Нет, это было невозможно в теперешнем его положении. Пока он получал жалованье от конторы «Дунбар, Дунбар и Балдерби», он чувствовал себя некоторым образом обязанным Генри Дунбару. Он не мог служить человеку и вместе с тем стараться обличить его в самом ужасном из преступлений. Нет, это невозможно. Клемент Остин, прежде чем стать сыщиком, должен был покинуть контору на улице Св. Гундольфа. Таким образом, не прошло и недели после посещения банка Генри Дунбаром, как он заявил формально мистеру Балдерби о намерении покинуть контору. Если б молния ударила в его письменный стол, то мистер Балдерби не был бы так удивлен, как этой просьбой об отставке.

Много было причин молодому человеку оставаться в конторе «Дунбар, Дунбар и Балдерби». Его отец служил тридцать лет в этой конторе, был любимцем стариков Дунбаров и даже умер у них на службе. Клемент еще мальчиком был определен на место отца и пользовался всегда особым вниманием Персиваля. Кроме того, он имел надежду, и очень основательную, сделаться вскоре младшим товарищем фирмы, что, конечно, было бы первым шагом на пути к богатству.

Мистер Балдерби долго сидел, молча устремив глаза на прошение, которое ему подал Остин.

— Что вы хотите этим сказать, Клемент? — воскликнул он наконец.

— То, что написано в бумаге, сэр. Обстоятельства, совершенно от меня независящие, заставляют меня покинуть контору.

— Вы у нас с кем-нибудь поссорились? Или вам что-то здесь не по нутру?

— Нет, мистер Балдерби, мне здесь очень хорошо.

Балдерби откинулся на спинку своего кресла и устремил на кассира проницательной взгляд, словно стараясь подметить в его лице признаки сумасшествия.

— Вам здесь хорошо, — сказал он, — и все же… О! Я понимаю. Вы нашли более выгодное место, и потому бросаете нас из личных выгод, хотя я, право, не знаю, где вы найдете место лучше нашего, — прибавил он задумчиво.

— Вы оскорбляете меня, сэр, думая, что я оставляю вас из личных выгод, — ответил спокойно Клемент. — Я не нашел себе другого места и даже ничего не имею в виду.

— Как? — воскликнул Балдерби. — Вы не имеете ничего в виду и бросаете место, которому позавидовали бы сотни людей! Я не большой охотник до загадок, мистер Остин, и потому не будете ли вы так добры объяснить мне откровенно, зачем вы бросаете нашу контору?

— К моему большому сожалению, я не могу этого сделать, — ответил молодой человек, — но, поверьте, причина, заставляющая меня оставить эту контору, которую я считаю своим вторым домом, причина немаловажная. Я долго обдумывал этот шаг, прежде чем на него решиться, и вполне сознаю, чем жертвую в этом случае. Но причина моей отставки должна оставаться тайной, по крайней мере, в настоящую минуту. Если когда-нибудь настанет день, в который я буду в состоянии открыть вам эту причину, то я уверен, вы протянете мне руку и скажете: «Клемент, вы исполнили свой долг».

— Клемент, — сказал мистер Балдерби, — вы отличный малый, но у вас в голове засела какая-то глупая фантазия, иначе вы никогда бы не написали этого прошения. Уж не женитесь ли вы? Уж не это ли причина вашей отставки? Не подцепили ли вы какой-нибудь богатой наследницы и намерены прозябать в золотой неволе?

— Нет, сэр. Я, действительно, надеюсь жениться, но на бедной девушке, и потому мне необходимо всю жизнь работать и трудиться.

— В таком случае, мой милый друг, это самая непонятная загадка, — ответил мистер Балдерби. — А я уже заметил, что не умею их отгадывать. Знаете, что я вам посоветую; ступайте домой, выспитесь хорошенько и завтра утром велите мне бросить это прошение в огонь — это самое умное, что вы можете сделать. Доброй ночи.

Но, несмотря на все увещевания мистера Балдерби, Остин не изменил своего решения. По правилам конторы никто из служащих в ней не мог покинуть ее раньше чем через месяц после подачи прошения об отставке. Таким образом, Остин работал как вол с утра и до ночи, переписывая счета, подводя итоги и вообще приводя в порядок все дела в кассе. Он сказал Маргарите о своем намерении, но не объяснил ей, как велика жертва, которую он приносил ради своей любви к ней. Она одна знала настоящую причину его поступка, ибо своей матери Клемент сказал немного больше, чем мистеру Балдерби.

— Я скажу вам причины, побудившие меня оставить контору, когда-нибудь после, а теперь, право, не могу, — сказал он. — Умоляю вас, не беспокойтесь и верьте, что все к лучшему.

— Я верю, мой милый, — ответила его мать. — Когда же было видано, чтобы ты ошибался или делал что-нибудь глупое?

Добрая старушка боготворила своего единственного сына и так слепо верила в него, что, если бы он вдруг выгнал ее на улицу и заставил просить милостыню, и тогда она не сомневалась бы, что под этим низким поступком скрывалась какая-нибудь добрая, разумная цель. Потому она не выразила ни малейшего сопротивления намерению сына покинуть контору «Дунбар, Дунбар и Балдерби».

— Мы, вероятно, будем беднее, Клем, — сказала миссис Остин, — но что за важность — твой покойный отец оставил мне довольно для того, чтобы прокормить себя и сына. Главное же, ты теперь будешь больше бывать дома, а это — самое большое счастье для меня.

Но Клемент объяснил, что он будет занят большим делом, которое займет много времени и заставит его съездить вскоре в Шорнклиф.

— Это городок, в котором ты учился, Клем?

— Да, мама.

— И там по соседству имение мистера Персиваля, а теперь Генри Дунбара?

— Да, мама, — ответил Клемент. — Дело, которое я взял на себя, очень трудное, и мне нужна помощь стряпчего. Мой старый товарищ Артур Ловель, отличный малый, занимает место стряпчего в Шорнклифе вместе со своим отцом, который имеет большой вес во всем графстве. Я поеду в Шорнклиф, чтобы посоветоваться с ним, и если бы вы для развлечения поехали со мной и взяли еще Маргариту, то мы весело провели бы время в милом старом трактире «Олень», в котором вы, бывало, кормили меня такими вкусными обедами.

Миссис Остин сладко улыбнулась при этом воспоминании о дорогом для нее детстве Клемента. Матери, которые имеют одного только ребенка, никогда ему ни в чем не отказывают, и миссис Остин охотно согласилась бы ехать с Клементом всюду, куда бы он ни предложил, хотя бы на Луну. Она, однако, невольно вздрогнула, переведя взгляд от уютного камелька к серым, снеговым тучам, покрывавшим небо.

— Начало января, конечно, не очень приятное время для путешествия, — сказала она, — но мне без тебя было бы здесь слишком скучно, а Маргарите, конечно, полезно подышать свежим воздухом. Ты видишь, я должна согласиться. Но будь умным мальчиком и скажи мне, какое это ты затеваешь дело.

К несчастью, умный мальчик был обязан сказать матери, что это дело точно так же, как причина его отставки, должно остаться тайной, по крайней мере, на некоторое время.

— Потерпите, милая мама, — сказал он, — и вы все узнаете. Поверьте, что это вовсе невеселое дело, — прибавил он со вздохом.

— Надеюсь, оно не принесет тебе никакой неприятности? — спросила миссис Остин.

— Это дело не может быть приятно никому, кого оно касается, — ответил задумчиво молодой человек. — Это вообще очень горестное, несчастное дело, но я лично в нем не замешан. А когда все кончится, то вы скажете, что я исполнил свой долг. Не удивляйтесь так, милая мама, — прибавил Клемент. — Это должно остаться тайной на время. Подождите, и верьте мне.

— С радостью, милый мальчик, — ответила миссис Остин. — Я верю тебе от всей души, ибо знаю, какой ты добрый, хороший человек. Но я не люблю тайн, Клем. Я их боюсь.

Больше ничего не было сказано на эту тему и было решено, что миссис Остин и Маргарита приготовятся к отъезду к началу будущей недели, когда Клемент окончательно передаст свое место новому кассиру.

Маргарита нетерпеливо ждала этого времени, потому что тогда Клемент полностью посвятит себя роковой тайне.

— Вы поедете в Шорнклиф с моей матерью, — сказал Клемент Маргарите через несколько часов после разговора с миссис Остин. — Вы поедете как бы для развлечения; а очутившись там, мы уже устроим свидание с мистером Дунбаром. Он — пленник в Модслей-Аббэ со времени несчастного случая на железной дороге; но, по словам Балдерби, он не так болен, чтобы никого не принимать, потому я уверен, что мы сумеем устроить вам свидание с ним. Вы все еще держитесь своего старого плана? Вы все еще желаете видеть мистера Дунбара?

— Да, — ответила задумчиво Маргарита, — я хочу его видеть. Я хочу взглянуть прямо в лицо человеку, которого считаю убийцей своего отца. Я не знаю почему, но мысль эта не покидает меня с той самой минуты, как я услышала о смерти отца. Быть может, как вы говорите, было бы умнее терпеливо ждать и зорко следить за всеми действиями этого человека, не возбуждая его подозрений. Но я не могу быть умна, я не могу ждать. Я хочу его видеть. Я хочу посмотреть, взглянет ли он мне прямо в глаза.

— Да, вы увидите его. Часто инстинкт женщины гораздо более значит, чем вся мудрость мужчин. Вы увидите Генри Дунбара. Я знаю, мой старый товарищ Артур Ловель поможет мне от всей души. Я снова был в Скотланд-Ярде и рассказал полицейским сыщикам все, что случилось в конторе на улице Св. Гундольфа; но они только пожали плечами и объявили, что это, конечно, очень странно, но все же не является доказательством преступности банкира. Если кто-нибудь может нам помочь, то это, без сомнения, Артур Ловель, ибо он присутствовал при следствии и допросе свидетелей в Винчестере.

Если бы Маргарита и Клемент предприняли поездку в Варвикшир не с такой мрачной целью, то она доставила бы им, конечно, много удовольствия. И теперь, однако, для Маргариты путешествие в мягком вагоне первого класса, в обществе любимого человека имело прелесть новизны. До сих пор, когда ей случалось путешествовать, она ездила в вагонах третьего класса, в обществе грубых, а часто и пьяных людей.

Ее жизнь вообще была трудная, мрачная; неизгладимое пятно позора всегда тяготело над ней, и для нее было новостью спокойно смотреть на зеленые луга, роскошные нивы и отдаленные леса, освещаемые неясным светом зимнего солнца. Для нее было новостью чувствовать себя любимой людьми, которых никогда не тревожили воспоминания о прошлой, позорной, преступной жизни. Для нее было новостью слышать слова христианской любви и дышать одним воздухом с богобоязненными, добродетельными людьми.

Но там, где солнце светит, обыкновенно бывает и тень. Облаком, омрачавшим жизнь Маргариты, было то страшное дело, которое она должна была исполнить, прежде чем выйти замуж за любимого человека и быть счастливой.

Лондонский поезд пришел в Шорнклиф довольно рано, и Клемент Остин, наняв большую старомодную коляску, повез свою мать и Маргариту прямо в отель «Олень».

Это был удобный, старинный отель. Вы входили в него через большую, крытую галерею, в которую когда-то с шумом въезжали и выезжали почтовые кареты. Дом был большой, вместительный, с длинными коридорами и широкими лестницами. Комнаты были большие, высокие, с окнами до того блестящими и чисто вымытыми, что они невольно производили неприятное впечатление в зимний январский день: от них как бы несло холодом, и казалось, что будь они немного погрязнее, то в комнате было бы теплее, уютнее. Конечно, если был какой-нибудь недостаток в этом отеле, то именно чрезмерная чистота. Все блестело и светилось — от пестрого ситца, покрывавшего мебель, до медных щипцов и совка у камина. В спальнях постельное белье напоминало мыло, а медная посуда, которой в отеле было огромное количество, возбуждала запах кислоты.

Кухня «Оленя», по словам хозяина, была в самом блестящем положении, и не было того кушанья, которого бы не подали через пять минут после заказа, однако на деле оказывалось, что чего бы вы ни заказывали, вам подавали всегда один и тот же обед, состоявший из жареного цыпленка, куска вареной свинины, бараньих котлет и пудинга. Бывали иногда дни, когда на столе появлялась и рыба, но путешественники очень редко попадали на такие дни.

Остин провел мать и Маргариту в особую комнату с большим камином, в котором хозяин тщетно старался развести огонь, как бы не замечая, что решетка была совершенно мокрая. Клемент вступил с ним в переговоры насчет обеда и, конечно, кончилось тем, что сошлись на классическом цыпленке, бараньих котлетах и т. д.

— У меня теперь не такой хороший аппетит, как пятнадцать лет тому назад, — сказал Остин хозяину, — тогда мне ваши котлеты казались божественной едой, а эта милая комната земным раем. Помните, мистер Гильвуд, как меня здесь откармливала моя добрая мать, которая, право, нисколько не постарела за эти пятнадцать лет. Посмотрите на нее.

Через несколько минут Клемент прибавил:

— А знаете вы мистера Артура Ловеля?

— Как же, сэр; это — отличный молодой человек.