Ее ненависть к Росу вспыхнула мгновенно, и Рене чуть не задохнулась от гнева.

— Антуан не покушался на жизнь лорда Пакстона!

— Он был найден в комнате — он стоял на коленях над неподвижным телом вашего дяди. В руке у него было оружие, ствол еще горяч и дымился. Мой Бог, женщина, вы там были, вы это видели…

— Я услышала выстрел и побежала посмотреть, что случилось. Но кто бы ни стрелял, лорд Пакстон остался жив. Антуан был там…

— …и держал оружие над головой лорда, вероятно, готовясь исправить неудачу.

— Он пытался узнать, жив ли лорд Пакстон!

— Действительно, при ранении в голову обычно вытекает очень много крови, вот почему оно так обманчиво… И это, несомненно, неутешительный момент для того, кто думал, что он сделал точный выстрел.

— Антуан не стрелял в него, — повторила Рене, в волнении закрывая глаза. — В комнате был кто-то еще.

— Каким же способом он сообщил вам об этом?

Рене снова открыла глаза и, не мигая, смотрела на Роса. Нет, Антуан ничего не сказал ей, Антуан вообще не мог говорить, начиная с того дня, когда они сбежали из Парижа. Рос знал это, и его глаза блестели от удовольствия, испытанного от доставленной ей боли.

— Он ведь мальчик, — тихо сказала Рене. — Ему еще нет четырнадцати.

— Английский закон весьма строго карает за покушение на жизнь независимо от возраста преступника. Его могут заключить в тюрьму на весь остаток жизни или отправить в колонию для уголовников в Австралию.. Или повесить. Но могут и освободить. Мадемуазель, это полностью зависит от щедрости характера лорда Пакстона.

— Которая, в свою очередь, будет зависеть от того, соглашусь ли я помочь вам схватить Капитана Старлайта? — спросила она шепотом.

— Достаточно малая цена, я полагаю.

— Если бы вас никогда не предавали, я думаю, это была бы и на самом деле незначительная цена.

— О, и сейчас это именно так. Вы не можете сравнивать положение небезызвестного Капитана Старлайта с тем, что происходит во Франции, с тамошними политическими гонениями. Он вор и хладнокровный убийца, здесь не нужны никакие доказательства. Ему самое место на виселице, и на ней он и будет болтаться, не важно, поможете ли вы арестовать его или нет. С другой стороны, ваш брат… — Он пожал плечами, словно размышляя. — У него впереди целая жизнь. Вы можете ему облегчить эту жизнь… или очень, очень осложнить.

Рене посмотрела на него, как на что-то отвратительное, прилипшее к подошве ее ботинок.

— Вы также должны учесть ту роль, которую я играю в этом деле, — тихим голосом напомнил он, пробегая кончиками пальцев по рукаву ее плаща. — Ну, если бы меня не было в Лондоне в тот вечер… когда это… случилось… Могло и не быть все так спокойно, если бы я не противостоял гневу Пакстона. Ваш брат мог оказаться далеко после того случая, очень далеко, в камере Ньюгейта, полной крыс, а не в имении вашего дядюшки в Ковентри.

— Но он под наблюдением ваших людей, и днем и ночью. Он не может шагу ступить без них.

— Это ради его же собственной безопасности, я ручаюсь.

— Ради вашего удобства, вы хотите сказать.

Костистые пальцы оставили наконец ее руку. Его лицо было всего в нескольких дюймах от лица Рене, и она ощутила запах напомаженных волос и увидела его пересохшие, потрескавшиеся губы. Он улыбнулся. Улыбка была искусственной, и она подумала, что зубов у него слишком много для такого маленького рта.

Рос заметил ее пристальный взгляд и наклонился еще ближе, ободренный, как ему показалось, ее явным интересом.

— Из-за погоды, столь непредсказуемой в эти дни, я подготовил для себя комнаты на всякий случай. Мы… могли бы поужинать и… обсудить, как нам в дальнейшем помочь друг другу.

Не впервые он прибегал к такой увертюре, и не он был первым мужчиной, предложившим ей использовать свое тело для достижения цели. Она не понимала, насколько хороша собой, и относилась к своей внешности больше как к проклятию, чем к благословению Божьему.

— Полковник, — произнесла она голосом, которым, как она предполагала, должна говорить самая дорогая куртизанка, — если я хотя бы на одну секунду смогла бы удержать содержимое собственного желудка в целости и сохранности, играя роль шлюхи для англичанина, я бы так же легко продалась ради славы произвести на свет Робеспьеровых ублюдков.

Полковник ошеломленно уставился на нее. Смех забулькал в глубине его горла, и поскольку Рос так редко выражал подлинную радость, то, когда этот смех сорвался наконец с его губ, он стал похож на лай.

— Вам не откажешь в остроумии, дорогая, и потом — такая истинная гордость за старый режим. Я воображаю, как некоторые мужчины восхищаются подобными качествами в женщине, хотя, смею думать, другая на вашем месте проявила бы большее смирение, конечно, если вы не испытываете наслаждения от шепота у вас за спиной и от презрительных взглядов — деревенские ведь плюют вам вслед.

Рене почувствовала, как загорелись ее щеки — и совсем не из-за близости огня. Жители Ковентри не испытывали никакой любви к французским эмигрантам. Большинство селян отправили мужа или брата через канал, чтобы сражаться на войне, которая доставляла слишком много неудобств и потерь. Если Франция захотела свергнуть монархию, если она захотела покончить с жадностью аристократии и отдать управление страной в руки народа, для чего им вмешиваться? Почему и зачем англичане должны посылать своих мужчин погибать на чужой земле, когда их страной управлял король, с которым случались припадки безумия, а главная часть богатств находилась в руках правящей аристократии и так было всегда? Крестьяне не понимали: если их страна находится в состоянии войны с Францией, то почему столько французов просят политического убежища у них? А что еще удивительнее — почему у этих эмигрантов сьпые животы и теплые постели, в то время как сами они ходят босиком и питаются одними корками?

Рене редко уходила далеко от Гарвуд-Хауса. К ней относились с подозрением и откровенным презрением. Не важно, что она была жертвой безумств Робеспьера, а террор отправил на гильотину всех членов ее семьи. Поэтому чем скорее она уберется подальше отсюда, тем скорее сможет обрести свободу.

Зная, что Рос наблюдает за малейшей переменой в ее лице, Рене коснулась языком сухих губ и спокойно сказала:

— Капитан согласился подумать над моим предложением.

Медно-красная бровь взметнулась вверх.

— Только подумать?

— Я полагаю, он хочет проверить, не ловушка ли это. Он… согласился встретиться со мной.

Рос глубоко вздохнул и снова откинулся на спинку стула.

— Когда? Где?

— Через три дня. Я должна быть в Стоунбоу-Бридж ровно в полночь. Оттуда я должна ехать на север по Бирмингемской дороге, пока он не перехватит меня, но это произойдет только в том случае, если он уверится, что за мной никто не едет и в засаде нет солдат.

— Бирмингемская? — Рос сощурился. — Двадцать миль ровных полей и вересковой пустоши по обе стороны.

— Возможно, именно поэтому он и выбрал эту дорогу.

Казалось, Рос не слышал ее слов.

— Только еще один жулик, Дик Тарпин, мог ускользать от властей так долго, но он знал каждый куст, каждую травинку. Селяне знали его, владельцы гостиниц давали ему кров, когда солдаты гнались за ним, и, как было установлено на суде, он родился совсем недалеко от его излюбленного места засады. Однако в отличие от Тарпина, — продолжал Рос, — Старлайт облюбовал пять округов. Даже отдавая должное его уму, надо заметить, что он недальновиден, пренебрегая бесспорно дружественным отношением к нему жителей округов. До сих пор ему удавалось избегать любой западни, в которую мы пытались его заманить. Остается сделать один вывод: источники, из которых он черпает сведения, удивительно точны и прекрасно осведомлены. Никто из его людей не предал его ни разу ни в чем, хотя эти люди готовы свидетельствовать даже против собственных бабушек, если им пообещать, что их карман потяжелеет на несколько пенни. — Рос сделал паузу, и его рука сжалась в напряженный кулак. — Я поклялся поймать его, и я поймаю, клянусь Богом.

— Человек, который пытался до вас сделать это в течение шести лет, не сумел его поймать?

— Полковник Льюис? — Рос словно выплюнул это имя. — Ему давно уже надо было оставить свой пост, и он оставил бы, если бы смог оторваться от бочки пива, чтобы поставить подпись. — В глазах Роса заблестело презрение. — Я вынужден напомнить вам, несмотря на то что вы наслушались романтических рассказов о его смелости и авантюрах: он убил трех человек — хладнокровно, насколько нам известно, и не колеблясь лишил бы сегодня ночью прекрасной седой головы и вашего мистера Финнерти, если бы увидел, что старик потянулся за пистолетом.

— Я уже сказала вам, я сделаю все что смогу, — отчетливо произнесла девушка. — Но это вовсе не означает, что я должна испытывать удовольствие от того, чем вынуждена заниматься, месье.

Рос, откинувшись на деревянную спинку, сцепил руки на коленях.

— Нет, отнюдь, вы не должны наслаждаться ничем подобным, мадемуазель, но я жду от вас полного и абсолютного доверия. Старлайт скорее всего подумает, что его намерены заманить в очередную ловушку, но я ожидаю от вас более решительных действий: вы должны предпринять все необходимое, чтобы убедить нашего благородного Принца Всех Воров, что он ошибается, никакой ловушки нет. Запомните: на сей раз ничто не должно возбудить в нем подозрений.

— Могу ли я узнать, что мне сообщить ему насчет времени и места, где должно произойти ограбление?

— Когда надо будет, вы узнаете все, что он захочет.

— Вы не доверяете мне, месье? — насмешливо поинтересовалась девушка.

— Ни на йоту, — без колебаний ответил полковник Рос. — Но я верю в вашу искреннюю любовь к собственному брату. Я полагаю, вы любите его настолько сильно, что, если бы я приказал вам немедленно встать и прямо сейчас подняться по лестнице ко мне в комнату, чтобы принять меня, обнаженного, у своих колен… вы бы сделали это.

Глава 3

Рене почувствовала, как внутри у нее похолодело. И когда Рос схватил ее руку и притянул к своим коленям, пальцы девушки сжались от отвращения.

— Наверху четыре комнаты, — сообщил он как о деле решенном. — Моя — слева, последняя. Вам не составит труда ее найти.

Ей стало страшно. Жестокая улыбка полковника Роса и глаза, наблюдающие за ее реакцией, говорили ей о том, что этот тип без всякого смущения выполнит свою угрозу и накажет Антуана за ее упорство.

Он склонил голову набок, словно удивляясь.

— Признаюсь, ваша тяга к лояльности утомляет меня, дорогая. Вам жаль убийцу-бандита, но, похоже, вы ничего не хотите предпринять, чтобы помочь вашему собственному брату. Уверяю вас, в Уорикшире живет немало красивых женщин, которые умоляли бы о возможности спасти их любимых от тюрьмы.

— Тогда пригласите одну из них занять мое место. Я уверена, Капитан Старлайт не будет задавать вопросов насчет замены.

— А ваш брат? — Глаза Роса блестели. — Когда он почувствует грубость петли, стиснувшей его шею, он тоже ничуть не удивится и не станет задавать вопросы?

Где-то вдали, словно звук пришел из конца очень длинного туннеля, раздался стук в дверь, взрыв хриплого смеха, а потом громкий топот. Секунду спустя уединенность гостиной была нарушена: четыре молодых господина, пьяных, заняли весь дверной проем.

Пораженная Рене вскочила. Она задела край маленького столика и опрокинула его, кубок с грохотом покатился в очаг. А у нее за спиной уже летели на пол высокие бобровые шапки, поднимая облака пыли, которую господа пытались стряхнуть с рукавов изящных жакетов, уже слышались неистовые крики — подать бутыли вина! — а один из прибывших, услышав стук опрокинутого столика, качаясь на ногах, уставился на закутанную в плащ фигуру у камина.

А госпожа Огилви уже спешила из задней комнаты за объяснением: по какой причине затеян весь этот шум?

— Т-такой длинный п-путь от Меридена, и м-моих компаньонов сжигает жажда! — заявил один из гостей.

— П-положительно сжигает! — согласился с ним другой.

— Ч-черт бы побрал мои глаза, если они лгут, джентльмены, но я уверен, что среди нас леди.

— Разве я не говорил, что она здесь появится? — воскликнул белокурый круглолицый мужчина. — Лизбет, мой персик! Моя лебедушка! Свет моей любви!

Бертран Рос, скрытый до сих пор высокой деревянной спинкой дивана, вскочил на ноги и встал рядом с Рене.

— Боюсь, господа ошибаются в своих ожиданиях. Прекрасной Лизбет здесь нет.

Откровенный холод в его глазах заставил блондина усомниться. Он стоял, пошатываясь, переводя взгляд с одного мрачного лица на другое, потом отступил на два шага.

— Прошу прощения, миледи. Прошу прощения, сэр, за ошибку.

Двое из его компаньонов приняли товарища в свой круг с фырканьем и смехом, а третий стоял, икая, и смотрел на Рене с откровенным восхищением. Она же тем временем поправляла атласный капюшон, стараясь прикрыть лицо.