— Обещаю, ты еще успеешь насладиться комплиментами до того, как состаришься!

Предсказание герцога сбылось тем же вечером, когда они приехали в «Гран Вефур» — маленький, но очень дорогой ресторан, куда герцог привез Анну обедать. Не успели они усесться за столик, как к ним подошли очередные знакомые герцога: два очень тщательно одетых француза.

Когда герцог представил им Анну, мужчины по очереди поцеловали ей ручку и принялись на приличном английском осыпать ее комплиментами — Анна слушала их с широко раскрытыми глазами.

— Ворон, мы давно смирились, что ты побеждаешь нас на скачках, но кто мог подумать, что тебе достанется еще и такой прекрасный приз? — рассыпался один из них. — И даже не дал нам ни малейшего шанса побороться за него!

— Вы называете меня призом? — простодушно удивилась Анна.

— Разумеется, герцогиня, хотя «приз», готов согласиться, совершенно неподходящее здесь слово. Вы — сияющая недоступная звезда, вы Луна, по которой тоскует сердце каждого мужчины, вы Солнце, которое Ворон заставил светить лишь для одного себя, хотя вы просто обязаны согревать своим сиянием всех людей этого мира.

Французы много чего еще наговорили, пока не возвратились за свой столик. Когда они ушли, Анна едва ли не плакала от смеха.

— Вот чудаки! Ты был совершенно прав. Я наслаждаюсь комплиментами и надеюсь, что услышу их много-много раз.

— Эти два джентльмена, которых мы только что видели, необычайно поэтичны, как все французы, — сухо заметил герцог. — Англичанин выразился бы скромнее, например, сказал бы, что ты «прелестница», «красавица» или что у тебя «великолепная фигура». А эти французы… они слишком экспансивны.

Анна лукаво посмотрела на Ворона.

— А какие комплименты ты говоришь женщинам, которые тебе нравятся и которых ты… любишь?

— Вот об этом я говорить тебе не обязан, — буркнул в ответ герцог.

— Секрет?

— Не то чтобы секрет, но это нескромно и может вызвать у жены ревность.

Наступило молчание, после чего Анна сказала:

— Ты хочешь сказать, что если тебе понравится другая женщина, я должна ревновать?

— Большинство женщин именно так и поступают.

— Но почему?

— Потому что я твой муж, и предполагается, что мне должна нравиться только моя жена и я, разумеется, обязан хранить ей верность.

— А та леди, которую мы встретили сегодня утром, — она не была замужем, когда вы, как она выразилась, были «очень близкими друзьями»?

Герцог подумал, что в очередной раз «подорвался на собственной мине», и был очень рад тому, что именно в этот момент официанты принесли и начали раскладывать по тарелкам какое-то заказанное им экзотическое блюдо. Не станешь же продолжать при них разговор на такую интимную тему?

Но герцог догадывался, что все сказанное им уже не изгнать из мыслей Анны, и когда с едой было покончено, а на столе остались только кофе и бокал бренди для герцога, она спросила:

— Могу я задать тебе вопрос?

— Разумеется, — ответил он.

— Теперь, когда мы с тобой женаты, может ли случиться так, что ты встретишь женщину, которая покажется тебе красивой и привлекательной, и ты захочешь поухаживать за ней? И что в этом случае должна делать я — притворяться, что ничего об этом не знаю?

— Давай будем надеяться, что ничего подобного не произойдет, но если такое случится, то, скорее всего, в тайне от тебя и уж, во всяком случае, так, что ты не будешь иметь возможности вмешаться.

— Но ты говорил, что все или почти все жены ревнивы.

— Я думаю, что не только жены, но все женщины ревнуют к соперницам, — уклончиво сказал герцог.

Наступило молчание.

Наконец Анна сказала:

— Тогда предположим, что я слушаю комплименты от другого мужчины и нахожу его интересным — ты тоже предпочтешь не замечать этого?

— Само собой, нет! — резко ответил герцог. — Такого вообще не должно случиться, потому что, став моей женой, ты должна вести себя благопристойно, прилично, а это означает, что в твоей жизни не может быть других мужчин, кроме меня.

Он вновь думал сейчас о Клеодель, о том, что, женись он на ней тогда, у нее сейчас продолжался бы роман с Джимми.

Эта мысль была настолько отвратительна герцогу, что его голос невольно сделался резким и он не проговорил, а почти прокричал ответ на вопрос Анны.

Закончив, он подумал, что, должно быть, напугал Анну и что впредь ему нужно вести себя сдержаннее. Герцог хотел было извиниться перед женой за свою вспыльчивость, но в этот момент Анна негромко сказала:

— Это несправедливо!

— Несправедливо? — переспросил герцог.

— Да, несправедливо, когда какие-то вещи мужчинам позволительны, а женщинам нет. По справедливости если у мужей есть права, то они должны быть и у жен тоже.

Герцог понимал, что Анна говорит сейчас об этой проблеме в целом, а не потому, что каким-то образом лично заинтересована в ней.

В то же время, помня о том, как ему пришлось страдать из-за Клеодель, герцог решил честно поговорить с Анной.

Он пригубил бренди из своего бокала и серьезным тоном заявил:

— Я должен кое-что сообщить тебе, Анна.

— Да?

— Я приехал тогда в монастырь для того, чтобы найти себе жену, которая не была бы похожа на всех остальных женщин, которых я когда-либо знал.

За их столом повисло долгое молчание, затем Анна сказала:

— Я понимаю это так, что женщины, которых ты встречал вне монастыря, в мире, в котором ты жил, не вели себя прилично?

Да, это было сильно сказано, и герцогу вновь — в который уже раз — пришлось увертываться, отвечать уклончиво и размыто.

— Трудно сказать с уверенностью, хотя следует полагать, что в семье этих девушек воспитывают честными и порядочными, но, выйдя замуж, многие из них поддаются различным соблазнам и теряют скромность.

— Ты хочешь сказать, что они могут повстречать мужчину, о котором их родители ничего не знают и который будет целовать их дочь?

Герцог почувствовал, насколько точно идет их разговор в русле той беседы, которую они с Анной вели несколько раньше, и ответил:

— Хочу заметить, что такого мужчину девушка, даже из аристократической семьи, легко может повстречать прямо у себя в доме. Это может оказаться, например, тренер по верховой езде или еще какой-нибудь наемный работник. Но ведь они тоже мужчины, и им тоже очень нравятся молодые хорошенькие девушки.

Голос герцога вновь стал резче, поскольку он опять вспомнил про Клеодель и Джимми.

— Ты говорил, что не хочешь рассказывать мне о своем прошлом, — негромко заметила Анна, — но я чувствую, что тебя что-то мучает, беспокоит. Ты должен забыть об этом, и тогда снова станешь счастлив.

Герцог не мог найти слов, чтобы ответить ей.

Он мог лишь поражаться невероятной проницательности Анны — она настолько точно описала его состояние, что ему нечем было опровергнуть ее слова.

И тогда герцог предпочел вновь сменить тему разговора — он начал рассказывать Анне о Пале-Ройял: дворце, в котором расположен знаменитый ресторан «Гран Вефур», напомнил о том, что раньше дворец принадлежал герцогу Орлеанскому, который сказочно разбогател за один вечер, когда согласился превратить свой дворец в увеселительный центр с казино и ресторанами.

Анна слушала его с широко раскрытыми глазами.

— А мужчины приходили туда вместе со своими женами?

— Разумеется, нет! — воскликнул в ответ герцог. — Леди никогда не бывают в таких местах. Когда мы с тобой, Анна, вернемся из Парижа в Англию, там ты тоже не сможешь обедать в ресторане.

— Почему?

— Потому что есть вещи, делать которые женщина в твоем положении не должна.

— Но ты-то сможешь обедать в ресторанах?

— Да, — кивнул головой герцог.

— С женщинами, которые могут стать твоими любовницами.

— Если говорить о мужчинах в целом, но не обо мне в частности, ответ будет утвердительным.

— Похоже, в жизни женщин, о которых мне не разрешено знать и говорить, будет гораздо больше развлечений, чем в моей.

— Об этом мы уже говорили, — ответил герцог. — Между прочим, все зависит от того, что считать развлечением. Став герцогиней, ты, Анна, заняла очень высокое положение в свете. Ты будешь встречаться с самыми интересными и влиятельными в стране людьми. Они будут гостить у нас в доме, у них ты будешь обедать в Лондоне.

Он заметил, как внимательно слушает его Анна, и продолжил:

— Все будут смотреть на тебя, восхищаться тобой, особенно в моем поместье Равенсток, где у меня трудятся две тысячи наемных работников и работниц. Они ожидают, что ты станешь интересоваться их жизнью, присматривать за ними.

— Каким образом?

— Моя мать посещала их дома, просила сообщать ей, если кто-то заболеет, и присылала доктора. На Рождество она устраивала для них праздники… Поверь, все они очень любили ее.

— Думаешь, меня они тоже полюбят?

— Не сомневаюсь в этом.

— А тебя они любят?

— Надеюсь, да. Полагаю, они уважают меня потому, что знают — я всегда готов прийти им на помощь в трудную минуту.

Герцог улыбнулся и продолжил:

— А женщины, о которых я не хочу говорить с тобой, лишены и всего этого, в том числе и детей, которые будут носить мое имя.

Сейчас в голосе герцога чувствовалась нотка удовлетворения.

Рассказывая Анне об их будущих детях, он впервые сам почувствовал, какое это счастье — иметь сына. Сына, дочь… Ему вдруг безумно захотелось учить их ездить верхом, разбираться в лошадях, привыкать вести хозяйство в имении.

— Если у нас будет ребенок, — неожиданно спросила Анна, — мы никогда не разлучимся с ним?

— Никогда! — заверил ее герцог.

Он догадывался, что сейчас она вспоминает о том, как разлучили с родителями ее саму. Как это произошло и почему Анна оказалась в монастыре, по-прежнему оставалось тайной.

Поскольку герцог понимал, что лишних вопросов Анне сейчас лучше не задавать, он утешительно промолвил, положив ей руку на плечо:

— Наши дети будут с нами, пока не подрастут, потом мальчики отправятся в школу. Разумеется, они станут приезжать домой на все каникулы, да и сами мы сможем, когда захотим, навестить их в Итоне — проверить, как они себя ведут и все ли у них в порядке.

Он немного помолчал, затем продолжил:

— Я думаю, ты правильно сказала. Анна. Странно, может быть, даже неправильно, что у одного человека столько домов. Нужно будет постараться наполнить их смехом, беготней, детскими криками, и жизнь станет прекрасна.

— Если ты можешь подарить ребенка мне, — сказала Анна, — почему не подарил детей тем женщинам, о которых мне не разрешается упоминать?

Герцог понимал, что подобный вопрос рано или поздно возникнет, но до этого всячески старался избегать его. И сейчас решил сделать то же самое.

— Мне кажется, нам пора идти, — сказал он. — Хочешь отправиться еще куда-нибудь или поедем домой? В карете с открытым верхом? Я полагаю, сегодня нам следует лечь пораньше, ведь завтра рано утром мы уезжаем.

— Да, конечно, поедем домой, — согласилась Анна.

Они вновь ехали домой под звездным небом. Анна, как и вчера, запрокинув голову, смотрела на звезды. Герцог смотрел на жену, испытывая странное чувство — ему казалось, что в эту минуту Анна совершенно забыла о его существовании.

А ведь любая другая женщина вместо того, чтобы не отрываясь смотреть на звезды, давно бы пристроилась к нему, прижалась к плечу, взяла в свою руку его ладонь, нетерпеливо ожидая, когда он низким страстным голосом начнет говорить о любви.

Но Анна сидела ровно, выпрямив спину и запрокинув голову, и не произнесла ни единого слова, пока они не приехали к своему дому на Елисейских полях.

Только здесь, словно вспомнив о чем-то, она обернулась к герцогу и сказала:

— Ты действительно собираешься лечь или поедешь повидаться со своими друзьями в одно из мест, куда не можешь взять меня с собой?

Герцог вновь был поражен — не столько тем, что сказала Анна, сколько тем, что она вновь сумела прочитать его мысли.

Он в самом деле раздумывал над тем, не заехать ли ему к Максиму. В этом самом знаменитом на весь Париж ресторане каждый второй окажется, несомненно, его знакомым.

Там будут и женщины, самые модные представительницы полусвета, — вот уж кто обрадуется, увидев его!

Но потом герцог подумал о том, что его появление у Максима во время медового месяца непременно вызовет пересуды. Неожиданно, к своему удивлению, он вдруг обнаружил, что ему вообще не слишком хочется туда ехать. Поэтому его ответ Анне был совершенно искренним:

— Нет, я пойду спать, буду, как и ты, думать перед сном об интересных вещах, что ждут нас с тобой на юге. Я уверен, у тебя возникнет масса вопросов, и хочу заранее подготовиться к ним.