— Для этого я тебя и держу, — все больше раздражаясь, процедил Николай Николаевич. — Все, разговор окончен. Прошу покинуть мой кабинет. И пригласи ко мне Машу.

Ася спешно сорвалась с горячего кресла и понеслась к выходу. Колючий ком, образовавшийся где-то в груди, поднимался все выше и выше. Сдерживать слезы она больше не могли. Но ей так не хотелось, чтобы директор стал свидетелем ее слабости.

— Тебя вызывают, — сухо бросила она секретарше, проносясь мимо нее.

Маша удивленно посмотрела ей вслед, удивленно хмыкнула и легко впорхнула в знакомый кабинет, громко, по-хозяйски хлопнув дверью.

— Завтра же уволюсь, — вслух сказала Ася, услышав этот оглушивший ее звук. — Нельзя жить и работать в окружении таких подлецов и негодяев.

Но на следующий день заявления Ася не написала, потому что был выходной. А к понедельнику немного отошла, успокоилась и вновь покорно уселась на свое привычное место. До Николая она так и не дозвонилась. Подумала, что любовь окончательно завладела его сознанием и работа отошла для него на пятый, а то и на десятый план. Что ж, это его выбор.

* * *

Море билось о берега, тихо, почти бесшумно всхлипывало и шипело пеной. Он смотрел в небо и мягко качался на волнах. Кажется, он лежал на надувном матрасе. Наверное, наконец, получилось вырваться в Турцию! Ведь в бесконечной череде рабочих будней он только об этом и мечтал. Осторожно, лениво он поднял вверх руку, попытался сжать густой знойный воздух, окутавший его. Но почему-то у него ничего не получилось. Легкий, прозрачный воздух просачивался сквозь пальцы и уходил в никуда. Странно, подумал он, а когда-то у меня это получилось. Что же изменилось с тех пор? И почему нет того одуряющего, почти невыносимого чувства счастья, которое он испытывал в последнее время? Чего то не хватает для того, чтобы эта безмятежная картина стала полной. Чего-то или кого-то… Рябинушка!!! Где же она! Почему она не качается на волнах вместе с ним?! Страшное предчувствие сковало его грудь, перехватило дыхание, он забился в истерике, сорвался с теплого матраса и упал в ледяную воду. Лед сковал его легкие, он закричал и открыл глаза.

— Коленька, родной, ты меня слышишь? — сквозь туман увидел он осунувшееся, заплаканное лицо Анастасии Викторовны и слабо кивнул в ответ. Он хотел спросить у нее, где Рябинушка, но так и не смог разлепить окоченевших губ. Такое чувство, что ему залили рот супер мощным клеем.

— Слава Богу, — облегченно прошептала женщина и заплакала. Слезы текли по ее усталому лицу и капали ему на грудь. Оказывается, слезы очень тяжелые, пронеслась в его голове быстрая мысль. Интересно, почему? Это же просто вода, хоть и соленая.

Анастасия Викторовна положила голову ему на плечо, и тут он увидел за ее спиной сгорбившуюся, худую фигуру отца. Он смотрела на него испуганно, можно сказать затравленно, что-то беззвучно говоря, будто читал молитву. В голове у Николая что-то забилось, больно ударяясь о правый висок. Удары были невыносимо болезненными, и он застонал. Услышав эти страдальческие стенания, мужчина как-то съежился, сник, лицо его исказила дикая мука. Резко развернувшись на пятках, он вышел из палаты.

— Павел Петрович, пригласите, пожалуйста, врача! — крикнула ему вслед Анастасия Викторовна и, подняв на Николая заплаканные глаза, прошептала: — Главное, что ты жив, мой милый, родной мальчик. Главное, что ты жив.

— Выйдите из палаты, — раздался сзади строгий мужской голос.

Анастасия Викторовна послушно поднялась на ноги, бросила на Николая быстрый, напряженный взгляд и суетливо вышла из палаты.

— Николай, вы можете говорить? — нащупывая на руке больного пульс, деловито осведомился доктор. В больших серых глазах промелькнуло понимание, и он ответил сам себе. — Не можете. Но вы меня слышите? Если слышите, то как-нибудь дайте об этом знать. Только не делайте резких движений. Это может вызвать у вас резкие боли.

Николай слабо шевельнул мизинцем, и вновь острая игла воткнулась ему в висок.

— Это хорошо, — благодарно кивнул ему врач. — Сейчас, вам главное не волноваться. Наверняка, вам интересно, что с вами произошло. Вкратце расскажу. Вы попали в автомобильную катастрофу. То, что вам удалось выжить после таких травм — само по себе чудо. Считайте, что вы родились во второй раз. Когда вас доставили в больницу, на вас не было ни одного живого места. И лицо, и тело представляли собой одно сплошное кровавое месиво. Насколько я понял, в ваш автомобиль врезалась фура. Удар была такой силы, что вас выкинуло на дорогу через лобовое стекло. Автомобиль продолжал свое движение и проехал прямо по вам.

Почти полгода мы собирали вас по косточкам. Наконец, собрали. Сколько вам пришлось пережить операций — одному богу известно. Повторю, вы — счастливец. Ни головной мозг, ни позвоночник почти не пострадали. Вы сможете и ходить, и адекватно мыслить. Но это будет чуть позже. Пока вам нужно отдыхать и набираться сил. И мы вам в этом поможем. За прошедшие полгода вы стали для нас почти родным. Теперь я вас покину. Ненадолго. Сейчас отдам медсестрам ряд распоряжений на вас счет и снова вернусь.

Ободряюще улыбнувшись Николаю, врач поднялся со стула и вышел в больничный коридор.

Значит, прошло полгода — из всего рассказа Николай вычленил лишь одну эту мысль, и именно она сейчас распирала его мозг, пыталась вырваться наружу тысячей вопросов. Рябинушка должна была родить почти месяц назад. Может быть, она до сих пор в больнице? А как же ребенок? Ведь ведьма предупреждала их, что девочка появиться на свет без души! Конечно, скорее всего, старая колдунья наврала. Скорее всего… Тогда где же они? Где его Рябинушка и малышка? Что с ними?

Боль в голове стала почти невыносимой. Казалось, что сейчас его мозг разорвет на части. Он вновь попытался застонать, но даже на это не было сил.

В палату зашла молодая девушка в белом халате. Николай перевел на нее измученные воспаленные глаза. Девушка строго посмотрела на него и взяла в руки шприц. Николай почувствовал, как острая холодная игла проникает в его вену. Горячая жидкость ворвалась в его кровь. И вместе с ней в его организм пришли покой и умиротворение. Боль отступала, веки наливались тяжестью, сознание обволакивала сладкая дрема. Он благодарно улыбнулся своей спасительнице и вновь провалился в небытие.

На этот раз он лежал на лесной поляне. Вокруг было много одуванчиков. Иногда они белыми парашютиками взмывали в небо и оседали на его лицо. Ему било щекотно и в то же время приятно. Он радостно улыбался им и, кажется, они ему тоже улыбались. Очередная пушинка попала ему прямо в ноздрю. Он звонко чихнул, освобождая свои дыхательные пути, и открыл глаза. Ни душистой поляны, ни невесомых парашютиков вокруг не оказалось. Над ним — темный больничный потолок, под ним — раскаленный от жара собственного тела матрас. Узкая полоска света проникала в палату сквозь приоткрытую дверь. В углу он увидел чей-то темный силуэт, скрюченный на стуле. Там сидел человек и, судя по равномерному дыханию, доносившемуся оттуда, он крепко спал.

— Рябинушка, — еле слышно позвал он. Человек в углу даже не пошевелился. Тогда Николай собрал все свои силы, до боли напряг голосовые связки и чужим надрывным голосом повторил. — Рябинушка!

Темный силуэт резко покачнулся, едва не завалившись на правый бок, и вскочил на ноги прямо в полосу света. Это был мужчина. И Николай уже понял, кто именно и слегка отвернул голову к стене.

— Николяша, это я, твой папа, — шепот раздался совсем рядом. Николай даже вздрогнул от неожиданности и повернулся. — Анастасия Викторовна сообщила мне, что с тобой произошла беда, и я сразу приехал. Мой номер телефона был вычеркнут из твоего справочника. Она еле разобрала цифры. И я ей безумно за это благодарен.

На этих словах его голос оборвался. Мужчина горько всхлипнул и затих.

— Теперь ты ждешь от меня благодарности? — сдавленно прошептал Николай и с ненавистью посмотрел на него.

— Мне ничего не нужно, — отступил от него силуэт. Николай даже в темноте увидел, как он ссутулился и сник, кажется, став вдвое меньше ростом. — Я просто хотел тебя увидеть. Хотел знать, что с тобой все будет хорошо. Ты ведь мой единственный родной человек.

— В таком случае у тебя нет ни одного родного человека, — стиснув кулаки, хрипло сообщил Николай. — Уходи! Мне невыносимо видеть убийцу моей матери.

— Убийцу, — прошелестело из темноты. — Как же ты несправедлив ко мне, сынок.

— Не смей называть меня сынком! — хрипло прокричал Николай и закашлялся.

— Тебе нельзя напрягать голосовые связки, — забеспокоился мужчина. — Если не хочешь, чтобы я называл тебя сыном — не буду. Только выслушай меня. И постарайся понять. Обещаю, больше я тебя не побеспокою.

Николай молча кивнул. Говорить действительно было очень больно. Слова щекотали его горло, выворачивали его наизнанку и все время пытались застрять в горле, перекрывая тем самым дыхание.

— Тогда мне было двадцать пять лет, — пододвигая к себе стул, начал он. — Я был начинающим физиком и меня отправили в длительную командировку в Санкт-Петербург. Там проходила международная конференция. Вечером мы с коллегами решили прогуляться по городу. Нас было трое — все молодые, талантливые, влюбленные в жизнь.

Мы шли по набережной Невы. Впереди прогуливались две молоденькие девушки, одна краше другой. В нашем Абакане таких никогда не было. Особенно хороша была одна: хрупкая, светловолосая, в белом коротеньком платьице на тоненьких бретельках. Она будто не шла, а летела над серой мостовой. Мы, как завороженные, наблюдали за ней.

— Эх, была не была! — вдруг махнул рукой Вадим и направился напрямую к этой сказочной паре.

Девушки удивленно, как-то высокомерно, посмотрели на него, но познакомиться все же согласились. Тут и мы с товарищем подоспели. Сначала беседа не клеилась, чувствовалось некое напряжение. Но постепенно оно спало. И мы продолжили прогулку впятером.

Скажу честно, я вел себя, как дурак. Говорил всякие глупости, пытался шутить, но никто не понимал моего юмора. Я, то краснел, то бледнел и не мог оторвать глаз от одной из наших прекрасных спутниц, от Александры — так она нам представилась. Она это прекрасно видела и откровенно смеялась надо мной. Ей явно понравился Вадим, который в тот вечер заливался соловьем и ни на шаг не отступал от Александры. Потом он пошел ее провожать, а мы с другим нашим товарищем, довели до дома вторую девушку.

В ту ночь я долго не мог заснуть. Нежный образ Александры никак не уходил из моего воображения. Такое было со мной впервые. Кровь буквально кипела в жилах. В голове билась только одна мысль — она должна стать моей!

На следующий день я спросил у Вадима, как прошла их прогулка. Голос мой предательски дрожал и он сразу понял, что со мной происходит. Вадим обидно усмехнулся и сказал:

— Эта юная актрисулька влюбилась в меня, как мартовская кошка. Сегодня вечером мы идем в кино, и я уверен, что после этого у нас с ней все получится. Не зря говорят, что все актрисы — продажные.

Я не сдержался и ударил его кулаком по лицу. Кровь хлынула у Вадима из носа. Но он не стал отвечать мне тем же. Он злобно сощурился и выплюнул мне в лицо:

— Ты об этом еще пожалеешь.

И я пожалел, Николяша. Ох, как я пожалел!

В тот вечер у них действительно все получилось. Вадим пришел в гостиницу только под утро и сразу рухнул на кровать. А на следующий день подошел ко мне после круглого стола и надменно сообщил:

— Я получил от нее все, что хотел. Теперь могу отдать ее тебе. Пользуйся. Кажется, эта девушка не кому не отказывает.

Бить его я больше не стал. Зачем? Ведь он был прав.

Прошел ровно месяц. Нам пора было разъезжаться по домам. В последний вечер мы вновь решили прогуляться. Вышли из гостиницы и увидели ее. Александра сидела на лавочке напротив входа. Я узнал ее сразу, хотя и видел ее всего один раз. Да и она сильно изменилась за прошедшие тридцать дней, осунулась, побледнела, похудела. Острые плечики судорожно вздрагивали — кажется, она плакала.

Вадим сделал вид, что не узнал ее и прошел мимо. Александра бросилась вслед за ним. Она умоляла его выслушать ее. Несколько раз даже порывалась встать перед ним на колени. Не боясь испачкать своего белоснежного платья, не опасаясь поранить нежные колени. Наконец, Вадим снизошел. Он сказал, что скоро догонит нас и остался с ней.

Не торопясь, мы пошли вдоль набережной и через полчаса дождались его. Вадим выглядел растерянным и каким-то испуганным. Подбородок дрожал, а по лицу то и дело проходили нервные судороги.

— Вот я влип, — бесконечно повторял он одну фразу. — Хорошо, что мы завтра уезжаем.

Я начал расспрашивать его и с ужасом узнал, что Александра беременна. Говорить родителям она, конечно, боится и угрожает Вадиму, что, если он не возьмет ее с собой, то она покончит с собой.