Барбара Картленд - Таинство любви

На постели вполне хватило бы места для двоих, и герцог подумал, что если доктор не женат, это означает, что он наверняка бывал здесь с подружкой, и, быть может, не с одной.

У стены стояли маленький столик и два стула, на стене виднелись вешалка и полки с расставленной на них кухонной утварью, тарелками и чашками.

На другой стене висело ружье, несколько рыбацких удочек и… телескоп.

Хижина была чисто убранной и опрятной.

Следившая за реакцией герцога Анна ласково улыбнулась.

– Дом, конечно, не такой роскошный, как у тебя на Елисейских полях или в Ницце, но, я думаю, мы должны благодарить Бога за то, что у нас есть крыша над головой после того, как мы едва не погибли.

– Я действительно очень благодарен судьбе, – вздохнул герцог.

Он подумал, что удача в очередной раз не оставила его.

За свою жизнь Ворон не раз оказывался в сложных ситуациях, пару раз едва не погиб, но удача всегда шла ему навстречу. Удача. Судьба. Провидение. Помощь Божья.

Герцогу страшно было подумать, что было бы, не окажись здесь их спаситель. Если бы они с Анной и не утонули, то наверняка подхватили бы воспаление легких на бешеном ледяном ветру.

«Спасибо Господу за мою удачу!» – подумал герцог, и это можно было считать молитвой. Молился Ворон очень редко, но сейчас он думал не столько о себе, сколько в первую очередь об Анне.

– Я приготовлю тебе чашку чая, – весело сказала Анна. – А ты увидишь мои ноги. Я же говорила, что они стройные!

Герцог рассмеялся.

– Давно мечтал о такой оказии!

Анна выпрямилась без всякого смущения, и герцог с некоторым сожалением отметил, что нижний край рубашки прикрывает ее ноги чуть ниже колен – высоким, однако, был владелец этой одежды.

Анна чем-то подвязала рубашку на поясе – герцогу показалось, что это был мужской галстук. Распущенные волосы спускались по ее стройной спине и делали ее очаровательной, очень естественной и юной, но вовсе не похожей при этом на завлекающую мужчин своими нарочно распущенными волосами обольстительницу.

Скорее Анна напоминала пришедшую из русских лесов фею или вынырнувшую из моря русалку.

Хлопоча у самовара, Анна взглянула на герцога своими бездонными темными глазами, и он в очередной раз подумал о том, что больше всего она напоминает ему ожившую богиню из греческого мифа.

Постель была теплой и удобной, верхний матрас и подушка были набиты гусиными перьями, и герцог, почувствовав, что боль в затылке стала заметно тише, спокойно наблюдал за тем, как его жена заваривает чай.

По ее движениям герцог догадался о том, что Анне уже приходилось в прошлом иметь дело с самоваром – она управлялась с ним легко и уверенно.

– Ты голоден? – спросила она.

– Нет, нисколько, – ответил герцог. – Но мне очень хочется пить, как и тебе, я полагаю.

– Жду не дождусь этого чая.

– Да, такой чай ты в последний раз пила, когда тебе было восемь лет, – заметил герцог.

Анна не ответила, но окинула герцога озорным взглядом, словно нарочно пыталась разжечь его любопытство.

Затем она взяла с полки две чашки, налила в них чай и присела на край постели.

– Наш хозяин долго еще не вернется? – спросил герцог.

– Он сказал, что до рыбацкой деревни довольно далеко, – ответила Анна, – поэтому он возвратится не раньше завтрашнего утра, тогда и принесет нам немного еды.

– Очень славно с его стороны, – заметил герцог.

– Он очень добрый человек. Сказал мне, что родом из Одессы, там у него большая практика и ему сложно отрываться от работы.

– Как удачно, что ты смогла объясниться с ним.

Анна внимательно взглянула на герцога, потом рассмеялась.

– Ты слышал, как я разговариваю по-русски?

– Да.

– Тебя это удивило?

– Женщина по имени Анна просто обязана уметь говорить по-русски.

– Ну да… разумеется.

Она отвернулась в сторону, посмотрела на огонь. Герцог почувствовал, что не должен продолжать этот разговор.

Он откинулся на подушку, согреваясь чаем, наблюдая за тем, как сверкают отблески огня на серебристых прядях волос Анны, и любуясь ее четким профилем.

– Я видел тебя в разных обличьях, – неторопливо начал герцог. – Видел послушницей, невестой, модной парижской леди, а теперь ты русская крестьянка.

– А что вы скажете о себе, ваша светлость?

– Что, если я скажу, что чувствую себя Адамом, сидящим в райском саду рядом с Евой? – ответил герцог.

Анна усмехнулась и покачала головой.

– У тебя всегда и на все найдется ответ. Ты такой умный. Мне очень нравится быть рядом с тобой, потому что я никогда не могу угадать, что ты сделаешь в следующую секунду.

Герцог тяжело вздохнул, чувствуя, что, несмотря на желание продолжать разговор с Анной, после чая его неудержимо тянет в сон.

Анна забрала из рук герцога пустую чашку и сказала:

– Тебе нужно поспать. Доктор сказал, что ты должен отдыхать и набираться сил.

– Да, я чувствую себя очень уставшим, – признался герцог.

– Тогда спи.

Анна поставила чашку на пол и прикоснулась пальцами ко лбу герцога. Закрывая глаза, он чувствовал, как она легко водит ими по его лицу.

Ворон подумал о том, что за все время их знакомства Анна впервые сама притронулась к нему и что это для него очень важный момент. Мир тем временем стал уплывать куда-то в сторону, и, продолжая ощущать ласковое прикосновение легких женских пальчиков, герцог погрузился в глубокий сон…

Когда герцог проснулся, ему показалось, что в доме, кроме него, никого нет.

Он вспомнил, что, когда засыпал, на столе стояла зажженная свеча, хотя и не был полностью уверен в этом.

Теперь горел только огонь в камине. Опасаться за то, что он может погаснуть, не приходилось – положенные в камин толстые бревна даже не успели еще прогореть насквозь.

Герцог поискал глазами Анну, но не увидел ее. Он заволновался, но затем обнаружил, что она лежит рядом с ним, на второй подушке, и крепко спит.

Сначала герцог изумился, но потом ему пришла в голову мысль, что все это вполне естественно и удивляться, в общем-то, нечему.

Другого места для сна в комнате не было, если не считать неудобного жесткого стула. Постель же была достаточно широкой. Герцог лежал с той стороны постели, которая находилась ближе к камину, а между герцогом и Анной оставалось небольшое свободное пространство.

Осторожно, чтобы не разбудить Анну, герцог перевернулся на бок и принялся смотреть на нее.

Во сне она казалась еще более юной, темные ресницы опущены, волосы разметались по подушке и плечам.

Она все еще была в той рубашке, которую дал ей доктор.

Руки Анны были обнажены, одна из них, с тонкими длинными пальцами, лежала поверх одеяла.

Герцог долго смотрел на жену, затем, не в силах удержаться, поскольку все это, казалось, происходит в каком-то другом мире, он приподнялся и придвинулся к Анне.

Нежно, очень нежно, словно целует ребенка, он коснулся губ Анны.

Губы у нее были очень мягкими, сладкими, невинными, и хотя герцог старался быть очень осторожным, он не мог оторваться от девушки и продолжал целовать ее до тех пор, пока не почувствовал, что Анна проснулась и открыла глаза.

– Мне снился… ты, – сонно пробормотала она, и герцог понял, что она еще не понимает, что происходит.

– Я не мог удержаться, чтобы не поцеловать тебя, – сказал он, – потому что так долго мечтал об этом.

Затем он вновь принялся целовать ее, все настойчивее, все сильнее и вместе с тем по-прежнему нежно.

Он почувствовал, что, хотя Анна еще не вполне проснулась, ее тело инстинктивно прильнуло к его телу. Герцог обхватил Анну руками, крепче прижал к себе, не прерывая поцелуй.

Герцог подумал о том, что еще никогда за всю свою жизнь не переживал такого странного восторженного чувства, целуя женщину.

Хотя он был физически возбужден, в его чувстве было нечто духовное, чего он тоже никогда прежде не ощущал.

Он хотел Анну как женщину, но вместе с тем чувствовал какое-то благоговение. Ему хотелось не только физически любить ее, но и защищать от всего злого и опасного, что может повстречаться в ее жизни, от всех невзгод и печалей.

Ему сложно было описать эти ощущения словами, но он чувствовал, что держит в руках сокровище и готов до последней капли крови хранить его от всего, что способно потревожить Анну в том мире, куда он привел ее.

Целуя ее, герцог призвал на помощь все оставшееся благоразумие, чтобы не забыть о том, что в постель вместе с ним Анна легла, совершенно не думая о том, чтобы заняться с ним любовью, а просто потому, что здесь не было другого места для сна.

Он знал, что, не имея никакого представления о том, что может чувствовать к женщине мужчина и к мужчине женщина, для нее было совершенно естественным лечь рядом с ним, и это нисколько не смущало ее.

Это и была та чистота, о которой он мечтал, – чистота не только тела, но и помыслов.

Затем герцог приподнял голову, посмотрел на Анну сверху вниз и увидел, что ее глаза широко раскрыты.

– Я не знала, что поцелуи могут быть… такими, – прошептала она.

– Какими? – спросил герцог низким, слегка дрожащим от возбуждения голосом.

– Такое чувство, будто я… в раю.

– Я люблю тебя, Анна! – выдохнул герцог. – Я удерживался от того, чтобы сказать тебе это, потому что ждал, что ты тоже сможешь полюбить меня, но сейчас, когда ты рядом, так близко, я не могу не целовать тебя. И не могу более молчать о своих чувствах.

И с ноткой беспокойства в голосе добавил:

– Ты говорила мне, что не любишь, когда к тебе притрагиваются, но, дорогая моя, мне очень сложно устоять перед искушением.

Анна улыбнулась, и герцогу показалось, что хижину осветил солнечный лучик.

– Мне нравится, когда ты трогаешь меня, – просто сказала Анна. – И я хочу, чтобы ты снова поцеловал меня.

Герцог еще сильнее обнял Анну.

Затем, когда их губы уже почти соприкоснулись, спросил:

– Скажи, моя драгоценная, что ты чувствуешь ко мне. Я терпеливо ожидал, и это ожидание было таким трудным, что и словами не описать. Ждал минуты, когда смогу попросить тебя, чтобы ты любила меня как мужчину.

– Я не знаю, что должны чувствовать люди, когда они влюблены, – ответила Анна. – Но каждый день, проведенный с тобой, казался мне прожитым на небесах, и каждую ночь – хотя я и не признавалась в этом – ты появлялся в моих снах.

– Почему ты мне этого не говорила?

– Потому что не знала, любишь ли ты меня, и думала, что, поскольку у тебя сердечная рана, нанесенная какой-то женщиной, тебе трудно полюбить кого-то еще.

– Я люблю тебя! – сказал герцог. – Я люблю тебя так, как никогда никого не любил, но я был глуп и не знал, что где-то в мире есть ты – женщина, без которой мне не жить.

– Ты правда считаешь меня… не такой, как все?

– Совершенно не такой. Ты настолько другая, что мне не хватит всей жизни, чтобы показать тебе, как счастливы мы будем вместе и как ты не похожа ни на одну другую женщину.

Он с нежностью убрал непослушный локон с ее щеки.

– До этого я был твоим учителем. Теперь я готов стать твоим учеником, и ты будешь учить меня любви, которую чувствуешь ко мне – ведь ты сказала, что это что-то неземное.

Он не стал дожидаться ее ответа. Прижал губы к ее губам и целовал до тех пор, пока тело Анны не охватила дрожь, пока ему не удалось разжечь в ней тот же огонь, который пылал в нем.

Но хотя сердце герцога бешено колотилось, хотя его тело охватил огонь страсти, он помнил про обещание, которое дал сестре. Герцог никогда не нарушал данного им слова.

Он поднял голову, и в это время одно из бревен в камине прогорело и сломалось.

Огонь стал ярче, и теперь герцог отчетливо видел перед собой лицо Анны.

Он заметил в ее глазах выражение, которое давно мечтал увидеть, и понял, что наконец-то, после ожидания, которое показалось ему вечностью, Анна пробуждается для любви.

Она приоткрыла свои губы, ее дыхание стало прерывистым, грудь часто вздымалась под тонкой хлопчатобумажной рубашкой.

Очень осторожно, чтобы не напугать Анну, герцог стащил рубашку с одного ее плеча и принялся целовать ее шею, а затем зарылся лицом в ее обнаженную мягкую грудь.

Он понимал, что Анна испытывает сейчас чувства, о существовании которых она никогда и не подозревала, а когда вновь поднял голову и посмотрел в лицо Анне, она выдохнула:

– Любовь – это восхитительно. Почему никто никогда не говорил мне об этом?

– Что ты чувствуешь? – спросил ее герцог.

– Чувство такое, словно мое сердце охвачено огнем, но это прекрасно, – ответила она. – И легкие волны пробегают по моему телу. От их движения мне становится беспокойно, но… так волнующе.

– Чего тебе сейчас хочется больше всего на свете? – спросил герцог.

– Мне хочется, чтобы ты целовал меня, и я хочу быть очень-очень близко к тебе, все ближе и ближе. Хочу, как сказал епископ, чтобы мы, как муж и жена, стали единой плотью.