за избранный путь, а лишь абсолютное смирение перед фактом, что он — вор, негодяй, жулик, бандит с большой дороги. Это лучшее из того, что судьба могла бы уготовить ему. И не известно, что бы с ними было, если бы он пошел по пути отца и деда. Они оба были служителями закона, они происходили от гордого племени лесников; то были времена, когда девять десятых Англии были в лесах и мужчина мог лишиться руки и жизни из-за королевского оленя.

У Тайрона не было бы никакой надежды выбиться в люди, если бы судьба не распорядилась так, что в этот мир в ту же самую неделю, что и он, явился сын и наследник хозяина поместья. Поскольку мать Тайрона была кормилицей наследника и делила молоко между двумя младенцами, Тайрон провел первые годы жизни в приятелях и компаньонах у юного Реджинальда Брейтуэйта, толстого, испорченного и грубого ребенка, который устраивал истерики и бился в припадках, если не получал желаемого. Реджинальд ненавидел учебу и заявлял, что согласится терпеть наставника, если Тайрон вместе с ним будет мучиться на уроках. Хотя он сидел в дальнем углу и на него никто не обращал внимания, Харт наблюдал и слушал. У него были хорошие мозги, и едва он понял, что из букв можно составлять слова, он переключился на романы, которые крал по ночам в библиотеке и читал столько, сколько могла вместить изголодавшаяся голова. В то время как юный лорд проклинал переводы и плевался, Тайрон изучил французский, латинский и греческий языки. Оказалось, у него был дар подражания: он улавливал произношение и развлекал наследника тем, что копировал речь оксфордского педагога, присланного наполнить знаниями пустую голову Реджинальда.

Когда Тайрону исполнилось шестнадцать, отец наследника решил, что пришло время показать сыну Европу. Хитрый Реджинальд отказывался даже говорить об этом путешествии, если вместе с ним в качестве компаньона и телохранителя не поедет Тайрон. Они провели за границей гораздо дольше запланированных шести месяцев — Тайрон хотел увидеть пирамиды и Парфенон, послушать поэтов в Италии и фортепьянные концерты во Франкфурте. Там, в лето своего семнадцатого года, Реджинальд подхватил воспаление горла, и два утомленных путешественника вернулись домой. Не прошло и недели, как молодой лорд умер, а Тайрон вернулся на конюшню.

Ко всем трудностям прибавилась еще одна: когда он улыбнулся дочери хозяина, помогая ей оседлать лошадь, он схлопотал удар кнутом по лицу и был обвинен в чрезмерной смелости и неблагодарности к своим благодетелям. Ему приказали немедленно убраться из имения, без денег, куда глаза глядят. И он отправился на лондонский берег, долго блуждал там, пока не нанялся на борт первого попавшегося судна, чьи орудия, похоже, использовались не только для охоты на китов.

Жизнь на корабле открыла ему многие чудеса, лежащие за далеким горизонтом. Она же оставила и первые рубцы на его душе и теле — кожа на спине и на плечах Тайрона Харта покрылась шрамами. Властный боцман решил, что простому моряку не следует так часто цитировать греческих классиков. Харт прослужил три года помощником стрелка — до пьяного спора на берегу, когда тот же боцман обвинил его в убийстве. Решив, что моря с него предостаточно, Тайрон направился на север, в Шотландию, где вступил в банду и научился грабить и дурачить британских солдат, которые оккупировали гористую Шотландию после неудавшегося восстания.

Та двухлетняя авантюра оставила на нем еще больше шрамов и закончилась в Британской тюрьме, где он и встретил Роберта Дадли, жертву неудачного падения с фургона, перевозящего шотландское жидкое золото — виски — через границу в Англию.

Ночью накануне казни — Дадли должны были повесить — он извел охрану просьбами, чтобы не забрали Тайрона. В предыдущее утро Харта избили просто зверски, и Дадли заявил, что тот умер и сильно воняет, а осужденному на казнь человеку невозможно находиться в такой обстановке в последнюю ночь на земле. Один из охранников, устав от воплей Дадли, пришел в камеру (что было не слишком-то разумно с его стороны) и пообещал сломать ему и другую ногу, а то и прикончить еще до того момента, когда на рассвете за ним явится палач. Он успел произнести лишь эти несколько слов, когда чудом воскресший Тайрон, поднявшись с заплесневелой соломы — своего смертного одра, схватил охранника и шмякнул о каменную стену с такой силой, что череп его треснул, как зрелый грецкий орех.

Воспользовавшись ключами и конфискованным оружием, Харт и Дадли сумели сбежать и двинулись на юг в поисках хорошего английского эля. Именно на темной дороге из Экстера они натолкнулись на богатую карету со сломанной осью.

Тайрон, подскочив к хозяину, свалил его одним ударом. Оставив его у дороги, они поехали подальше — с жеребцом и с толстым кошельком, набитым золотом.

Это произошло шесть лет назад, и ни Дадли, ни Харт нисколько не жалели о пути, который они избрали в жизни. Они подбирались к своим жертвам осторожно, просчитывая десятки вариантов, чтобы избежать опасности. Тайрон и Дадли не грабили кого попало, они не грабили тех, для кого это было бы огромной и невосполнимой потерей, они не трогали местные почтовые кареты, но останавливали фургоны контрабандистов — справедливая цена за сверхдоходы на черном рынке. Им помогали. Были такие, как Дорис Рай-ли, которые делились сведениями за небольшую плату, а были владельцы гостиниц, которым нравилось, что стражи порядка гоняются за своей собственной тенью.

Тайрон, конечно, верил в собственную неуязвимость. Он мог совершить ошибку, и один из солдат Роса оказался бы более удачливым. Такой день не за горами, потому что объявленная награда в две тысячи фунтов — искушение для многих; это слишком большие деньги для тех же владельцев гостиниц, чтобы устоять перед соблазном. Но если даже веревка сдавит горло Тайрона на следующее утро, он все равно будет смеяться, веря, что он чертовски хорошо устроил свою жизнь: он никому не подчиняется, его ничто не сдерживает, и он ничего больше не хочет на этом свете.

Редкая, почти детская улыбка скользнула по лицу Тайрона, когда он остановился недалеко от дома Дорис Райли и наблюдал, как тает на земле лунная дорожка. В голове промелькнуло недавно виденное: поток света струится в открытое окно, освещает короткую влажную женскую сорочку, почти прозрачную, серебряные кудри… Рене д'Антон. Даже имя ее — экзотическое и невесомое. Ее глаза, когда она обнаружила его в тени комнаты, светились, ее губы были теплые и мягкие, почти бархатные, как он и предполагал, а ее тело… Ох… А если бы, целуя ее, он позволил своей руке коснуться ее упругой груди… стоял бы он сейчас здесь, вглядываясь в темноту?

Осколок луны исчез и, мигнув на прощание, оставил Тайрона наедине с иным видением — мужчина и женщина упали на атласную простыню… Лица двух воображаемых любовников прояснились. Она — французская красотка, а он — Эдгар Винсент. Но Рене извивается на постели не от удовольствия, а от боли. Он раздвигает ее бедра, а она не может даже сопротивляться, потому что ее запястья и лодыжки привязаны к кровати кроваво-красными лентами.

Тайрон оглянулся, глубоко втянул воздух и услышал реальный звук, который прервал поток его мыслей. Тайрон мгновенно метнулся в тень за дверным проемом. Он инстинктивно потянулся за пистолетом, но вспомнил, что оставил оружие в сумке, притороченной к седлу. В долю секунды он скатился по низким деревянным перилам и присел в кустарнике, избегая широкой полосы света из распахнувшейся двери. Зазвенел женский смех.

— Достаточно, — хохотала она. — Ты уже порвал одно из моих лучших платьев. На сегодня хватит.

— Я буду рад разорвать дюжину твоих платьев и куплю еще дюжину.

Тайрон почувствовал, как волосы встают дыбом. Он напрягся, когда увидел на веранде высокого здоровенного мужчину, который тащил лениво упирающуюся, смеющуюся Дорис Райли на воздух. Ее смех был приглушен поцелуем, и было слышно, как лопается очередной шов, и мужчина мнет чувственные груди Дорис.

Ее стон был наполовину искренним, наполовину профессиональным, она вырывалась у него из рук.

— Ты сказал, что должен ехать, — напомнила ему Дорис. — Два часа прошло с тех пор. Разве полковник не будет интересоваться, что с тобой случилось?

У мужчины был массивный зад, и казалось, что штаны вот-вот лопнут на нем.

— Да ничего, черт возьми, — усмехался он. — Этот ублюдок вообще не ждет меня в Ковентри до завтрашнего вечера. Почему это только он должен забавляться?

Дорис засмеялась и страстно притянула нетерпеливого любовника; она завизжала от восторга, когда он сгреб ее и потащил в дом, громко хлопнув дверью.

Тайрон ждал; его ладони стали влажными и холодными, а кровь бешено понеслась по жилам.

Это был Эдгар Винсент.

Глава 7

Отвлекшись от игры с Антуаном в шахматы, Рене посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке. Она была уверена, что уже полночь. Но оказалось, всего лишь десять часов вечера. Девушка убедилась, что часы идут, когда уловила слабое тиканье сквозь гудение огня в камине. Рене слышала и завывание ветра, его удары по стеклу, и едва уловимое урчание, когда пламя натыкалось на сырой фитиль. Время от времени слышался и еще один звук: слабое бульканье в животе Антуана — последствия вечерней трапезы.

Рене приходилось использовать как приправу одну горчицу, никаких других специй не было. Повар в Гарвуд-Хаусе редко рисковал выйти за границы привычного меню — вареное мясо и капуста, пюре из репы, зеленый перец, весьма, надо сказать, горький. Не способствовал хорошему настроению и воздух в спальне Антуана — здесь всегда стоял приторный запах горчицы. А после того вечера, когда он прятался под кроватью, у него появилась легкая лихорадка и сухой кашель. Два дня он лежал в постели с пластырями и горячими кирпичами, и лихорадка отступила под натиском бульона, приготовленного Финном, и крепкого травяного чая, но кашель оставался, и Рене волновалась, не задеты ли легкие, из-за слабости которых мальчик страдал в детстве.

Антуан постучал пальцем по краю шахматной доски, привлекая ее внимание.

Если ты намерена оставить свою королеву без прикрытия, я возьму ее, будь уверена.

Рене вздохнула, подалась вперед, чтобы дотянуться до обреченного коня, и вдруг свет, идущий от камина, словно переменил все на доске. Она увидела броню, щит, копье, плащ с высоким воротником и треуголку. Она отдернула руку и почувствовала озноб, несмотря на тепло, идущее от очага.

То, что казалось блестящим планом еще два дня назад, теперь виделось смешным и безрассудным. То, что казалось смелым и романтичным, стало скучным и примитивным. Нанять бандита украсть гарнитур «Кровь Дракона»? Надуть Роса и надеяться скрыться целой и невредимой?

Настоящее безумие.

Старлайт — вор и убийца. За две краткие встречи с ним она еще не смогла понять его натуру, и ей никак не сравниться с ним в смелости, сколько бы она ни открывала ему свою шею. Да, он говорит на хорошем английском, он подает руку даме, но это еще ни о чем не говорит — обыкновенное умение подражать господам. Откуда она знает, что он не устроит собственную ловушку Росу и не надует ее?

Рене снова и снова обдумывала свое положение, взвешивая все «за» и «против». Финн явно осуждал ее. Он предложил немедленно упаковать самые необходимые вещи, бросив здесь все остальное, сесть в карету и уносить отсюда ноги, да побыстрее. Они ускользнули от ищеек Робеспьера, заявил он, так что смогут улизнуть и от Роса с его волонтерами.

Но спорам был положен конец, когда утром Антуан проснулся в лихорадке.

— Ты едва открываешь глаза, — сказала Рене брату, играя с ним в шахматы. — Я удивляюсь, что Финн до сих пор не явился сюда и не выгнал меня.

Он пошел приготовить бульон. Антуан наморщил нос. Наверное, он не смог найти крылья летучей мыши и цыплячьи лапки, чтобы сварить в горшке.

Рене улыбнулась.

— От него тебе лучше, не правда ли?

В ответ мальчик снова наморщил нос. Дверь спальни открылась. Появился Финн с подносом, на котором стояла небольшая миска с бульоном.

От мощного запаха горчицы Антуан закатил глаза и умоляюще взглянул на сестру.

Ты не можешь сказать ему, что мне уже намного лучше?

Она покачала головой.