Альберто Альварес - Тайна Дикой Розы

Удивительным образом иногда переплетаются судьбы людей. Две семьи могут много лет жить на одной улице и не догадываться о том, что когда-нибудь в будущем они породнятся, что сын одних родителей и дочь других станут мужем и женой. Время меняет все — бывшие враги становятся друзьями, а те, кто в молодости считал себя приятелями или деловыми партнерами, в зрелом возрасте могут стать заклятыми врагами.

Никто не знает, как повернется жизнь и что ждет нас за следующим поворотом. Так происходит везде — и в небольших поселках, и в гигантских городах, на юге и на севере, в Старом и Новом Свете. Таков закон жизни человеческой.

В юго-западной части континента, который пятьсот лет назад открыл отважный Христофор Колумб, лежит наша родина — Мексика, удивительнейшая страна, наследница древнейших цивилизаций толтеков, ацтеков и майя. Она простирается от Атлантического океана на западе до Тихого на востоке. Величава и прекрасна ее природа. Куда бы ни попали мы — в дубовые и сосновые рощи высокогорного плато, в пустыни Нижней Калифорнии или в тропические дебри полуострова Юкатан, мы не перестаем любоваться ее неповторимостью и разнообразием.

Так же неповторимы и люди нашей страны. Вот крестьяне в широкополых сомбреро трудолюбиво мотыжат землю на маисовых полях: до сих пор маисовая каша самое главное блюдо на столе крестьянина. Многие европейцы и не подозревают, что кукурузой и картофелем, помидорами и шоколадом они обязаны коренным жителям Нового Света.

Мексиканцы умеют не только работать, но и веселиться. Лишь заканчивается работа на полях, как в пуэбло раздаются звуки гитары. Знамениты наши корридос, лирические песни, по всему свету славятся мексиканские струнные ансамбли.

Сердце нашей страны, Мехико, — сейчас самый большой город на всей планете.

Этот кипучий, шумный мегаполис вырос на развалинах Теночтитлана — столицы ацтеков. Мехико— самая древняя из всех столиц Западного полушария. И по сей день современные здания соседствуют здесь с древними ацтекскими пирамидами, небоскребы устремились ввысь рядом с дворцами первых испанских завоевателей и храмами в колониальном стиле.

Трудно найти во всей Америке другой город, который хотя бы немного походил на Мехико, где было бы так много прекрасных архитектурных памятников, величественных соборов, широких площадей и просторных улиц. Европейца здесь прежде всего поражают размах, простор. Даже столики в кафе у нас стоят просторнее, и мексиканцу все в Европе кажется узким, скученным, тесным.

Мы, мексиканцы, любим свою столицу, несмотря на частые землетрясения, на пылевые бури, на те неудобства, которые неизбежно рождает жизнь в одном из крупнейших городов мира.

Чужестранцам, европейцам и американцам с севера, многое кажется чуждым в нашей жизни, в мексиканском национальном характере. Хладнокровные, флегматичные, они не могут понять мексиканцев и мексиканок, в жилах которых течет горячая кровь испанцев, смешавшаяся с кровью гордых и непреклонных индейцев.

Многое у нас делается вдруг, внезапно, неожиданно для самих себя. Но мы действительно способны любить и ненавидеть, презирать и предаваться отчаянию. А ведь из этого и складывается жизнь. Отнимите у нас тревоги, любовь, радость, страдания — и от жизни ничего не останется.

...Это произошло много лет назад. В центре Мехико в самом фешенебельном из его кварталов, стоят и поныне два неординарных особняка. И вот о семьях, которые живут в них, и пойдет наш рассказ.

Особняк, окруженный большим садом с лужайкой и бассейном, — дом сеньора Леонардо Линареса. Понаблюдаем за ним повнимательнее. Вот сам солидный дон Леонардо по утрам он выходит из дома и садится в дорогой лимузин, который к этому времени уже дожидается его. Он едет по делам. Из окон на него смотрят две девочки в одинаковых платьицах - это Кандида и Дульсина, дочери дона Леонардо. Они погодки, но кажутся ровесницами, тем более что старшая — Кандида — силой характера явно уступает младшей сестре.

В саду трудится садовник — немолодой, но еще крепкий. Это дон Себастьян. Его все в округе любят за добрый характер и готовность всегда прийти на помощь другому. Вот в дверях дома появилась молодая девушка в белом переднике — служанка Селия. Линаресы наняли ее совсем недавно, и она еще не подозревает, что проведет в этом доме всю свою жизнь.

Кандида и Дульсина выбегают на лужайку. В окне появляется их мать, строгая, даже жесткая сеньора. Глядя на девочек, она тяжело вздыхает, как будто предвидит их очень непростые судьбы.

Но это произойдет только в будущем, а сейчас сестры весело носятся друг за другом по лужайке, а потом смотрят, как дон Себастьян ловко орудует секатором.

А вот другой дом. Он более мрачный, чем дом Линаресов. Его не оживляет даже портал в колониальном стиле, напротив, он придает всему зданию какую-то чрезмерную чопорность.

Здесь почти не слышно детского смеха, хотя тут тоже живет девушка - Паулетта Монтеро де ла Рива. Возможно, она не бегает и не смеется, потому что старше сестер Линарес. А может быть, дело не в этом - слишком уж строгие нравы царят в семье Монтеро. Паулетта иногда выходит в сад с книжкой. На улице же она никогда «вши является одна - повсюду ее сопровождает мать, важная донья Росаура, или няня Эдувигес.

В этом доме все как будто замерло. Проходят годы, а ничто не меняется — все так же дон Карлос, отец Паулетты, уезжает по утрам в контору, все так же одиноко сидит у окна его дочь. Иногда она что-то записывает в толстую тетрадь, наверно, ведет дневник. Интересно, что же пишет эта одинокая грустная девушка?

Записи из дневника Паулетты Монтеро де ла Рива:

«Сегодня опять дождь. Он льет уже две недели. В такие дни совсем не хочется выходить из дома. Я опять сижу у окна и думаю о своей маленькой Розите. Что с ней? Где она сейчас? Кажется, что прошла уже целая вечность с тех пор, как я видела ее крошечное личико в последний раз. Все время пытаюсь представить себе, какая она сейчас... Но не могу — становится невыносимо больно, что-то подкатывает к груди, какая-то тяжесть. Душат слезы».

«Опять думаю, какой бы она была сейчас, моя девочка, моя Розита. Что было бы с нами, со мной, с мамой, с папой, если бы удалось избежать этого кошмара? Боже мой, сколько мне пришлось испытать! Почему Господь избрал именно меня для таких страданий?»

Паулетта оторвала взгляд от своего дневника и снова посмотрела в окно. Она больше не могла писать, рука не повиновалась, в голове все путалось, из глаз хлынули слезы...

А за окном продолжался дождь. Казалось, что он лил всегда и будет лить еще целую вечность, и не только в Мехико, а по всей земле. И не видно ему конца, как не видно конца страданиям сеньориты Паулетты Монтеро де ла Рива, жестоко оскорбленной и униженной своими родителями.

Смеркалось. Неожиданно раздался раскат грома. Он был похож на выстрел. Паулетта вздрогнула и вспомнила тот страшный день, когда отдала дочь Томасе...

— Милая сеньорита, куда же я с младенцем в такой-то дождь? Ведь льет как из ведра! Как бы ребеночка не застудить... 

— Беги, Томаса! Бери Розу и беги с ней! В твоих руках жизнь моей крошки Розиты, береги ее! Но никогда не показывайся с ней в этом страшном доме. Теперь я знаю - эти люди и впрямь способны на все. Даже на преступление!

Паулетта наскоро завернула младенца в одеяльце и передала в руки прачке, доброй и сердечной Томасе, которая обслуживала семейство Монтеро уже едва ли не десять лет.

— Но, сеньорита!

— Спрячь ее в своей корзине, — продолжала Паулетта, — и умоляю — быстрее! Они способны на все! Беги же, беги!

— Но как же... — нерешительно произнесла Томаса, укладывая крошечный комочек в ворох белья. Слезы лились по щекам доброй женщины. — Куда же я с ней? У меня ведь и не дом, а просто лачуга.

— Не важно! — воскликнула Паулетта.

— А как же вы сами без маленькой Розиты? Она ведь ваша дочка!

— Ради жизни моей Розиты беги, слышишь?! Они убили Педро Луиса и не остановятся, даже если перед ними окажется моя крошка. Спрячь ее, сбереги. Что будет потом — не знаю. Но Бог меня не оставит, он видит мои страдания...

— Бедная моя сеньорита... Да благословит вас Господь, да защитит Дева Гвадалупе! — Обливаясь слезами, Томаса тяжело опустилась на стул.

— Беги же, Томаса. Вот сюда, через эту дверь. Пройдешь садом, минуешь парк, а там тебя уже никто не настигнет.

— Клянусь вам, дорогая госпожа, я сберегу нашу дорогую девочку. Я сберегу ее, обещаю...

Паулетта спустилась вместе с Томасой по черной лестнице и выпустила ее в дождь. Прачка укрыла корзину с драгоценной ношей своим платком и быстро зашагала по садовой дорожке в сторону парка. Еще минута — и она исчезла из виду. Паулетта долго стояла и пристально смотрела вслед.

Она не чувствовала, что промокла до нитки. Слезы текли по ее красивому лицу, перемешиваясь с дождевыми каплями. Так не хотелось верить в то, что она больше никогда не увидит свою Розу! Вспыхнула молния, пронзительно ударил раскат грома, и Паулетту вдруг со всей очевидностью пронзила мысль, что теперь она обречена на долгие и долгие годы страданий, тоски и одиночества.

Она снова вернулась к действительности. «Завтра уже мой двадцать второй день рождения, — думала Паулетта. — Как я, бывало, ждала его, как готовилась, когда была маленькой девочкой! Во сне мне снились сказочные подарки, которые принесут друзья и гости папы и мамы, море цветов, сладостей... Мне так нравилось, когда незнакомые взрослые сеньоры и их жены называли меня «маленькой принцессой». Я всегда загадывала, что в этот день будет хорошая погода и обязательно будет светить солнце, чтобы утром меня разбудил первый солнечный луч. Я вскакивала и находила рядом с кроваткой волшебные подарки от папы с мамой. Они ведь знали, как я люблю их сюрпризы»

Подбородок Паулетты дрогнул. Она вспомнила, какими далекими теперь стали для нее родители. Она просидела еще несколько минут, стараясь не расплакаться, а затем с силой захлопнула дневник. Она не могла больше писать.

За окном все так же лил дождь.

Паулетта поразилась странной мысли, что сегодня ей уже все равно, светит ли на улице солнце или идет дождь. Ей безразлично, какая погода будет в ее двадцать второй день рождения.

Неожиданно в дверь постучали. Паулетта вздрогнула и обернулась — на пороге стояла ее мать, донья Росаура, строгая, элегантно одетая женщина средних лет со следами былой красоты на худощавом, еще не старом лице.

— Ты снова за свое? Опять плачешь? — мать казалась раздраженной. — Ничего не понимаю. Паулетта опустила голову.

— Время, кажется, не пошло тебе на пользу, — донья Росаура подошла к дочери ближе. — Не забудь, завтра званый вечер, — сказала она уже мягче. — А ты, именинница, будешь в центре внимания. Ты же так любила этот день, когда была маленькой!

Паулетта вспомнила, что когда-то уже слышала эти слова.

— Не забудь, завтра званый вечер, — сказала мама. — А ты, именинница, будешь в центре внимания. Ты же так любила этот день, когда была маленькой!

— Но, мамочка, многие девочки из нашего класса собираются сегодня на народное гулянье в парк Чапультепек. Там будут продавать цветные калавары из папье-маше. Будут выступать самые лучшие гитаристы.

— Это еще что?! — возмутилась донья Росаура.

— Только я одна сижу дома, — Паулетта вытерла заплаканные глаза.— А ведь завтра мне уже пятнадцать лет!

— Паулетта, — лицо матери стало строгим, а в голосе зазвучали повелительные нотки.— Ты прекрасно знаешь, что это так называемое народное гулянье не что иное, как презренное собрание простолюдинов, черни. Все эти перья, маски, кривлянье... — донья Росаура поморщилась. — А эти полуодетые женщины! Ни одна порядочная дама никогда не позволит своей дочери оказаться на подобной вакханалии.

— Но, мама, — продолжала упрашивать Паулетта, — все девочки из нашего класса туда пойдут. Даже Амалия. Ее отпустили под присмотром их шофера Роберто.

— Вот как? — донья Росаура недоуменно подняла брови. — Это она сама тебе сказала?

— Конечно!

— Странно. Как сеньора Клаудиа могла такое допустить? Я удивляюсь ее беспечности. Значит, ты воображаешь, что я могу отпустить тебя с шофером?

— Но, мамочка, Сильвия говорит, что там раздают бумажные цветы, по канатам ходят клоуны. А какие песни поют ансамбли гитаристов!