— Обычно это делает месье Дадли? Он вас бреет?

— Робби мне не слуга. Мэгги иногда делает мне одолжение, когда я с большого похмелья и плохо вижу, но обычно это делает или парикмахер, или, — он покрыл пеной нижнюю часть подбородка, — я сам этим занимаюсь.

— Ни одна из ваших подруг не делала вам такого одолжения?

Его светлые глаза сузились, когда он посмотрел на Рене.

— Вы с Мэгги обсуждали еще что-то такое, что мне стоит знать? — несколько церемонно поинтересовался Тайрон.

— Она только упомянула, что вы не приводите сюда своих любовниц. Значит, вы посещаете их в других местах?

— Их? А разве у меня их много?

— Я не могу представить вас только с одной женщиной, месье. Я полагаю, вам бы это быстро надоело.

Он осторожно покосился на Рене, а она вытянула шею, чтобы рассмотреть его лицо.

— Вы так думаете, да?

— Да. Именно так. Как сказала бы моя мать, вы будете для кого-то великолепным любовником, но плохим мужем.

Тайрон достал бритву и попробовал лезвие на жестком кожаном ремне.

— Похоже, ваша матушка была мудрая леди.

— Да, верно. Я думаю, вы бы ей понравились, и она была бы рада за меня даже при том, что у нас с вами не было случая потанцевать.

Тайрон посмотрел на Рене и снова нахмурился.

— Я пропустил что-то? Не уловил? Мы собирались потанцевать?

Смех Рене был тихий и немного грустный.

— Нет, месье. Дело обернулось так, что в этом не было необходимости.

Все еще хмурясь, он отвернулся к зеркалу. Он не любил загадочные улыбки, особенно когда они вот так на него действовали. Но он впервые услышал ее смех — их краткое знакомство до сих пор не располагало к шуткам и смеху. Оказывается, она умеет смеяться, и ее застенчивый, хрипловатый смех заинтриговал его. И он подумал, что пора переменить тему разговора:

— Финн давно с вами?

— Он покинул Англию вместе с моей матерью тридцать лет назад. Он очень ее любил.

— Любил… Неужели?

— Я думаю, он любил ее всю жизнь, но никогда не посмел бы сказать ей об этом или даже признаться самому себе. Когда он увидел ее мертвой у тюремных ворот, — ее голос стал тише, а ресницы дрогнули при воспоминании об ужасной трагедии, — я думала, он тоже умрет от разрыва сердца. Вы знаете, у него были каштановые волосы, а после этого они совершенно побелели.

Тайрон провел бритвой по щеке, снимая первую полосу пены.

— Я слышал о подобных случаях, но никогда не видел сам.

— Он ничем не мог помочь моей матери, и единственное, что было в его силах сделать для нее, — это спасти Антуана и меня. Он пообещал ей, она заставила его поклясться, и он делал это каждое утро, потому что она не знала, сколько еще времени мы все будем в безопасности от трибунала Робеспьера. Финн обещал охранять нас и защищать.

На ее лице появилось торжественное выражение, когда она снова посмотрела на Тайрона.

— Я не думаю, что мы можем ждать — день или два. Если Финн верит, что мы с Антуаном в безопасности, и если он полагает, что, жертвуя собой, он защитит нас, тогда он сделает это.

Половина подбородка Тайрона была выбрита, и он криво усмехнулся, оттягивая кожу на шее.

— Почему вы думаете, что он надеется, будто вы в безопасности? Ведь вы оказались у меня в руках? Я думаю, с его точки зрения, я не из тех, кто может позаботиться о вас.

— По правде говоря, он велел мне доверять вам. Финн сказал, что вы хороший человек и я должна делать все, что вы скажете.

Бритва скользнула по коже, Тайрон выругался, а на шее выступила бусинка крови.

— Не похоже ли это на прощание, как вы думаете? — не унималась Рене. — Вы не думаете, что он может сделать какую-нибудь глупость, бросить вызов?

Второй порез оказался глубже, а проклятие, за ним последовавшее, громче, но когда Тайрон взглянул на Рене, он увидел, как она вспыхнула.

— О, вы порезались, месье.

— Я знаю, что я сделал. Может, вы пойдете, — он заставил себя улыбнуться, — пойдете и наденете что-нибудь? Мэгги оставила ваши вещи на стуле, пока вы спали. Ваше присутствие действует на меня и отвлекает настолько сильно, что я исполосую себе все лицо.

Рене стояла, пытаясь поплотнее завернуться в простыню.

— Простите, если мой вид беспокоит вас, — чопорно проговорила она, — но и я смотрю не на пустую стенку.

Она вышла, а Тайрон вдруг понял, что он все еще обнажен, если не считать полосок перевязки.

Он закончил бритье без дальнейшего кровопускания, и когда вышел из гардеробной в бриджах и в белой рубашке, Рене стояла у окна. Ее волосы ловили утренний свет и серебрились, и Тайрон решил, что она так же красива при солнечном свете, как и при лунном. Даже порез на щеке, даже рассеченная губа и синяки, испортившие молочную белизну кожи, не могли приглушить сияние, исходившее из глубины души. Ее нельзя было назвать хрупкой и слабой. Она пережила ужасы террора во Франции, выдержала козни Роса, сумела противостоять нападению Винсента, даже подставила свою шею бандиту с большой дороги с предложением задушить ее, если он подумает, что она лжет. Теперь она отвергла готовность Финна пожертвовать собой ради ее безопасности, а ведь ни один из тысячи аристократов, представителей так называемой благородной крови, даже не подумает о простом слуге.

Она все больше и больше интересовала Тайрона, и за ее улыбку, такую, что дарит она Антуану, он готов был отдать половину сокровищ. Он не рискнул заговорить, пока девушка не почувствовала его взгляд и не повернулась к нему.

На ее лице он увидел такое отчаяние, что, обеспокоенный, он подошел, взял ее за руку и обнял.

— Я могу совершать ошибки, Рене, но среди моих ошибок нет ложных обещаний, которые бы я давал испуганным молодым женщинам. Я сказал: мы вернем Финна, мы привезем его сюда обязательно.

— Я думала сейчас не о Финне, — виновато сказала она, и на ее губах задрожала улыбка. — Я… только поразилась самой себе. Оказывается, я бы хотела, чтобы семеро хныкающих детей бегали у моих ног…

Он стиснул ее в объятиях и зарылся лицом в ее волосы, но не успел он сказать и слова, как в дверь постучали.

— Войдите, — сказал Тайрон, выпрямившись.

Это был Антуан, он вбежал и сразу бросился к Рене, совершенно забыв, что уже снова может говорить. Месье Дадли велел мне подняться сюда, но очень тихо. Большая толстая леди в кухне и двадцать человек возле черного хода!

— Это, должно быть, Мэри, наш повар, — объяснил Тайрон со смехом. — Каждый пострел в Ковентри знает, когда она печет хлеб, вот они и тянутся сюда, как гуси, друг за другом, и ждут, чтобы набить карманы. — В ответ на немой вопрос Рене он слегка пожал плечами, — Я сам хорошо помню, что значит голодное утро.

Но не это поразило ее.

— Вы умеете читать по его губам! А в башне вы делали вид, что не умеете.

— Я? Возможно, потому что он говорил по-французски, а я этот язык плохо знаю. А чтобы объясниться с человеком, не произнося ни звука, есть много вариантов. — Он посмотрел на мальчика. — Но Дадли совершенно прав. Было бы лучше, если бы вы остались здесь и вели себя тихо. Мэри, конечно, видит только то, что хочет видеть, но у мальчишек, как известно, глаза очень любопытные, а языки болтливые. Я попрошу Мэгги принести поднос.

Он вернулся в гардеробную и появился спустя несколько минут. Его волосы были собраны на затылке и густо присыпаны пудрой. Казалось, пустяк, но это прибавляло ему на вид лет десять и придавало внешности угрюмость. Он надел шоколадного цвета жакет и полосатый шелковый жилет, на ходу повязывая шейный платок.

— Тайрон?

Он остановился и оглянулся.

— Вы не станете предпринимать… не пойдете куда-нибудь… не предупредив меня?

— Я только спущусь вниз. Когда мы с Дадли решим, как поступить, что предпринять, я приду и скажу вам. И отойдите от окна, мамзель. Вы словно ангел с ореолом вокруг головы, и не стоит искушать бедных грешников, которые пройдут мимо.


Дадли ожидал Тайрона в библиотеке. Его ботинки были облеплены свежей грязью, нос был красный, и с него капало.

— У тебя чертовски веселенький вид, — заметил Тайрон.

— Еще бы! В то время как некоторые валялись в теплой постели, я болтался по этому благословенному городу. И ничуть не удивился, когда обнаружил, что подхватил эту заразу вчера ночью. — Он поднес к носу огромный квадрат полотна и удовольствием высморкался, а потом, аккуратно сложив его, сунул в карман.

— Что-нибудь разузнал о Финне?

— Он в подвале, двойной караул снаружи и двойная охрана внутри.

— Есть какой-нибудь способ связаться с ним?

— Только через соседнюю камеру.

— Рене волнуется, что он может навредить себе ради ее спасения и мальчика.

— Ты веришь ей?

— Я не сбрасываю со счетов преданность старого жулика.

У Дадли поднялась бровь.

— Он нравится тебе, не так ли?

— Он тебе все больше нравится. — Тайрон выругался, перебирая пачку бумаг на столе. — Где, черт побери, мои эскизы улиц того района?

— Слева, — спокойно показал Дадли. — Но тебе может помочь только какая-нибудь тайная армия, а я о такой ничего до сих пор не слышал. Пока его держат там. проникнуть к нему невозможно.

— Тогда надо придумать что-нибудь такое, чтобы заполучить его в открытую.

— Я согласен на это, но как?

— Мы заставим Роса подать его нам на блюдечке. Мы предложим обмен. Мы сделаем ему такое предложение, от которого этот жадный ублюдок не сможет отказаться.

Дадли похлопал по нагрудному карману и вынул оттуда два свернутых листа пергамента.

— Я не знаю, но, кажется, мальчик прав насчет гарнитура «Кровь Дракона»; стоимость его возрастет, если рубины и «Жемчуг Бретани» окажутся вместе. Рос и Винсент тоже об этом говорили тогда в карете. Я попросил Джеффри Бартоломью поразведать осторожно об этом гарнитуре. Драгоценные камни принадлежали какому-то одному старому барону, которого убили в те времена, когда убивали кровных родственников ради трона. «Жемчуг Бретани» вообще бесценен. Его назвали так в честь принцессы, которая, по слухам, родила сына, и этот парень не только бросил вызов королю за право владеть троном, но вообще ход истории изменил; он под одной короной объединил Францию и Англию. Каково? А революционное правительство, понятное дело, стремится вернуть драгоценности, а французский двор в Лондоне наверняка готов заплатить, чтобы удержать их в своих руках.

— Да, тебе сегодня пришлось побегать.

— Не это главное. — Он сделал паузу и вручил Тайрону второй лист бумаги. — Вот список содержимого хранилища одного из лондонских банков. Взгляни на имя внизу.

Тайрон развернул лист и скользнул взглядом в конец списка. Он чуть не присвистнул от удивления и вдруг увидел самую нижнюю строку. Не веря глазам, он посмотрел на Дадли, который в ответ только ухмыльнулся.

— Разве тебе не приятно узнать, что ее дядя так хорошо позаботился о ней, нашел прекрасного, плодовитого мужа, а заодно взял мальчика в заложники, обвинив его в несовершенном преступлении?

— Сукин сын, — пробормотал Тайрон.

— Да. Вот этот документ заставит тебя задуматься: хватит ли тебе одного жемчуга, чтобы заманить Роса? Что такое двести тысяч фунтов, когда целые миллионы переданы в трастовое управление?

— Миллионы?

Мужчины обернулись, услышав тихий вопрос. В дверях стояла Рене.

— Я, кажется, велел вам оставаться наверху.

— Вы сказали, что намерены обсудить, как вызволить Финна. Я… подумала… я могла бы помочь. — Она посмотрела на список в руке Тайрона. — Я слышала, что вы сказали по поводу жемчуга. Я знала, что он представляет некоторую ценность для правительства Франции, но… чтобы он стоил так дорого… Трудно поверить.

— Тут для вас еще одна неожиданность, если не сказать — сюрприз. — Тайрон вышел из-за стола и протянул ей список. — Кажется, мы обнаружили то дерево, под которым ваш дедушка зарыл свои сокровища.

Рене взяла список, и когда закончила чтение, ее рука дрожала.

— Это невозможно, — прошептала она.

— Ваш дедушка, должно быть, полагал, что дядя изменил свои взгляды. Принадлежность к дворянскому сословию обязывает. Неписаные законы благородства требуют помогать друг другу.

— Вероятно, понадобилось несколько месяцев, чтобы переправить так много…

— Держу пари, каждая коробка, корзина или мешочек прошли через руки Роса и Винсента, а потом и вашего дяди.

Рене тяжело вздохнула и снова подняла глаза.

— Но драгоценности принадлежат Антуану. Как они собирались все это получить?

Тайрон прикусил губу.

— Я могу высказать свои соображения по этому поводу, но вам будет весьма неприятно услышать это, мамзель, — наконец решился он.

Рене выпрямилась.

— У меня уже было немало неприятностей, если вы помните, Капитан. Пожалуйста, продолжайте. Я готова вас выслушать.

— Сказать по правде, я думаю, что ваш дядя не ожидал, что вы или ваш брат выберетесь живыми из Франции. Я полагаю, что, когда они занялись переброской из Парижа драгоценностей вашего дедушки, он рассчитывал на то, что Робеспьер постарается удалить любого законного претендента на наследство. Если бы это произошло, хранилища осторожно бы опустошили, а поскольку никто не знал, какие именно меры дедушка предпринял для гарантии сохранности своего богатства, никто никогда и не узнал бы, куда все это ушло и где осело. Я полагаю, эта троица — Рос, Винсент и ваш дядя — была уже готова поднять тост за собственное благосостояние, когда вы и ваш брат появились на пороге дома лорда Пакстона, пытаясь найти у него защиту. Вы были похожи на кроликов, которые бегут к лисе в нору, желая спастись от бури.